Максим Адамович Богданович
Новое в блогах
Стихи на русском языке (1909-1916)
Стихи Ипполита Богдановича
Познай Беларусь
Максим Богданович: биография и творчество поэта
В ветхих, выцветших страницах. Книги, много лет забытой,. Блеклый в ней найти цветок, —. Свежими в те дни цветами. Мыслей искренних и чувств. Он был одним из основателей белорусской литературы: Жилко считается основателем сонета, положил начало урабанистической поэзии и профессиональной литературной критике, был новатором в сфере перевода. Коротким был жизненный путь поэта, еще короче — творческий Но благодаря своей гениальной одаренности в таких узких временных рамках истории Максим Богданович смог осуществить свой великий творческий подвиг — стать одной из первых звезд на небосводе белорусской национальной поэзии, оказаться в центре литературно-общественного движения Беларуси начала ХХ в. Детей в семье Адама Егоровича и Марии Афанасьевны было четверо: Несмотря на то, что в семье Богдановичей разговаривали по-русски, уклад жизни, привычки, вкусы, образ мыслей в своей основе были белорусские. Здесь дети слышали белорусские сказки, песни, поговорки. Отец уделял много времени своим сыновьям и привил им любовь к литературе. В одном из писем к своему другу Максим писал: Тогда я показывал вам его библиотеку. В ней есть всё существенное, что появляется в литературе всего мира. Мы с детства проходили эту мировую школу… Разумеется, главное внимание обращалось на славянские литературы… ". Однако, по мнению самого Адама Егоровича, поэтический дар Максим унаследовал от матери, обладавшей, "необыкновенной живостью восприятия и повышенной чувствительностью в обыденной жизни", а также от бабушки по отцовской линии Анэли Анны Фоминой Осьмак, которая, как писал отец поэта в своих воспоминаниях: Передача сказочного сюжета для нее было творческим актом; каждый раз она вносила в обработку сюжета новые черты; говорила сильно нараспев, придавая повествованию заметную ритмичность Она знала на память множество белорусских песен и вообще была носительницей и хранительницей народной старины: Летом года семья Богдановичей переезжает в Гродно. Здесь рядом с матерью и братьями Вадимом и Лёвой прошли самые счастливые 4 года детства Максима, неожиданно закончившиеся страшной трагедией. В Нижнем Новгороде у Адама Богдановича завязались дружеские отношения с Максимом Горьким, с которым, они сразу нашли общий язык, им помогла "одна большая страсть к книгам, возможность обмениваться мнениями по разным литературным вопросам". Вскоре Адам Егорович и Алексей Максимович породнились, женившись на сёстрах Волжиных. Горький часто бывал у них дома, он оказал влияние на любовь мальчика к литературе. Сам Адам Богданович был учёным, много занимался исследованием истории, этнографии и фольклора белорусского народа. Максим любил читать его записи и, безусловно, все это способствовало тому, что уже в десятилетнем возрасте Максим пытается создавать литературные произведения на родном языке. Алексей Максимович подарил своим друзьям гравюру с изображением Мадонны - фрагмент знаменитого шедевра эпохи Возрождения Рафаэля Санти, ставшую семейной реликвией, которую Богдановичи всегда возили с собой при многочисленных переездах. Мадонна - один из центральных образов в творчестве М. Д ля поэта - это Беларусь, источник вдохновения. В году, уже после смерти поэта, его отец был арестован Ярославским отделением ОГПУ и был освобожден по ходатайству жены Максима Горького. Своим воспоминаниям о Горьком Адам Богданович посвятил книгу "Страницы из жизни Максима Горького". По иронии судьбы и пещерной тупости белорусских националистов, кичащихся своей показной преданностью всему, что связано с Максимом Богдановичем, улица Минска, с года носившая имя Максима Горького, в году была переименована в улицу Максима Богдановича. Не думаю, чтобы поэт, если бы он был жив, одобрил такую подлость по отношению к другу своего отца и одному из своих самых выдающихся литературных наставников. Но что взять с этой заблудившейся в своем дремучем национализме псевдоинтеллигенции, которой двигало не столько желание увековечить память великого белорусского поэта, сколько намерение стереть с карты белорусской столицы упоминание о великом русском писателе? С по годы Максим Богданович учился в Нижегородской мужской гимназии. Юноша находился в атмосфере радикальных политических настроений. В доме Богдановичей постоянно собиралась революционно настроенная интеллигенция и молодежь. И в дальнейшем, в своей творческой деятельности Максим Богданович отдавал преимущество белорусскому языку, особенно в своем художественном творчестве. В это время директором гимназии был Сергей Васильевич Щербаков, мой друг и приятель Максима Горького. Это был один из крупнейших общественных деятелей, связанный дружескими отношениями со всеми выдающимися людьми, которыми был так богат Нижний Новгород. Человек глубокой учености, он отдал и свои знания и свой блестящий лекторский и организаторский талант провинции. Он основал в Нижнем общество любителей астрономии и физики, известное своими трудами не только в России, и был его бессменным председателем, как равно и председателем других ученых и просветительных обществ. Ему, между прочим, принадлежит одно из лучших руководств по космографии. Вообще это был человек большого ума, выдающегося таланта и педагогического такта. Трудно было желать лучшего руководителя для школы. Максим был принят как свой в семье Щербаковых, семье высоко интеллигентной и музыкальной. Это, конечно, имело немаловажное образовательное значение. Инспектор был некто Пусков, человек добрый и мягкий, которого ученики за его мягкость и снисходительность называли тетушкой Матреной и нисколько, разумеется, не боялись Школа, во всяком случае, была хорошо подобранной. Как шло гимназическое учение Максима? На первых порах хорошо. Но сильное увлечение белоруссикой не могло не отразиться на ходе его гимназических занятий. А главное — уже в , в особенности в году, гимназистов старших классов охватило сначала революционное брожение, а потом и революционное движение. В конце г. Я просмотрел журналы педагогического совета за все время пребывания Максима в Нижегородской гимназии. Вспыхнувшая революция и манифест 17 октября меняют порядок вещей — и гимназия вновь открыта. Однако 8 ноября г. Учрежден родительский комитет и его председатель введен в состав педагогического совета. С года директор гимназии С. Щербаков был переведен в Калугу, а на его место назначен Гордеев. Я обжаловал это постановление попечителю округа, требуя допущения к экзамену в августе. К экзамену он был допущен, но не выдержал испытания по латинскому языку и по алгебре. Взорвана жестянка, начиненная порохом. Разбиты стекла в 2 домах. По счастью, никто не пострадал. Занятия в гимназии прерваны вперед до объявления. В конце угрозы, что в случае доноса террор повторится в более широком размере. Таков был финал, за которым наступило полное успокоение. Надо сказать, что все эти гимназические бури в стакане воды происходили не без участия моих детей, которых в это время в гимназии было трое. Старший из них Вадим, был всецело охвачен революционным движением. Митинги, сходки в гимназии и вне ее — и он принимал в них живейшее участие в качестве недюжинного оратора. Его лавры и Максиму спать не давали. Но идти по стопам брата — оно значило бы идти стопою избитой. Это значило бы подражать. Он хотел быть оригинальным — и объявил себя анархистом. Он не только забросил учебные занятия, но отчасти забросил свою любимую белоруссику. На столе у него появились Бакунин, Прудон, Эльцбахер, Малатеста, Штимлер, Черкезов и пр. Я, конечно, с улыбкой глядел на это молодое увлечение, серьезного значения этому не придавал, но и увлекаться не мешал. Он не замедлил образовать в своем классе 4-м! По гимназической конституции г. Обидно, разумеется, сидеть в классе, когда другие митингуют. И какая разница между 5 и 4-м? Почему пятому классу можно митинговать, а 4-му нельзя. Решено было добиваться изменения конституции в смысле предоставления права участвовать в сходках 4-му классу. Максим явился на сходку делегатом 4-го класса и, взобравшись на стол, горячо доказывал и искусственность деления на полноправных и неполноправных и несправедливость его по отношению к ним, четвероклассникам. Но, увы, был бесцеремонно стащен со стола и вытолкнут за дверь. Взрыв 20 октября года не прошел бесследно. Был замечен убегавшим от места взрыва товарищ Максима, ученик 4 класса Дмитрий Дмитрович Крылов, сын члена Кашинского окружного суда по Угличскому уезду. У него был произведен обыск, найдена компрометирующая переписка, паяльная трубка и пр. Он был арестован, а затем судим и присужден к 4 м-цам ареста. Это дело коснулось и Максима. Он товарищески пытался убрать из квартиры все компрометирующее товарища и потому из класса убежал к нему на квартиру после взрыва. Как видно, всего выбрать ему не удалось, ибо кое-что вслед затем было при обыске найдено. Но о его посещении стало известно в гимназии, и я был вызван к директору, чтобы присутствовать при допросе Максима. Были директор Гордеев, инспектор Пусков и классный наставник. Держал себя Максим, как и подобает анархисту, смело и довольно развязно, спорил, теорезировал и резонерствовал. Свое участие в подготовке взрыва отрицал и всячески старался обелить товарища. Помнится, что в качестве обвинения против него выдвигалось, что, помимо посещения квартиры Крылова после взрыва, он, на следующий день, узнав об аресте Крылова, просил позволения у преподавателя Еме его отпустить с урока, чтобы заявить судебному следователю, что Крылов невинно арестован, так как в день взрыва был болен и лежал в больнице. Хотя тон его ответов был отмечен, как резкий и недопустимый, но объяснения были признаны удовлетворительными, и дело не вышло за гимназические стены. Надо сказать, что это мальчишеское увлечение довольно быстро прошло, как-то само собой с него спало. И опять он занялся своей белоруссикой Если скрипка плакала в руках музыканта, то каждый плакал, если грозно гудели струны — люди поднимали опущенные головы и гневом великим блестели их глаза. За такое творчество злые и сильные люди бросили музыканта в тюрьму, где он погиб. Но память о нем не умерла. Сюжет этого рассказа прост, предельно ясен и по тем временам очень актуален, особенно для Беларуси. С года Богдановичи живут в Ярославле, где Максим продолжает обучение в гимназии. В этот период юноша столкнулся с тяжким испытанием. В году от туберкулеза умирает его старший брат Вадим, а весной заболел туберкулезом и сам Максим. Отец отвез его в Крым, что положительно отразилось на его здоровье. Ялтинский врач — фамилию забыл — нашел, что туберкулезный процесс в легких начался, но дело еще в начале: С тем я его и оставил. Было несколько молодых людей обоего пола, в том числе молодая девица Китицына, мистически настроенная, с которой Максим здесь впервые познакомился и потом из Ярославля поддерживал некоторое время переписку. Он мне впоследствии несколько раз упоминал о ней и о ее воззрениях, в форме вопросов на мое разрешение, но частности я в настоящее время не помню.. В это время появляются и первые лирические стихи Максима Богдановича: Однако многие стихи молодого поэта так и остались лежать в редакции неопубликованными, поскольку их сочли декадентскими. Что искристым чарует огнем;. Будто змей пролетит золотой. И рассыплется в небе ночном. Но ведь мир еще вспомнит о ней,. Светлый свет ее — в душах людей! Жизнь свободно и ярко прожить Нет счастливей судьбы на земле:. Все кругом на момент осветить. И погаснуть навеки во мгле. Все исчезнет, пройдет, словно дым, —. Светлый след будет вечно живым. Начиная с г. Среди них стихотворение "Краю мой родны! Богданович заявил о себе как о певце родного края. По некоторым оценкам, это произведение поставило его в один ряд с Янкой Купалой и Якубом Коласом. Максим Богданович, год. После окончания учебы в гимназии он посетил Вильно, где познакомился со знаменитыми деятелями белорусского национально-освободительного движения братьями И. Луцкевичами, белорусским писателем, историком, филологом, литературоведом В. По приглашению Луцкевичей Максим Богданович почти все лето жил в усадьбе Ракутевщина около Молодечно. К этому времени он имел только книжное представление о Беларуси, но здесь, в летнем возрасте смог вблизи увидеть белорусский природу, жизнь и быт белорусов. В этом произведении автор рассказывает печальную историю крепостных ткачих, описывает красоту родной земли, поэтизирует умение мастериц ткать золотые пояса, где "вместо персидского образца цветок родимый василька". Максим не знал, что слуцкие пояса ткали исключительно мужчины и прикосновение женщины к этой работе не допускалось, но от этого, его всемирно известное стихотворение хуже не стало. Тем более, что васильки в персидских узорах появились благодаря белорусским мастерам и это сделало слуцкие пояса именно слуцкими, а не простой копией персидских прототипов местного производства. Получив в году аттестат об окончании гимназии, Максим Богданович намеревался поступить в Петербургский университет на филологический факультет, но из-за отсутствия средств, а также из-за того, что сырой климат столицы не подходил для человека с его здоровьем, не смог осуществить свое намерение и, вернувшись из Беларуси в Ярославль, поступил в Демидовский юридический лицей. При этом Максим очень настойчиво занимался самообразованием. Уже к тому времени его знания в области истории, литературы, культуры народов славянского мира имели энциклопедический характер. Он также много внимания уделял иностранным языкам: Оба - дань увлечению поэта женщиной. Поэтическое описание глубоких чувств женщины к ребенку, присущих даже маленькой девочке - идейная задумка произведения " У вёсцы". Музой для Максима Богдановича стала Анна Кокуева, сестра его одноклассника, талантливая пианистка. Основным содержанием произведений была борьба за гуманистические идеалы, на первый план выходила тема подневольной жизни белорусского народа, громко звучали идеи национально-освободительной борьбы против царской империи. Максим Богданович написал также более десяти стихотворений на русском языке, сделал ряд переводов на белорусский язык Овидия, Горация, П. Кроме того, в этот период Максим Богданович занимался разработкой концепции развития белорусского литературы от древности до начала ХХ в. А в Вильнюсе, в типографии Мартина Кухты, издан единственный прижизненный сборник произведений Максима Богдановича "Вянок" на титуле обозначен г. В сборнике около стихотворений, которые объединены по циклам: Кроме того, Максим Богданович создал рукописный сборник поэзии "Зеленя" , куда он включил три стихотворения на русском языке "Смех и говор", "Прочтите с участьем правдивую эту", "Сонет" и 19 переводов своих же белорусских стихов на русский язык. Среди значимых событий личной жизни Максима Богдановича с и почти до конца г. Следует также отметить и профессиональное признание молодого литератора со стороны коллег: Максима Богдановича приняли в члены "Всероссийского общества деятелей периодической печати и литературы". Писал Максим Богданович стихи и на русском языке, причем часть из них не имеют авторского белорусского текста такие лирические произведения, как "Зачем грустна она была", "Я вспоминаю Вас такой прекрасной, стройной", "Зеленая любовь", "Осенью". Здесь он работал секретарем продовольственного комитета минской губернской управы, одновременно занимался делами беженцев в Белорусском обществе помощи пострадавшим от войны, участвовал в работе кружков молодежи. Богданович поселился на одной квартире с литератором Змитраком Бядулей, который позже оставил много воспоминаний о поэте. Хотя сам Стратим-лебедь погибал, но давал жизнь другим птицам. В мифе осуждалось непокорность, Богданович ее прославлял. Но осуществить эти намерения не смог. В конце февраля г. Однако лечение не помогло, и 25 мая г. Похоронен в Ялте на городском кладбище. Максим Богданович прожил очень короткую, но чрезвычайно плодотворную в творческом отношении жизнь. Он достиг широкого признания современников и потомков. Имя Максима Богдановича стоит рядом с такими классиками белорусской и мировой литературы, как Янка Купала и Якуб Колас. Его творческое наследие - существенная часть духовной культуры белорусского народа. Когда горе душу обоймет мою,. Станет жалко дней потерянных своих, —. Я тихонько песни грустные пою,. Всю печаль свою я вкладываю в них. Тихо песня разливается, звенит,. Говорит мне, как я молодость сгубил,. И как до сих пор не смог я полюбить,. И совсем по-настоящему не жил. Цветы золотые меня обступают,. Печально меж ними брожу, одинок. Родимый, забытый в тени василек. Понуро, невесело шепчет он мне, —. Вспомянем, товарищ, на щедрой чужбине. По полю ветер гуляет,. Снегом швыряет, тоску нагоняет, —. Голос весны будто ветром развеет. Гнусь я вечно, пока не порвется. Жизнь моя, словно сгнившая нить;. Если б знал я, что столько прольется. Слез и пота, — не стал бы и жить. Верст немало оттопал пешком я,. Строил всюду дороги, мосты;. Лился пот, как дробил я на комья. Тяжким плугом сухие пласты. Над песком, над трясиной немою. Много всяких я вытерпел мук. Не придется потом, под землею,. Мне стыдиться мозолистых рук. Помирать мне пора, пот и слезы. Жизнь мою, словно мыши, грызут;. Горе гнет, как метелица лозы,. Думы сердце и душу гнетут. Счастье ж глянет — и вдаль пронесется,. Мне во сне его только ловить!.. Так пускай же, пускай ее рвется. Жизнь моя, словно сгнившая нить! Я хлеба у сытых просил и молил,. Они ж мне каменья давали. И эти каменья меж ними и мной. Все выше и выше восходит стена,. И многих она уж пугает. Что ж будет, как дрогнет, как рухнет. Кого под собой закопает? Как проклятый богом —. Сколько выносишь ты горя. Ветер кружит на просторе. Нищих селений и пашен картины. Так безотрадны и хмуры Жалкие избы, березки, осины,. Много трудились их черные руки,. Крепкие плечи и спины,. Много заставили вынесть их муки. Глянь на страданья крестьянского люда,. Сердце, и плачь безутешно:. Сколько увидишь ты горя повсюду,. В песне поется, как вдовьего сына,. Там, где понуро склонилась калина,. В сказках — о счастье, о солнце свободы. Сердце вестей не почует. Горе стеснило дыханье народа,. Тяжкой волной разлилось, словно море,. Край наш родной затопило Людское развеем ли горе? Хватит ли, братья, нам силы? Ты — темный, слепой, словно крот. Ты был подъяремным века,. И душу твою обокрали,. У ней даже нет языка! Очнувшись от грозной беды,. Услышьте же это, узнайте,. Кто сердцем готов услыхать! Не видеть им родимой хаты,. Не слышать деток голоса. Забрал на двор их пан богатый. Уже забыв отрады дни,. На полотне своем узоры. На лад персидский ткут они. А за стеной — дороги в поле,. И шум черемух у окна И думы мчатся поневоле. Туда, где расцвела весна. Там ветерок веселый веет,. Там так заманчиво синеют. В хлебах зеленых васильки;. Там — вешний гул густого бора Ты ткешь, безвольная рука,. На месте чуждого узора. Тихо Венера взошла над землею,. Снова отраду душе принесла. Помнишь, когда повстречались с тобою,. Мне с тех минут навсегда полюбилась. В небе ночном голубая звезда. Пламя любви и надежды открылось. Мне с тех минут навсегда. Но расставаться пора наступает;. Видно, судьба наша — горю сестра Крепко любил я тебя, дорогая,. Буду в далеком краю я скитаться,. В сердце любовь сберегая свою;. Каждую ночку звездой любоваться. Буду в далеком краю. Ночью взгляни на звезду — я в разлуке. Взгляд твой любимый на небе найду. Чтоб хоть на миг позабылись все муки,. Ночью взгляни на звезду! Блещут улицы Вильны и гулко гремят,. И людские потоки несутся в кварталах. В окнах — свет. И глаза пламенеют на лицах усталых! В переулки свернешь — их теснины кривы;. Темны стекла глухих облупившихся зданий;. Средь замшелых камней — стебелечки травы,. И на башне, как круглое око совы,. Циферблат — очевидец минувших деяний. В темном небе, среди куполов,. Словно грезят о чем-то бойницы и шпицы;. Слышен издали гул одиноких шагов,. Иногда с колоколен доносится зов:. Звон раздастся — и вновь тишина воцарится. Вспомни, сердце мое, стародавние дни! Всюду мрак по приказу начальства гнетущий:. Все закрыли уж окна; погасили огни И не спим мы одни —. Я да нетопырь черный, вкруг башни снующий. Свет фонарей в далекой вышине На вывесках их отражений блестки Анонсы и плакаты на стене. Кипит толпа на жестком улиц дне! С рекламами снуют вокруг подростки Здесь уличных торговцев выкрик хлесткий Все течет, как в быстрине. Там — паводок карет Контор и касс вокзал манит огнями. Шум и гул несвязный И трубы в тьму небес вонзил завод О, города волшебные соблазны! Сел мальчик у крыльца с тарелкой; забавляясь,. Из мыла выдувает пузыри. И, в воздух радугой высоко подымаясь,. Они горят в сиянии зари. И, очарованный их красотою тонкой,. Проворно, с жадной ловкостью кота,. Хватает мальчик их своей худой ручонкой,. А остается в ней лишь мокрота. Когда он певучие строки слагает,. И выше других он взлетает. Спасибо, спасибо, друзья дорогие;. Душа моя, верно, счастливой была бы,. Но знаю, что песни такие. Красиво выводят и жабы. Мы в бурю по морю блуждали,. И вот — желанная земля! Путь верный звезды указали,. Порука в том — треск корабля,. Что сел на риф неосторожно. И звезды смотрят бестревожно,. Как тонут люди с корабля. Много в жизни людей есть дорог,. А ведут они все до могилы. И без ясных надежд, без тревог,. Загубив свои лучшие силы,. Все мы некогда встретимся там. И самих себя спросим жестоко:. Для чего мы по разным путям. Шли в неведомый край одиноко,. И зачем поспешали мы так,. Если тихо ползущий червяк. Все ж догнал нас у самой могилы? Ах, Лявониха, Лявониха моя! Помяну тебя хорошим словом я, —. Черный пух бровей, изогнутых дугой,. Очи яркие, взгляд быстрый и живой. Вспомню я твою походочку и стать,. Вспомню я, как ты умела целовать. Ой, Лявониха, Лявониха моя! Ты певала голосистей соловья. В пляске первым отбивал твой каблучок. А как жать начнешь ты свой загон,. Нерадивый даже ахает Лявон. У тебя ведь полдеревни кумовья. Знала ты, как пригласить, и угостить,. И уважить, и в тоске развеселить. Знала к месту слово доброе сказать,. А порой — и к сердцу накрепко прижать. Дай же бог тебе счастливого житья! Дай на свете белом радостно прожить! Всех вокруг, как веселила,—веселить! Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я,. Только в сердце тревожном почую. За отчизну любимую страх —. Вспомню Острую Браму святую,. Грозных всадников на скакунах. В белой пене проносятся кони,. Мчатся, тяжко храпя, во всю прыть. Никому не сдержать, не разбить. В неоглядную даль вы летите,. А за вами, пред вами — года. И за кем вы в погоню спешите? Где ваш путь, и ведет он куда? Иль они, Беларусь, понеслися. За сынами родимой земли,. Что отвергли тебя, отреклнся,. И предали, и в плен увели? Бейте в сердце их, бейте мечами,. Чтоб вовек им чужими не стать! Пусть узнают, как сердце ночами. Не уймется щемящая боль Ты прости, ты прими к себе сына! За тебя умереть мне позволь!.. В даль летят и летят эти кони,. Звонкой сбруей гремя, во всю прыть Никому не сдержать, не разбить…. То не ангел в трубу вострубил —. Бог из тучи Ною говорил:. На грехи людей, на бесчинства их. Вот наступит година суровая,. Хлынут с неба ливни безмерные. И омоют от смрадной нечисти. Начинал тут Ной строить свой ковчег. Из того дерева ливанского. Ширина того ковчега — сто локтей,. А длина — поболе тысячи. Собрал туда Ной и птицу и зверей,. Чтобы не исчез их род с земли,. Да не плыл к нему с моря синего. У него обычаи — орлиные,. У него утехи — соколиные,. Да на зорьке пламенеются. У него в крыле перьев триста три:. Он взмахнет крылом — будто бор шумит,. Он взмахнет другим — что метель гудит. Как польют дожди — потекла вода,. Половодья сильней разлилась она,. Все луга-поля, все леса-боры;. Вот уж выше гор подымается,. Птицы в небе стаей кружатся,. Стонут жалобно, от тоски кричат,. Смотрят-ищут, где приют найти. А по всей земле только волны бьют,. Только волны бьют белой пеною,. И по тем волнам смелый плавает. Стратим-лебедь — птица гордая. Как взмахнет крылом — будто бор шумит,. Как взмахнет другим — что метель гудит. И насели тут на лебедя. Птицы малые целой стаею. Он из силы выбивается,. Только б птицы успокоились. День он плавает, другой-третий день,. На четвертый стал просить-молить:. Выбиваюсь я из последних сил;. Дайте грудью мне, эй, вольней вздохнуть,. Дайте крыльями, эй, сильней взмахнуть! Не послушались птицы лебедя,. Потемнело у него в глазах,. Голова под воду опустилася, —. И пошел на дно моря синего. Ото всех теперь потомки есть,. Только нет одних — Стратимовых. И под яблоней встречи,. Будь вся жизнь молода. Мелкий дождь сечет и льется;. Ветер злобно в хату рвется,. В поле стоном отдается,. Стукнет вдруг ко мне в окно;. И внезапно в нем проснется,. Все, что умерло давно. Вспомнит сердце, что любило,. Вспомнит молодость и силу,. Что исчезло, что уплыло —. Все припомнит, как во сне. Все, что жизнь в нем загубила.. Веет грустно в душу мне. Суровый Дант не презирал сонета Что из того, что стих в душе кипит? Он через холод мысли протекает. И тут лишь твердость формы обретает,. Как воск, что при гаданьи в воду влит. Поэт всегда обдуманно творит. В тот миг, когда вал чувства грудь вздымает,. С мерилом ум холодный выступает:. Он взвесит все, проверит, расчленит. Таков и ты, чертящий над землёю. Ночное небо яркою дугою,. Горишь ты, оплавляешься, несешься. Весь в искрах огневых за кругозор,. А в глубине холодным остаешься. ПРОЧТИТЕ С УЧАСТЬЕМ ПРАВДИВУЮ ЭТУ. Прочтите с участьем правдивую эту. Упали горячие, чистые слезы. Сверкали дрожащие чистые слезы,. Но в душной и серой пыли обратились. В пестрой юбке обезьянка. Но с таким стараньем клювом вынимает. Птичка серая мне голубой билет,. Что душа невольно верить ей желает:. СЧАСТЬЕ, ТЫ ВЧЕРА БЛЕСНУЛО МНЕ НЕСМЕЛО. Счастье, ты вчера блеснуло мне несмело,. И поверилось, что жизнь проста, легка,. В сердце зыбком что-то пело и болело,. Радость душу мне щемила, как тоска. А сегодня вновь мечтой себя туманю,. Книгу развернул, но не могу читать. Да и к чему мне знать? Я вспоминаю Вас такой прекрасной, стройной,. И тайно мне милы и голос Ваш, и смех,. И теплота руки, и взор очей спокойный,. И легкой шапочки морозный, темный мех. Три года протекли, как нам пришлось расстаться. Не посещай меня, воспоминаний час! От них проснется боль, и мысли омрачатся,. И горечь все зальет Но буду я помнить всегда,. Как в сердце шипела отрава. Любви, и тоски, и стыда, -. Тебя в темно-синем платочке. И песню, что пела мне ты:. ПОДЫМИ К НЕБЕСАМ СВОИ ВЗОРЫ. Подыми к небесам свои взоры —. И ты станешь опять, как дитя,. И затихнут больные укоры,. Пропадут, от души отлетя. Ей не нужно ни счастья, ни ласки,. В сердце нет ни тоски, ни забот. Ты — царевич мечтательной сказки. Эта тучка — ковер-самолет. Заиграл на лесной, позабытый уж лад. Под руками его, как на море бурун,. Словно тысячи туго натянутых струн,. Отгадай, отчего взволновалась река,. Шепот тихий идет к полосе с полосы,. И о чем им звенит говорок ветерка,. Что дрожит и блестит на листах дубняка, -. Капли слез иль холодной росы? Тут рос густой, суровый бор,. И леший жил; когда ж топор. В бору раздался, - леший сгинул. И, уж невиданный с тех пор,. Нам зеркальце свое покинул. Как будто в мир иной окно,. И все, что сгинуло давно,. В холодной глубине скрывает. Скоро вечер в прошедшее канет. Блещут звезды пушистые, светит. Месяц бледный, холодный и тянет. Из реки серебристые сети. В них русалки запутали косы, -. Рвут и путают влажные нити Ночь плывет над землей, сеет росы,. На нас томительно, угрюмо наплывает. В выси чудовище, окутанное мглою. Но вот блестящей полосою. Меч огневой ее внезапно рассекает. Ударил метко он - и грохот прокатился! Блистает грозный меч, удары не смолкают,. И кровь холодная уж бурно вниз спадает,. А люди говорят, что это дождь пролился. На солнце загляделся я,. И солнце очи ослепило. Затем, что сердце свет любило,. На солнце загляделся я. Наощупь я пошел, но была. Не в стыд мне слепота моя:. Мне долгое забвенье Вами. Чернее Ваших черных кос. Я побледнел от томных слез. И начал триолет словами:. Вот уж, право, изумили! И солидный бы купец,. А ведь с сахаром накрыли. Изящный сад - такой, как у Ватто:. Белеют статуи в листве зеленой,. Вдали - прохладный грот, фонтан бессонный. Верно, саду лет уж сто. Весь погружен душой в былые дни,. Смотрю мечтательно, рассеянно листаю. ДЛЯ ТЕБЯ, ОТЧИЗНА ПРЕДКОВ МОИХ. Для тебя, отчизна предков моих,. Ничего не пожалею я на свете. Я на целый мир воспел бы долы эти. И воздвиг дворцы на кладбищах твоих. Рад бы я тебя душой согреть,. Солнце взять и звезд небесных золотых. И венок сплести тебе из них,. Что б сияла ты в добытом цвете. За тебя готов погибнуть я в бою. С той неправдою, что терпиш ты от Бога. И от сына своего слепого. За тебя свою я душу погублю. И за это лишь прошу тебя, молю:. Не гони меня от сврего порога. По оценке белорусского литературоведа, поэта А. Одним из первых поэт обогащает национальную литературу новыми для нее стихотворными формами и тематическими направлениями, переводами на белорусский язык произведений классиков мировой литературы. Рассказы Максима Богдановича, как утверждает литературовед Т. Короткая, "лежат у истоков национальной прозы, а его критические исследования во многом предопределили развитие литературной критики, стали фундаментальной основой в изучении истории литературы". Максим Богданович был среди тех пионеров белорусского национального возрождения, кто пытался показать место и роль белорусского народа в истории и времени, сформулировать национальную идею белорусов, осмыслить пути дальнейшего развития белорусской нации. По мнению переводчика произведений поэта на английский язык В. Рич из Великобритании, Максим Богданович "входит в пантеон великих поэтов мира, как равный среди равных". Роль и значение Максима Богдановича в развитии белорусской изящной словесности, в национальном и духовном возрождении белорусов высоко оценено потомками. Я хотел бы встретиться с Вами на улице. В тихую синюю ночь. К ним летит наше солнце,. И стремится за солнцем земля. Всего лишь попутчики в небесах. Так для чего на Земле. Распри и ссоры, боль и горе,. Если мы все вместе летим. Переводы стихов на русский язык самого Максима Богдановича. В статье использованы фотографии и материалы сайта "Литературный музей Максима Богдановича". Социальная сеть для зрелых людей. Нас уже Зарегистрироваться Войти. Михаил Делягин Нам грозит пенсионный дефолт. Михаил Делягин Саммит в Гамбурге: Михаил Делягин Нищета и бедность, которую не видит Росстат. Новое в блогах Ничего сенсационного. Красноярский депутат объяснил двойное повышение зарплаты Отречение от Украины В Украину по отпечаткам пальца и в Россию при отказе от гражданства Почему стал возможен крупнейший страховой случай на российском банковском рынке СССР. И такая "наша" история - вся! Эту статью могут комментировать только участники сообщества. Вы можете вступить в сообщество одним кликом по кнопке справа. Кот Корабельный перепечатал из mukmig. Вы, любители порыться В ветхих, выцветших страницах Книги, много лет забытой, Блеклый в ней найти цветок, — Просмотрите этот томик: Я прокладывал бумагу Свежими в те дни цветами Мыслей искренних и чувств. Но ведь мир еще вспомнит о ней, Светлый свет ее — в душах людей! Нет счастливей судьбы на земле: Все кругом на момент осветить И погаснуть навеки во мгле. Все исчезнет, пройдет, словно дым, — Светлый след будет вечно живым. МОИ ПЕСНИ Когда горе душу обоймет мою, Станет жалко дней потерянных своих, — Я тихонько песни грустные пою, Всю печаль свою я вкладываю в них. Тихо песня разливается, звенит, Говорит мне, как я молодость сгубил, И как до сих пор не смог я полюбить, И совсем по-настоящему не жил. НА ЧУЖБИНЕ Цветы золотые меня обступают, Печально меж ними брожу, одинок. Гнусь я вечно, пока не порвется Жизнь моя, словно сгнившая нить; Если б знал я, что столько прольется Слез и пота, — не стал бы и жить. Верст немало оттопал пешком я, Строил всюду дороги, мосты; Лился пот, как дробил я на комья Тяжким плугом сухие пласты. Над песком, над трясиной немою Много всяких я вытерпел мук. Не придется потом, под землею, Мне стыдиться мозолистых рук. Помирать мне пора, пот и слезы Жизнь мою, словно мыши, грызут; Горе гнет, как метелица лозы, Думы сердце и душу гнетут. Счастье ж глянет — и вдаль пронесется, Мне во сне его только ловить!.. Так пускай же, пускай ее рвется Жизнь моя, словно сгнившая нить! Я хлеба у сытых просил и молил, Они ж мне каменья давали. И эти каменья меж ними и мной Стеною громадной вставали. Все выше и выше восходит стена, И многих она уж пугает. Что ж будет, как дрогнет, как рухнет она? Как проклятый богом — Сколько выносишь ты горя. Над жнивом убогим Ветер кружит на просторе. Нищих селений и пашен картины Так безотрадны и хмуры Жалкие избы, березки, осины, Люди забиты, понуры Много трудились их черные руки, Крепкие плечи и спины, Много заставили вынесть их муки Пущи, разлоги, низины. Глянь на страданья крестьянского люда, Сердце, и плачь безутешно: Сколько увидишь ты горя повсюду, Сколько нужды безнадежной. В песне поется, как вдовьего сына, Янку, любовь погубила; Там, где понуро склонилась калина, Бедного хлопца могила. В сказках — о счастье, о солнце свободы Сердце вестей не почует. Горе стеснило дыханье народа, Горе повсюду панует. Тяжкой волной разлилось, словно море, Край наш родной затопило Тобою всегда помыкали, Ты был подъяремным века, И душу твою обокрали, У ней даже нет языка! Услышьте же это, узнайте, Кто сердцем готов услыхать! СЛУЦКИЕ ТКАЧИХИ Не видеть им родимой хаты, Не слышать деток голоса. Забрал на двор их пан богатый Ткать золотые пояса. А за стеной — дороги в поле, И шум черемух у окна И думы мчатся поневоле Туда, где расцвела весна. Ты ткешь, безвольная рука, На месте чуждого узора Цветок родного василька. РОМАНС Тихо Венера взошла над землею, Снова отраду душе принесла. Помнишь, когда повстречались с тобою, Тихо Венера взошла? Мне с тех минут навсегда полюбилась В небе ночном голубая звезда. Пламя любви и надежды открылось Мне с тех минут навсегда. Но расставаться пора наступает; Видно, судьба наша — горю сестра Крепко любил я тебя, дорогая, Но расставаться пора. Буду в далеком краю я скитаться, В сердце любовь сберегая свою; Каждую ночку звездой любоваться Буду в далеком краю. Ночью взгляни на звезду — я в разлуке Взгляд твой любимый на небе найду. Чтоб хоть на миг позабылись все муки, Ночью взгляни на звезду! Фонарей оперенья горят, И глаза пламенеют на лицах усталых! В переулки свернешь — их теснины кривы; Темны стекла глухих облупившихся зданий; Средь замшелых камней — стебелечки травы, И на башне, как круглое око совы, Циферблат — очевидец минувших деяний. В темном небе, среди куполов, Словно грезят о чем-то бойницы и шпицы; Слышен издали гул одиноких шагов, Иногда с колоколен доносится зов: Всюду мрак по приказу начальства гнетущий: И не спим мы одни — Я да нетопырь черный, вкруг башни снующий. В ВИЛЬНЕ Сонет Свет фонарей в далекой вышине На каждом перекрестке Анонсы и плакаты на стене. А за рядами Контор и касс вокзал манит огнями. Спасибо, спасибо, друзья дорогие; Душа моя, верно, счастливой была бы, Но знаю, что песни такие Красиво выводят и жабы. Путь верный звезды указали, Порука в том — треск корабля, Что сел на риф неосторожно. И звезды смотрят бестревожно, Как тонут люди с корабля. ЛЯВОНИХА Ах, Лявониха, Лявониха моя! Помяну тебя хорошим словом я, — Черный пух бровей, изогнутых дугой, Очи яркие, взгляд быстрый и живой. Вспомню я твою походочку и стать, Вспомню я, как ты умела целовать. А как жать начнешь ты свой загон, Нерадивый даже ахает Лявон. Знала ты, как пригласить, и угостить, И уважить, и в тоске развеселить. Знала к месту слово доброе сказать, А порой — и к сердцу накрепко прижать. Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я, Ой, Лявониха, Лявониха моя! ПОГОНЯ Только в сердце тревожном почую За отчизну любимую страх — Вспомню Острую Браму святую, Грозных всадников на скакунах. В белой пене проносятся кони, Мчатся, тяжко храпя, во всю прыть. Стародавней Литовской Погони Никому не сдержать, не разбить. В неоглядную даль вы летите, А за вами, пред вами — года. Иль они, Беларусь, понеслися За сынами родимой земли, Что отвергли тебя, отреклнся, И предали, и в плен увели? Бейте в сердце их, бейте мечами, Чтоб вовек им чужими не стать! Пусть узнают, как сердце ночами Изнывает за родину-мать В лихую годину Не уймется щемящая боль В даль летят и летят эти кони, Звонкой сбруей гремя, во всю прыть Начинал тут Ной строить свой ковчег Из того дерева ливанского. Ширина того ковчега — сто локтей, А длина — поболе тысячи. Собрал туда Ной и птицу и зверей, Чтобы не исчез их род с земли, Да не плыл к нему с моря синего Стратим-лебедь—птица гордая. У него обычаи — орлиные, У него утехи — соколиные, Перья-перышки белеются Да на зорьке пламенеются. У него в крыле перьев триста три: Он взмахнет крылом — будто бор шумит, Он взмахнет другим — что метель гудит. Как польют дожди — потекла вода, Половодья сильней разлилась она, Затопила все луга-поля, Все луга-поля, все леса-боры; Вот уж выше гор подымается, Птицы в небе стаей кружатся, Стонут жалобно, от тоски кричат, Смотрят-ищут, где приют найти. А по всей земле только волны бьют, Только волны бьют белой пеною, И по тем волнам смелый плавает Стратим-лебедь — птица гордая. Как взмахнет крылом — будто бор шумит, Как взмахнет другим — что метель гудит. И насели тут на лебедя Птицы малые целой стаею. Он из силы выбивается, Только б птицы успокоились. День он плавает, другой-третий день, На четвертый стал просить-молить: Не послушались птицы лебедя, Потемнело у него в глазах, Крылья сильные подломилися, Голова под воду опустилася, — И пошел на дно моря синего Стратим-лебедь — птица гордая. Ото всех теперь потомки есть, Только нет одних — Стратимовых. МОЛОДЫЯ ГОДА Молодые года, Молодые желанья. Помнишь только красу И черты дорогие: Будь вся жизнь молода Вечно светлыми днями! Пролетайте, года, Золотыми огнями! РАЗРЫТАЯ МОГИЛА Мелкий дождь сечет и льется; Ветер злобно в хату рвется, В поле стоном отдается, Стукнет вдруг ко мне в окно; Сердце бедное забьется, И внезапно в нем проснется, И внезапно всколыхнется Все, что умерло давно. Вспомнит сердце, что любило, Вспомнит молодость и силу, Что исчезло, что уплыло — Все припомнит, как во сне. Он через холод мысли протекает И тут лишь твердость формы обретает, Как воск, что при гаданьи в воду влит. В тот миг, когда вал чувства грудь вздымает, С мерилом ум холодный выступает: Таков и ты, чертящий над землёю Ночное небо яркою дугою, Блестящий, золотистый метеор. Горишь ты, оплавляешься, несешься Весь в искрах огневых за кругозор, А в глубине холодным остаешься. ПРОЧТИТЕ С УЧАСТЬЕМ ПРАВДИВУЮ ЭТУ Прочтите с участьем правдивую эту. Упали горячие, чистые слезы На серую пыль. Сверкали дрожащие чистые слезы, Срываясь, катясь. Но в душной и серой пыли обратились В холодную грязь. Но с таким стараньем клювом вынимает Птичка серая мне голубой билет, Что душа невольно верить ей желает: А сегодня вновь мечтой себя туманю, Книгу развернул, но не могу читать. От них проснется боль, и мысли омрачатся, И горечь все зальет Прошли золотые денечки, Осталися только мечты. ПОДЫМИ К НЕБЕСАМ СВОИ ВЗОРЫ Подыми к небесам свои взоры — И ты станешь опять, как дитя, И затихнут больные укоры, Пропадут, от души отлетя. Ей не нужно ни счастья, ни ласки, В сердце нет ни тоски, ни забот. Это дико-печальный лесун Заиграл на лесной, позабытый уж лад. Под руками его, как на море бурун, Словно тысячи туго натянутых струн, Тонкоствольные сосны гудят. Отгадай, отчего взволновалась река, Шепот тихий идет к полосе с полосы, И о чем им звенит говорок ветерка, Что дрожит и блестит на листах дубняка, - Капли слез иль холодной росы? ОЗЕРО Тут рос густой, суровый бор, И леший жил; когда ж топор В бору раздался, - леший сгинул И, уж невиданный с тех пор, Нам зеркальце свое покинул. Как будто в мир иной окно, Лежит, спокойное, оно, Теченье жизни отражает И все, что сгинуло давно, В холодной глубине скрывает. Блещут звезды пушистые, светит Месяц бледный, холодный и тянет Из реки серебристые сети. В них русалки запутали косы, - Рвут и путают влажные нити Ночь плывет над землей, сеет росы, Тихо шепчет русалкам: Но вот блестящей полосою Меч огневой ее внезапно рассекает. Блистает грозный меч, удары не смолкают, И кровь холодная уж бурно вниз спадает, А люди говорят, что это дождь пролился. Затем, что сердце свет любило, На солнце загляделся я. Наощупь я пошел, но была Не в стыд мне слепота моя: На солнце загляделся я, И солнце очи ослепило. ТРИОЛЕТ XVIII ВЕКА Мне долгое забвенье Вами Чернее Ваших черных кос. Пронзает душу остриями Мне долгое забвенье Вами. Я побледнел от томных слез И начал триолет словами: И солидный бы купец, А ведь с сахаром накрыли. В СТАРОМ САДУ Изящный сад - такой, как у Ватто: Белеют статуи в листве зеленой, Вдали - прохладный грот, фонтан бессонный Беседка Весь погружен душой в былые дни, Смотрю мечтательно, рассеянно листаю Поэта нового ДЛЯ ТЕБЯ, ОТЧИЗНА ПРЕДКОВ МОИХ Для тебя, отчизна предков моих, Ничего не пожалею я на свете. Я на целый мир воспел бы долы эти И воздвиг дворцы на кладбищах твоих. Рад бы я тебя душой согреть, Солнце взять и звезд небесных золотых И венок сплести тебе из них, Что б сияла ты в добытом цвете. За тебя готов погибнуть я в бою С той неправдою, что терпиш ты от Бога И от сына своего слепого. За тебя свою я душу погублю И за это лишь прошу тебя, молю: Я хотел бы встретиться с Вами на улице В тихую синюю ночь И сказать: К ним летит наше солнце, И стремится за солнцем земля. Так для чего на Земле Распри и ссоры, боль и горе, Если мы все вместе летим К звездам? Распечатать Пригласить к обсуждению 0 2 1. Перейти к обсуждению 1. Введите ваш комментаpий осталось символов. Войдите или зарегистрируйтесь для того, чтобы Ваш комментарий стал видимым для всех. Я согласен с правилами получать рассылку. Запомнить меня Забыли пароль? Материалы сайта предназначены для лиц 18 лет и старше. За сутки посетители оставили записей в блогах и комментариев. Зарегистрировалось новых макспаркеров.
Как сделать слоеные коржи
Чулки колготки нижнее белье
Лодка из бумаги своими руками
В односоставном предложении входящем в состав сложного
Закон о защите прав потребителей чек
Как оформлять презентацию в университете