Skip to content

Instantly share code, notes, and snippets.

Show Gist options
  • Star 0 You must be signed in to star a gist
  • Fork 0 You must be signed in to fork a gist
  • Save anonymous/1e254c56b93f77a66cb9701b01e5fcb4 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Save anonymous/1e254c56b93f77a66cb9701b01e5fcb4 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Шпаликов стихи оттепель людей теряют только раз

Шпаликов стихи оттепель людей теряют только раз


Шпаликов стихи оттепель людей теряют только раз



Лучшие стихи известного поэта СССР Геннадия Шпаликова.
ШПАЛИКОВ - Людей теряют только раз текст песни
Людей теряют только раз...


























Ах улицы, единственный приют. Воспоминание о Ленинграде 65 года. До невозможного вкусные пирожки. Людей теряют только раз. Не принимай во мне участья. Отпоют нас деревья, кусты По несчастью или к счастью, истина проста Под ветром сосны хорошо шумят Сон Там, за рекою Стихи к 8 марта. Там, за рекою, лошади бредут. Эта улица тем хороша. Я жизнью своею рискую. Я к вам травою прорасту. Для активации аккаунта, перейдите по ссылке, отправленной в письме на Ваш адрес электронной почты. Все стихи Геннадия Шпаликова Апрельский вечер Ах улицы, единственный приют Ах, утону я в Западной Двине Батум Бессонница Бывает все на свете хорошо Бывают крылья у художников В коммунальное помещение В темноте кто-то ломом колотит В январе уже тепло Весна в Москве Воспоминание о Ленинграде 65 года Воспоминания об аэродроме Вчерашний день погас Выпей со мной, Марьяна Геночка Далеко ли, близко До невозможного вкусные пирожки Друг мой, я очень и очень болен Живу в скворешне Кулешова Жила с сумасшедшим поэтом За два дня до конца високосного года Зубы заговаривал Лают бешено собаки Летали летние качели Летняя дорога Людей теряют только раз Мертвец играл на дудочке Можайск Мы поехали за город На меня надвигается На подоконнике жена Не принимай во мне участья Не принимай во мне участья Ничего не получалось Ночь О рыжий мой, соломенный О собаках О, когда—нибудь, когда? О, Паша, ангел милый Ойстраху Острова в океане От мороза — проза Отпоют нас деревья, кусты Перед снегом Переделкино Переулок юности По дорожке мы идем По несчастью или к счастью, истина проста Половина девятого Почто, о друг, обижен на меня? Просыпаюсь и хожу Противоположность мнений Рано утром волна окатит Рио-рита, рио-рита С паровозами и туманами Садовое кольцо Саша, ночью я пришел Сентиментальное путешествие Сентиментальное путешествие Сжигала женщина листву Сквозь, насквозь Собака ты, собака Солнце бьёт из всех расщелин Сон Там, за рекою Стихи 7 октября Стихи к 8 марта Стихи о выздоровлении Стихи про телефоны Стоял себе расколотый Там, за рекою, лошади бредут. Тихо лаяли собаки То ли страсти поутихли Три посвящения Пушкину Троим У лошади была грудная жаба Ударил ты меня крылом Утешение Утро Хоронят писателей мертвых Хочешь, нервы трепанем Чего ты снишься каждый день Что за жизнь с пиротехником Эта улица тем хороша Я выхожу, большой, неуклюжий Я жизнью своею рискую Я к вам травою прорасту Я пуст, как лист Я шагаю по Москве. Между ними — мумия, Красивая и молодая. Мне улицы покоя не дают, Они мои товарищи и вороги. Мне кажется — не я по ним иду, А подчиняюсь, двигаю ногами, А улицы ведут меня, ведут, По заданной единожды программе. Программе переулков дорогих, Намерений весёлых и благих. Они меня на кладбище снесут, Простят долги и старые обиды. Я отменяю воинский салют, Не надо мне гражданской панихиды. Не будет утром траурных газет, Подписчики по мне не зарыдают, Прости—прощай, Центральный Комитет, Ах, гимна надо мною не сыграют. Я никогда не ездил на слоне, Имел в любви большие неудачи, Страна не пожалеет обо мне, Но обо мне товарищи заплачут. Я пью его без устали, Стакан на свет гляжу, С матросами безусыми По городу брожу. С матросами безусыми Брожу я до утра За девочками с бусами Из чешского стекла. Матросам завтра вечером К Босфору отплывать, Они спешат, их четверо, Я пятый — мне плевать. Мне оставаться в городе, Где море и базар, Где девочки негордые Выходят на бульвар. Насмешливо за шиворот берёшь, Осудишь, в полночь одного посадишь, Насмешливо весь мир перевернёшь И шпоры всадишь. А может быть, ты рыба? А может быть, ты девочка нагая, Которая приходит не спросясь? Она меня не слушала, А только кашу кушала И думала: Чего-то, вроде, около,- Кружилось в голове, Оно болотом скокало, То справа, то левей. Ночь впереди и позади, Лежать и маяться. А ей-то, господи, куда? Беда с бессонницей, беда,- Со мною тоже. Мелькнет в толпе знакомое лицо, Веселые глаза, А в них бежит Садовое кольцо, А в них блестит Садовое кольцо, И летняя гроза. А я иду, шагаю по Москве, И я пройти еще смогу Соленый Тихий океан, И тундру, и тайгу. Над лодкой белый парус распущу, Пока не знаю, с кем, Но если я по дому загрущу, Под снегом я фиалку отыщу И вспомню о Москве. А прорастают они так — Из ничего, из ниоткуда. Нет объяснения у чуда, И я на это — не мастак! К чему похвал ненужный хор! Осталось прежнее страданье И холостяцкий коридор. Безусловно всё то, что условно. Это утро твоё, немота, Слава Богу, что жизнь многословна, Так живи, не жалей живота. Я тебя в этой жизни жалею, Умоляю тебя, не грусти. В тополя бы, в июнь бы, в аллею, По которой брести да брести. Мне б до лета рукой дотянуться, А другою рукой — до тебя, А потом в эту зиму вернуться, Одному, ни о ком не скорбя. Это грустно, по-моему, вкусно, Не мечтаю о жизни иной. Прижимаюсь лбом к стеклу, Рожей радуюсь теплу! Апрель о Москве. Но локти, но локти Летят со стола. Тарелки, тарелки Летят со стола. Там мост да канал. Но тут уж покойник Меня доконал. Ах, Черная речка, Конец февраля, И песня, конечно, Про некий рояль. Еще была песня Про тот пароход, Который от Пресни, От Саши плывет. Я не приукрашу Ничуть те года. Еще бы Наташу И Пашу — туда. Домодедово — тоже дом. А чужие квартиры — лиры, И скамейки — они квартиры, Замечательные притом. Скамейки бывают из кожи, — Из кожи — они подороже. Скамейки бывают из жести, — Но тело и душу уместят. Без грима, нагишом, Приходит утром утро, А далее — в мешок — Забот, зевот День не начат, Но он пешком идет. Пусть тебе снится Светлая Ницца И заграница, Марьяна. Кошки на мягких лапах, Твой знаменитый папа. Я у фонтана, на Тверском бульваре Сижу под жидковатой тенью лип. Девчонки рядом с малышом крикливым, Малыш ревет, затаскан по рукам, А девочки довольны и счастливы Столь благодатной ролью юных мам. И, вытирая слезы с мокрой рожи, Дают ему игрушки и мячи: Ты помолчи, девчонки будут рады, Им не узнать, что, радостью залит, Твой тезка на скамейке рядом С тобою, мальчуган, сидит. И пусть давным—давно он не ребенок, Но так приятно, нечего скрывать, Что хоть тебя устами тех девчонок Сумели милым, Геночкой назвать Что—то мне не спится, Одному в ночи — Пьяных—то в столице! Мысли торопливо Мечутся вразброд: Все перемешалось, В голове туман Нет, совсем не пьян. Темень, впропалую, Не видать ни зги. Хочешь, поцелую — Только помоги. Помоги мне верный Выбрать в ночи путь, Доберусь, наверное, Это как—нибудь. Мысли торопливо Сжал — не закричи! Жуть в глухой ночи. Жизнь крахмальна, — поступим крамольно И лекарством войдем в алкоголь! Не он в нас — целебно, А, напротив, — в него мы, в него! И нелепо ли бяше! А к тебе обращается узник, Алексеевский равелин И то никого не касалось, Что девочке горем казалось. О нежная та безнадежность, Когда все так просто и сложно, Когда за самой простотою — Несчастья верста за верстою. Какие несчастья,— То было обычное счастье, Но счастье и тем непривычно, Что выглядит очень обычно. И рвано и полуголодно, И солнечно или холодно, Когда разрывалось на части То самое славное счастье. То самое славное время, Когда мы не с теми — а с теми, Когда по дороге потерей Еще потеряться не верим. А кто потерялся — им легче, Они все далече, далече. Январь про жизнь. Я видел Серп луны. Прорицатели — не в обиде,— Я хочу полететь на Луну. На чем во сне я не летал? И улыбаюсь я во сне, Ору во сне, как рота, И надо просыпаться мне, А неохота. То, что губ касалось, Тронула рука,— Это не казалось, А наверняка. Зубы заговаривать, Чепуху молоть, Чтоб дорожкой гаревой Убегала плоть. Чтобы возле рынка, В сборище людском, Плавать невидимкой В небе городском. Было холодно и мокро, Жались тени по углам, Проливали слезы стекла, Как герои мелодрам. Вы сидели на диване, Походили на портрет. Молча я сжимал в кармане Леденящий пистолет. Расположен книзу дулом Сквозь карман он мог стрелять, Я все думал, думал, думал — Убивать, не убивать? И от сырости осенней Дрожи я сдержать не мог, Вы упали на колени У моих красивых ног. Выстрел, дым, сверкнуло пламя, Ничего уже не жаль. Я лежал к дверям ногами — Элегантный, как рояль. И травы превращались в сено, Не сразу, скажем,— постепенно,— Все было, было постепенно, Как постепенен летний день. Погляди на облако Или на траву, — Остальное — побоку, Вижу наяву: Среди поля — дерево, А на поле — ты. Верю — неуверенно В дело доброты. А если он уходит днём, Он всё равно от вас уходит. Давай сейчас его вернём, Пока он площадь переходит. Немедленно его вернём, Поговорим и стол накроем, Весь дом вверх дном перевернём И праздник для него устроим. А дурочка, как Золушка, Ему в глаза глядит,— Он говорит о золоте, О славе говорит. Мертвец, певец и умница, Его слова просты — Пусты ночные улицы, И площади пусты. Тротуары, тротуары Шелестят сухой листвою, Город старый, очень старый Под Москвою. Деревянный, краснокрыший, С бесконечностью заборов, Колокольным звоном слышен Всех соборов. Полутени потемнели, Тени смазались краями, Переулки загорели Фонарями. Здесь остриженный, безусый, В тарантасе плакал глухо Очень милый, очень грустный Пьер Безухов. А за городом заборы, За заборами — вожди. Там трава немятая, Дышится легко. Там конфеты мятные, Птичье молоко. За семью заборами, За семью запорами Там конфеты мятные, Птичье молоко. На реке навигация, На реке пароход. Пароход белый—беленький, Дым над красной трубой. Мы по палубе бегали — Целовались с тобой. Пахнет палуба клевером, Хорошо, как в лесу. И бумажка наклеена У тебя на носу. Ах ты, палуба, палуба, Ты меня раскачай, Ты печаль мою, палуба, Расколи о причал. Да, лето только началось, А к нам вчера приехал гость. Сегодня он уехал — И нам оставил эхо. То эхо — воблы три кило — Нет громогласней эха! Еще на улице светло, И жаль, что он уехал. Я разучил её теченье, Одолевая, обомлел, Возможно, лучшего леченья И не бывает на земле. Пустые улицы раскручивал Один или рука в руке, Но ничего не помню лучшего Ночного выхода к реке. Когда в заброшенном проезде Открылись вместо тупика Большие зимние созвездья И незамерзшая река. Всё было празднично и тихо И в небесах и на воде. Я днём искал подобный выход, И не нашёл его нигде. Я разучил ее теченье, Одолевая, обомлел, Возможно, лучшего леченья И не бывает на земле. Все было празднично и тихо И в небесах и на воде. Я днем искал подобный выход, И не нашел его нигде. Я его однажды видел — Не во сне, а наяву, Появился в лучшем виде, Повалился на траву. Мы во Внукове лежали, Отменялся самолет. Ничего уже не жаль мне, Жалко вот, Жаль мне только, Жалко только И тогда, да и теперь — Ничего не знаю толком О тебе и о себе. Эти оконы, зимние, синие, Нацелованы до тебя — Все равно они ночью красивые До того, что во тьме ослепят. Собачья жизнь, собачья, На этом берегу. Но не смогу иначе, Наверно, не смогу. Апрель про жизнь. Ну, а все же, а все же, а все же,— Я спросил у случайного пса,— Я не лучше, но я и не плоше, Как и ты — среди псов — не краса. Ты не лучший, единственный — верно, На меня ты печально глядишь, Я ж смотрю на тебя суеверно, Объясняя собачую жизнь. Я со псом разговаривал ночью, Разговаривал — наедине,— И выходит — у псов жизнь не очень, Удается она не вполне. Сяду я себя забуду, Ненадолго — навсегда, Повсеместно и повсюду. Все забуду, разучусь, И разуюсь и разденусь, Сам с собою разлучусь От себя куда—то денусь. Декабрь про жизнь. Страшно в городе чужом Помирать, наверно, Форточка — и нагишом — Падать безразмерно. Вне размера, вне, вовне, Позевайте — падаль, — Белый, синий, красный снег В Амстердаме падал. А летела она через мост, В переулки, печали и улицы, — Где не горе вставало в рост, Не сутулясь и не сутуляся. Там летела, без дела, листва, Дом стоял, от беды перегруженный, Я на улице этой привстал, Слава Богу, тобой разбуженный. Чет не чет, А, может, черт, — Может, все возможно, Если улица течет У тебя подножно. Если улицы, мосты, Переулки, лестницы, — Навсегда в себя вместил Все во мне поместится. Все поместится во мне, Все во мне поместится, — Онемею — онемел, — Переулки, лестницы. Отпоют нас деревья, кусты, Люди, те, что во сне не заметим, Отпоют окружные мосты, Или Киевский, или ветер. Да и степь отпоёт, отпоёт, И товарищи, кто поумнее, А ещё на реке пароход, Если голос, конечно, имеет. Басом, тенором — всё мне одно, Хорошо пароходом отпетым Опускаться на светлое дно В мешковину по форме одетым. Я затем мешковину одел, Чтобы после, на расстоянье, Тихо всплыть по вечерней воде И услышать своё отпеванье. Рукой прохожего узнаешь через дождь, Когда над незнакомою рекой По незнакомой улице идешь. Все незнакомо, все переменилось, А час назад, до первых фонарей, Все тосковало, Все непогодой, Слякотью томилось, — И тьмы звало, и все же становилось И на душе и в небесах — смурней. Останется не разговор И не обиды — по привычке, А поля сжатого простор, Дорога лесом к электричке. Меж дач пустых она вела,— Достатка, славы, привилегий, Телега нас обогнала, И ехал парень на телеге. Останется — наверняка — В тумане белая река, Туман ее обворожил, Костром на берегу украсил, На воду бакен положил — Движение обезопасил. Над асфальтом наклонились вязы, Тенью скрыв дорожку мостовой. Помню, как к девчонке сероглазой Торопился я под выходной. Как, промокнув под дождём весёлым, За цветущий прятались каштан, Девочка из сорок третьей школы И до слёз смущённый мальчуган. Мне хотелось слёз необычайных, Клятву, что ли, дать или обет. Этот дождь, короткий и случайный, Стал причиной близости к тебе. Знаю — случай ничего не значит. Но сегодня поздно пожалел, Что могло случиться всё иначе, Если б дождь подольше прозвенел. Звон трамвая голосист и гулок, Парк расцвечен точками огней, Снова я пришёл на переулок — Переулок юности моей. Он сверкал, но его Вовсе не было, А снега — не травой,— Так,— снегобыло. Где она, я не спросил,— А душа сидела рядом, Лампочку я погасил, И душа сказала: По несчастью или к счастью, Истина проста: Никогда не возвращайся В прежние места. Даже если пепелище Выглядит вполне, Не найти того, что ищем, Ни тебе, ни мне. Путешествие в обратно Я бы запретил, Я прошу тебя, как брата, Душу не мути. А не то рвану по следу — Кто меня вернёт? В сорок пятом угадаю, Там, где — боже мой! Под ветром сосны хорошо шумят, Светает рано. Ты не просыпайся, Ко мне плечом горячим прикасайся, Твой сон качают сосны и хранят. Тебя держу, тебя во сне несу И слышу — дятел дерево колотит, Сегодня воскресение в лесу, На даче, на шоссе и на болоте. Покой ещё не начатого дня, Неясные предметов очертанья. Я думаю, как ты вошла в меня, В мои дела, заботы и сознанье. Уходят в будни наши торжества, Но по утрам хочу я просыпаться, Искать слова и забывать слова, Надеяться, любить, повиноваться. Зеленый штоф, визигу с пирогами. Иль деву русскую со станции Подлипки? Избу на отдаленном берегу Иль прелести тибетской Айболитки? Все для тебя — немой язык страстей И перстень золотой цареубийцы. Ты прикажи — и вот мешок костей Врагов твоих и тело кровопийцы. Поэтам следует печаль, А жизни следует разлука. Меня погладит по плечам Строка твоя рукою друга. И одиночество войдёт Приемлемым, небезутешным, Оно как бы полком потешным Со мной по городу пройдёт. Не говорить по вечерам О чём-то непервостепенном — Товарищами хвастать нам От суеты уединенным. Никто из нас не Карамзин— А был ли он, а было ль это— Пруды и девушки вблизи И благосклонные поэты. Отпадает, если вдруг В службе той необходимость, Лени сладостный недуг Озаряет нелюдимость. Собеседник под рукой За щекою, под подушкой, Улыбнется не в укор И задремлет простодушно. Не дослушает, зато Дремлет, не перебивая. Потому за маетой И такого не бывает. Рука и быстрая река — Какие схожие понятья. Обнимет, но наверняка Обманет женская рука, Отнимет быстрая река. Но почему наверняка Обманет женская рука? И почему меня река Так неожиданно отнимет? А если так — река обнимет, Рука любимая обнимет И не отдаст наверняка! Мимо пристаней и черешен, Отделенный речной водой, Появляется в небе леший Замечательно молодой. Ах, как рады марины и кати В сентябре или там — в феврале, Что летает по небу катер, По веселой, по круглой земле. Не летучим себе, не голландцем, А спокойно, средь бела дня, Он российским летит новобранцем, Он рукою коснулся меня. Пролетая в траве или дыме, Успевает трубой проорать — Молодыми жить, молодыми — Молодыми — не умирать. Ах, ты катер, ты мой приятель Над веселием и бедой, В белом небе весенний катер Замечательно молодой. Рио-рита, рио-рита, Вертится фокстрот, На площадке танцевальной Сорок первый год. Ничего, что немцы в Польше, Но сильна страна, Через месяц — и не больше — Кончится война. Уезжаем от мокрых улиц, Безразличия чьих-то глаз, Парусами странствий надулись Носовые платки у нас. Мы вернёмся, когда наскучит Жизнь с медведями, без людей, В город мокрый и самый лучший, В город осени и дождей. Прощай, Садовое кольцо, Я опускаюсь, опускаюсь И на высокое крыльцо Чужого дома поднимаюсь. Чужие люди отворят Чужие двери с недоверьем, А мы отрежем и отмерим И каждый вздох, и чуждый взгляд. Прощай, Садовое кольцо, Товарища родные плечи, Я вижу строгое лицо, Я слышу правильные речи. А мы ни в чём не виноваты, Мы постучались ночью к вам, Как все бездомные солдаты, Что просят крова по дворам. Было мне нехорошо, Как обыкновенно. Саша, темное окно Не темнело лучше. Саша, мне нехорошо, А тебе не лучше. Ничего я не узнал Про тебя, любимый. Только видел я глаза Мне необходимые. О, как все это было долго; Особо, по контрасту, Когда одетый во все Лежишь на второй полке. Когда ты забыл, кто ты, А помнишь товарищей, Улицы, снег вдруг И все. Когда ты, — Господи? О, как всё это было долго; Особо, по контрасту, Когда одетый во всё Лежишь на второй полке. Когда ты забыл, кто ты, А помнишь товарищей, Улицы, снег вдруг И всё. Рукой по чистому листу — Молчком, безрадостно. По золоту, по сентябрю — Горели листья. Я по—аварски говорю — Остановитесь. Родной, единственный язык, Он — непереводимый — Что мне пожаловаться вкрик, Ей — нелюдимо. Октябрь про осень. О, этот прибой, Еле, но различимый, Что мне поделать с тобой, Если неизлечимо Похожи мы, однако, Я твой всегда сосед. Жлобам на свете проще, Собака, ты не жлоб, И дождь тебя полощет И будит через жолб. Мне от того не хуже, Не лучше — ничего, Собачья жизнь поможет, Излечит от всего. Октябрь о животных. Распускаешь невольно нюни, Настроение нечем крыть, Очень понятны строчки Бунина, Что в этом случае нужно пить. Но насчёт водки, поймите, Я совершеннейший нелюбитель. Ещё, как на горе, весенние месяцы, В крови обязательное брожение. А что если взять и Или, вспомнив девчонку в столице, Весёлые искры глаз Согласно весне и апрелю влюбиться В неё второй раз? Плохо одному в зимнюю стужу, До омерзения скучно в расплавленный зной, Но, оказалось, гораздо хуже Бывает тоска весной. Там, за рекою, Там, за голубою, Может, за Окою, Дерево рябое. И вода рябая, Желтая вода, Еле выгребаю, Я по ней плыву, Дерево рябое На том берегу. Белая вода — Ты не море, Горе — не беда, Просто горе. По ту сторону речки, над лесом, Появилась во мне и сама Мелочами своими воскресла Незабвенная эта зима. На ледяной реке Следы, дымы и звуки, И варежка в руке Предчувствием разлуки. А солнце в январе — Из—за того же леса, А я на лед смотрел — Мне это интересно. Швейцер с нежностью и уважением Г. Среди других причин Был мой приезд — тем паче, Что мой приезд совпал С делами — не хотелось! Я невпопад попал, Не пилось мне, не елось. И мы не собрались В кругу, хотя бы узком, По рынкам разбрелись, По площадям и спускам. От пропасти забот Куда бы нам укрыться? Скользнуть от дел за борт — Пусть щелкают нас блицем. Пусть выставляют нас Лентяями — валяйте! На зависть, напоказ Пороками марайте. И руку подаем Всему, что в мире праздно. Среди забот и тьмы, Сквозь горе и разлуку Протягиваем мы Веселью только руку. Берем такой почин И лучшую из истин: Есть дружба без причин, Без меры и корысти. Иное все — тщета, Иное — распростерто, Иного — до черта От ведьмы и до чёрта. И жить с иным — не жить, Хотя живем и можем И пробуем служить, Но что мы подытожим? От главка до премьер Большое расстоянье, И есть тому пример, Примеры и сказанья О том, что мы тогда И были молодцами, Но жаль, но вот беда — Запутались с отцами. А наш отец — простор, Дороги — наши сестры, Над озером костер — Все это очень просто. И рядышком лежит — Рукою не достанешь, А тронешь — убежит, И трогать перестанешь. И тоненький ледок, И беленький снежок — Назад к тому дорогу Не захотел — а сжег. Гори, гори ясно, Чтобы не погасло, Чтобы не напрасно — Высоко и красно. Я вам не говорил, Но к тайнам я причастен,— Размах орлиных крыл Прикроет от несчастий. О, тайны ореол, И защитит орел, И лебедь успокоит. Невзгод не перечесть, Но, если что случится,— Запомните, что есть Еще такая птица: Ни лебедь, ни орел, Ни даже дух болотный,— Но прост его пароль — Он человек залетный. Беда ли, ерунда Взойдет к тебе на крышу, Ты свистни, я тогда — Ты свистни — я услышу. От станции Мары И до горы Афона Протянут телефон. А если не протянут, То, значит, его тянут. Я расстоянье взял Немалое — нарочно: Звонит провинциал, Провинциалу тошно. Уже провинциал Отпил, оттанцевал И не находит места, А дома ждет невеста. А где моя невеста? В Москве или в Крыму — Мне это неизвестно. Читателю о том Читать неинтересно. Читатель, ты прости, Когда грустит писатель, Ему сюжет вести Все кажется некстати. Г—2, Г—2, Г—2 — Твой номер набираю, Набрал его, едва Твой голос разбираю. Отнес его в Столешников За несколько минут, А там сказали вежливо, Что бронзу не берут. Таскал его он волоком, Стоял с ним на углу, Потом продал Царь—колокол Британскому послу. И вот уже на Западе Большое торжество — И бронзовые запонки Штампуют из него. И за границей весело В газетах говорят, Что в ужасе повесился Кремлевский комендант. А аферист закованный Был сослан на Тайшет, И повторили колокол Из пресс—папье—маше. Не побоялись бога мы И скрыли свой позор — Вокруг ходил растроганный Рабиндранат Тагор. Ходил вокруг да около, Зубами проверял, Но ничего про колокол Плохого не сказал. Они на том, а я на этом берегу. Как медленно они переступают, И гаснет медленно осенний день. И книгу старую я медленно листаю. Там лошади бредут, переступая, И гаснет день. Я явился к вам во фраке, Элегантный, как рояль. Вы лежали на диване, Двадцати неполных лет. Обращённый книзу дулом, Сквозь карман он мог стрелять. Я всё думал, думал, думал: Было холодно и мокро, Тени жались по углам… Обливали слёзы стёкла, Как герои мелодрам. Я от сырости и лени Превозмочь себя не мог. Вы упали на колени У моих красивых ног. Ничего теперь не жаль… Я лежал к двери ногами, Элегантный, как рояль. На Песчаной — все песчано, Лето, рвы, газопровод, Белла с белыми плечами, Пятьдесят девятый год, Белле челочка идет. Вижу четко и нечетко — Дотянись — рукой подать — Лето, рвы и этой челки Красно—рыжей благодать. Над Москвой—рекой ходили, Вечер ясно догорал, Продавали холодильник, Улетали за Урал. Как блеск звезды, как дым костра, Вошла ты в русский стих беспечно, Шутя, играя и навечно, О лёгкость, мудрости сестра. Там на столе грибы и пироги, Серебряные рюмки и настойки, Ударит час, и трезвости враги Придут сюда для дружеской попойки. Редеет круг друзей, но — позови, Давай поговорим как лицеисты О Шиллере, о славе, о любви, О женщинах — возвышенно и чисто. Воспоминаний сомкнуты ряды, Они стоят, готовые к атаке, И вот уж Патриаршие пруды Идут ко мне в осеннем полумраке. О собеседник подневольный мой, Я, как и ты, сегодня подневолен, Ты невпопад кивай мне головой, И я растроган буду и доволен. И прадеда опальный дом Шагами быстрыми обмерен, Когда он ходит ввечеру, Не прадед, Аннибал-правитель, А первый русский сочинитель И — не касается к перу. Сегодня пьем Опять втроем, Вчера втроем, Позавчера — Все вечера Втроем. Четвертый был, Но он забыл, Как пел и пил. Ему плевать, Ушел вчера, А нам блевать Все вечера ВТРОЕМ. А маршала сразила скарлатина, Она его сразила наповал, Но маршал был выносливый мужчина И лошади об этом не сказал. А ты ушел, надел пальто, Но только то пальто — не то. В моем пальто под белый снег Ушел хороший человек. В окно смотрю, как он идет, А под ногами — талый лед. А он дойдет, не упадет, А он такой — не пропадет. Она чем нелепей, тем ближе, Она — то ли совесть, то ль бред, Но вижу, я вижу, я вижу Как будто бы автопортрет. Служителей бойкие метлы Сметают иголки и сор. Мне дух панихид неприятен, Я в окна спокойно гляжу И думаю — вот мой приятель, Вот я в этом зале лежу. Не сделавший и половины Того, что мне сделать должно, Ногами направлен к камину, Оплакан детьми и женой. Хоронят писателей мертвых, Живые идут в коридор. Живые людей распростертых Выносят на каменный двор. Ровесники друга выносят, Суровость на лицах храня, А это — выносят, выносят, — Ребята выносят меня! Гусиным или не гусиным Бумагу до смерти марать, Но только бы не грустили И не научились хворать. Но только бы мы не теряли Живыми людей дорогих, Обидами в них не стреляли, Живыми любили бы их. Или совесть продавай Только если купят , Вот мораль — не поддавай С этой бандой вкупе. Мой самый близкий из людей, Обнять которого не можешь. Зачем приходишь по ночам, Распахнутый, с веселой челкой, Чтоб просыпался и кричал, Как будто виноват я в чем—то. И без тебя повалит снег, А мне все Киев будет сниться. Ты приходи, хотя б во сне, Через границы, заграницы. Что за жизнь с пиротехником — Фейерверк, а не жизнь, Это адская техника, Подрывной реализм. Он веселый и видный, Он красиво живет, Только он, очевидно, Очень скоро помрет. На народном гулянье, Озарив небосклон, Пиротехникой ранен, Окачурится он. Я продам нашу дачу, Распродам гардероб, Эти деньги потрачу На березовый гроб. Скажут девочкам в ГУМе, Пионер и бандит — Пиротехник не умер, Пиротехник убит. Поверну за углом — а потом Эту синюю воду увижу. А потом — суп с котом, Я не знаю, что будет потом, Но я знаю, я понял, я — выжил. Вы извините, синие лужи,— Я ошалелый и неуклюжий. Я помню страны позывные, Они раздавались везде — На пункты идти призывные, Отечество наше в беде. Живыми вернутся не все, Вагоны идут по России, По травам её, по росе. И брат расставался с сестрою, Покинув детей и жену, Я юностью связан с войною И я ненавижу войну. Я понял, я знаю, как важно Веслом на закате грести, Сирени душистой и влажной Невесте своей принести. Пусть пчёлы летают — не пули, И дети родятся не зря, Пусть будет работа в июле И отпуск в конце января. За лесом гремит канонада, А завтра нам снова шагать. Не надо, не надо, не надо, Не надо меня забывать. Я видел и радость и горе, И я расскажу молодым, Как дым от пожарища горек И сладок отечества дым. Однажды утром зацвести, Пока её никто не видит, А уж на ней роса блестит И сохнет, если солнце выйдет. Оно восходит каждый раз И согревает нашу землю, И достигает ваших глаз, А я ему уже не внемлю. Не приоткроет мне оно Опущенные тяжко веки, И обо мне грустить смешно, Как о реальном человеке. А я — осенняя трава, Летящие по ветру листья, Но мысль об этом не нова, Принадлежит к разряду истин. Желанье вечное гнетёт, Травой хотя бы сохраниться — Она весною прорастёт И к жизни присоединится. Не бойся, не боись,— Печаль моя проста. Однажды, наровне, Заговорила осень,— И это все во мне, А остальное сбросим. Пускай оно плывет Все это,— даже в лето, Безумный перелет — Но в это, это, это Что такое — сквер направо И налево тоже сквер. Здесь когда—то Пушкин жил, Пушкин с Вяземским дружил, Горевал, лежал в постели, Говорил, что он простыл. Кто он, я не знаю — кто, А скорей всего никто, У подъезда, на скамейке Человек сидит в пальто. Человек он пожилой, На Арбате дом жилой, — В доме летняя еда, А на улице — среда Переходит в понедельник Безо всякого труда. Голова моя пуста, Как пустынные места, Я куда—то улетаю Словно дерево с листа. Конкурс Авторы Рубрики Из первых рук Вольтеровское кресло Четвёртое измерение Золотое сечение Сим-сим Новый монтень Ещё Выпуски ТОП авторов ТОП стихов Общение Архив Партнёры Анализ стихотворений Поиск Случайная рифма Войти. Если письмо не приходит долгое время, проверьте папку Спам. О редакции История издания Редколлегия poems 45parallel. Читателям Поиск по сайту Случайная рифма.


Лучшие стихи известного поэта СССР Геннадия Шпаликова.


Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом. Если Вы считаете, что Ваши права нарушены, - свяжитесь с автором сайта. Родился 6 сентября в г. Сегежа Карело-Финской АССР в семье Фёдора Григорьевича Шпаликова и Людмилы Никифоровны В году семья Шпаликовых переезжает в Москву. Стояла зима… В нашей квартире - разбой. Позже он приезжал в отпуск, на неделю, кажется, а в феврале - погиб, вернее, пропал без вести. Мы с сестрёнкой не ревели. Военкомат Ленинградского района г. Москвы направляет Геннадия в Киевское Суворовское военное училище. Начинает писать стихи и рассказы. После окончания направляется в Московское Краснознамённое военное училище им. С января по март находится в Хлебниковском военном госпитале по случаю тяжёлого ранения ноги в ходе батальонных учений. В марте окружной медкомиссией признаётся негодным для дальнейшего пребывания в училище и отчисляется по состоянию здоровья. Шпаликов поступает на сценарный факультет ВГИКа. Пройдя чудовищный конкурс, я попал в один из самых интересных институтов. Радости не было, лёгкости тоже. Ответственность за будущее и настоящее - это самое главное в мыслях и тогда и сейчас. Знакомится с людьми, дружба с которыми пройдёт через всю его жизнь, кому он посвятит многие стихотворения, кого он сделает просто героями своих стихов - режиссёр Юлий Файт, сценарист Павел Финн, оператор Александр Княжинский…. Недолгое пребывание Шпаликова в искусстве оставило заметный след. В своём сценарии Шпаликов не поднимал глобальных вопросов, но сумел абсолютно без пафоса показать удивительно узнаваемую жизнь обыкновенных москвичей. Сам Шпаликов написал и слова к песне для фильма, которая зажила собственной жизнью, приобрела огромную популярность, превратилась в неофициальный лирический гимн Москвы и стала музыкальным символом х годов. Картина ещё не вышла на экраны, когда на неё вылился водопад злобной критики. Рецензенты так и писали: Фильм удостаивается премии на фестивале авторского кино в Бергамо Италия. Среди других его сценарных работ: Но сценарии Шпаликова всегда с трудом проходили сквозь цензурные рогатки. Нарастало его разочарование в работе. Шпаликов всё больше уходил в поэзию. В последние годы жизни для кино работал главным образом как автор текстов песен к фильмам. Похоронен на Ваганьковском кладбище. ШПАЛИКОВ, Геннадий Фёдорович р. Сегежа, ныне Карельской АССР, - 1. Окончил сценарный факультет ВГИКа В центре внимания Шпаликова-сценариста и режиссёра - память о войне, духовная преемственность поколений, личная ответственность молодого современника, поэтическое исследование судеб своих сверстников. Отсутствие динамичного сюжета, мягкий юмор - основные стилистические особенности работ Шпаликова. На страницу "Меню сайта". Шп а ликов Геннадий Фёдорович 6 сентября , г. Сегежа Карельской АССР - 1 ноября , Переделкино; похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве - советский поэт, кинорежиссёр, киносценарист. Подробнее Фотогалерея 12 Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом. И то никого не касалось, Что девочке горем казалось. О нежная та безнадёжность, Когда всё так просто и сложно, Когда за самой простотою - Несчастья верста за верстою. И рвано и полуголодно, И солнечно или холодно, Когда разрывалось на части То самое славное счастье. То самое славное время, Когда мы не с теми - а с теми, Когда по дороге потерей Ещё потеряться не верим. А кто потерялся - им легче, Они все далече, далече. Похожи мы, однако, Я твой всегда сосед. Жлобам на свете проще, Собака, ты не жлоб, И дождь тебя полощет И будит через жолб. Мне от того не хуже, Не лучше - ничего, Собачья жизнь поможет, Излечит от всего. Однажды утром зацвести, Пока её никто не видит, А уж на ней роса блестит И сохнет, если солнце выйдет. Оно восходит каждый раз И согревает нашу землю, И достигает ваших глаз, А я ему уже не внемлю. Не приоткроет мне оно Опущенные тяжко веки, И обо мне грустить смешно, Как о реальном человеке. А я - осенняя трава, Летящие по ветру листья, Но мысль об этом не нова, Принадлежит к разряду истин. Желанье вечное гнетёт, Травой хотя бы сохраниться - Она весною прорастёт И к жизни присоединится. А за городом заборы, За заборами - вожди. Там трава немятая, Дышится легко. Там конфеты мятные, Птичье молоко. За семью заборами, За семью запорами Там конфеты мятные, Птичье молоко. Батум Работа нетяжёлая, И мне присуждено Пить местное, дешёвое Грузинское вино. Я пью его без устали, Стакан на свет гляжу, С матросами безусыми По городу брожу. С матросами безусыми Брожу я до утра За девочками с бусами Из чешского стекла. Матросам завтра вечером К Босфору отплывать, Они спешат, их четверо, Я пятый - мне плевать. Мне оставаться в городе, Где море и базар, Где девочки негордые Выходят на бульвар. О собаках Я со псом разговаривал ночью, Объясняясь, - наедине, - Жизнь моя удаётся не очень, Удаётся она не вполне. Ну, а всё же, а всё же, а всё же, - Я спросил у случайного пса, - Я не лучше, но я и не плоше, Как и ты - среди псов - не краса. Ты не лучший, единственный - верно, На меня ты печально глядишь, Я ж смотрю на тебя суеверно, Объясняя собачую жизнь. Я со псом разговаривал ночью, Разговаривал - наедине, - И выходит - у псов жизнь не очень, Удаётся она не вполне. Я разучил её теченье, Одолевая, обомлел, Возможно, лучшего леченья И не бывает на земле. Пустые улицы раскручивал Один или рука в руке, Но ничего не помню лучшего Ночного выхода к реке, Когда в заброшенном проезде Открылись вместо тупика Большие зимние созвездья И незамёрзшая река. Всё было празднично и тихо И в небесах и на воде. Я днём искал подобный выход, И не нашёл его нигде. Палуба На меня надвигается По реке битый лёд. На реке навигация, На реке пароход. Пароход белый-беленький, Чёрный дым над трубой. Мы по палубе бегали - Целовались с тобой. Пахнет палуба клевером, Хорошо, как в лесу, И бумажка приклеена У тебя на носу. Ах ты, палуба, палуба, Ты меня раскачай, Ты печаль мою, палуба, Расколи о причал. Мне улицы покоя не дают, Они мои товарищи и вороги. Мне кажется - не я по ним иду, А подчиняюсь, двигаю ногами, А улицы ведут меня, ведут По заданной единожды программе. Программе переулков дорогих, Намерений весёлых и благих. Мелькнёт в толпе знакомое лицо, Весёлые глаза, А в них бежит Садовое кольцо, А в них блестит Садовое кольцо, И летняя гроза. А я иду, шагаю по Москве, И я пройти ещё смогу Солёный Тихий океан, И тундру, и тайгу. Над лодкой белый парус распущу, Пока не знаю, с кем, Но если я по дому загрущу, Под снегом я фиалку отыщу И вспомню о Москве. А если он уходит днём, Он всё равно от вас уходит. Давай сейчас его вернём, Пока он площадь переходит. Немедленно его вернём, Поговорим и стол накроем, Весь дом вверх дном перевернём И праздник для него устроим. Было холодно и мокро, Жались тени по углам, Проливали слёзы стекла, Как герои мелодрам. Вы сидели на диване, Походили на портрет. Молча я сжимал в кармане Леденящий пистолет. Расположен книзу дулом Сквозь карман он мог стрелять, Я всё думал, думал, думал - Убивать, не убивать? И от сырости осенней Дрожи я сдержать не мог, Вы упали на колени У моих красивых ног. Выстрел, дым, сверкнуло пламя, Ничего уже не жаль. Я лежал к дверям ногами - Элегантный, как рояль. Или погибну как-нибудь иначе. Страна не зарыдает обо мне, Но обо мне товарищи заплачут. Они меня на кладбище снесут, Простят долги и старые обиды. Я отменяю воинский салют. Не надо мне гражданской панихиды. Я никогда не ездил на слоне И не решал важнейшие задачи. Не выйдет утром траурных газет, Подписчики по мне не зарыдают. Прости, прощай, Центральный Комитет! И гимна надо мною не сыграют. Служителей бойкие мётлы Сметают иголки и сор. Мне дух панихид неприятен, Я в окна спокойно гляжу И думаю - вот мой приятель, Вот я в этом зале лежу. Не сделавший и половины Того, что мне сделать должно, Ногами направлен к камину, Оплакан детьми и женой. Хоронят писателей мёртвых, Живые идут в коридор. Живые людей распростёртых Выносят на каменный двор. Ровесники друга выносят, Суровость на лицах храня, А это - выносят, выносят, - Ребята выносят меня! Гусиным или не гусиным Бумагу до смерти марать, Но только бы не грустили И не научились хворать. Но только бы мы не теряли Живыми людей дорогих, Обидами в них не стреляли, Живыми любили бы их. Отнёс его в Столешников За несколько минут, А там сказали вежливо, Что бронзу не берут. Таскал его он волоком, Стоял с ним на углу, Потом продал Царь-колокол Британскому послу. И вот уже на Западе Большое торжество - И бронзовые запонки Штампуют из него. И за границей весело В газетах говорят, Что в ужасе повесился Кремлёвский комендант. А аферист закованный Был сослан на Тайшет, И повторили колокол Из пресс-папье-маше. Не побоялись бога мы И скрыли свой позор - Вокруг ходил растроганный Рабиндранат Тагор. Ходил вокруг да около, Зубами проверял, Но ничего про колокол Плохого не сказал. Половина девятого Солнцем обрызган целый мир, Празднично блещет улица. После утренней тьмы квартир Люди стоят и щурятся. Сдвинься, попробуй, - не хватит сил, И у подъездов, спросонок, Город большой на мгновенье застыл, Зажмурившись, как котёнок. Апрельский вечер Зелёные от остроумия, Весёлостью изнемогая, Шли двое. Между ними - мумия, Красивая и молодая. Можайск В жёлтых липах спрятан вечер, Сумерки спокойно сини, Город тих и обесцвечен, Город стынет. Тротуары, тротуары Шелестят сухой листвою, Город старый, очень старый Под Москвою. Деревянный, краснокрыший, С бесконечностью заборов, Колокольным звоном слышен Всех соборов. Полутени потемнели, Тени смазались краями, Переулки загорели Фонарями. Здесь остриженный, безусый, В тарантасе плакал глухо Очень милый, очень грустный Пьер Безухов. Песня С паровозами и туманами В набегающие поля На свидания с дальними странами Уезжаем и ты и я. Уезжаем от мокрых улиц, Безразличия чьих-то глаз. Парусами странствий надулись Носовые платки у нас. Мы вернёмся, когда наскучит Жизнь с медведями, без людей, В город мокрый и самый лучший, В город осени и дождей. Симонов Солнце бьёт из всех расщелин, Прерывая грустный рассказ О том, что в середине недели Вдруг приходит тоска. Распускаешь невольно нюни, Настроение нечем крыть, Очень понятны строчки Бунина , Что в этом случае нужно пить. Но насчёт водки, поймите, Я совершеннейший нелюбитель. Ещё, как на горе, весенние месяцы, В крови обязательное брожение. А что если взять и… повеситься, Так, под настроение. Или, вспомнив девчонку в столице, Весёлые искры глаз, Согласно весне и апрелю влюбиться В неё второй раз? Плохо одному в зимнюю стужу, До омерзения скучно в расплавленный зной, Но, оказалось, гораздо хуже Бывает тоска весной. Что-то мне не спится, Одному в ночи - Пьяных-то в столице! Мысли торопливо Мечутся вразброд: Чьи-то очи… Ива… Пьяненький народ. Всё перемешалось, В голове туман… Может, выпил малость? Нет, совсем не пьян. Темень, впропалую, Не видать ни зги. Хочешь, поцелую - Только помоги. Помоги мне верный Выбрать в ночи путь, Доберусь, наверно, Это как-нибудь. Мысли торопливо Сжал - не закричи! Чьи-то очи… Ива… Жуть в глухой ночи. Геночка Москва, июль печёт в разгаре, Жар, как рубашка к зданиям прилип. Я у фонтана, на Тверском бульваре Сижу под жидковатой тенью лип. Девчонки рядом с малышом крикливым, Малыш ревёт, затаскан по рукам, А девочки довольны и счастливы Столь благодатной ролью юных мам. И, вытирая слёзы с мокрой рожи, Дают ему игрушки и мячи: Ты помолчи, девчонки будут рады, Им не узнать, что, радостью залит, Твой тёзка на скамейке рядом С тобою, мальчуган, сидит. И пусть давным-давно он не ребёнок, Но так приятно, нечего скрывать, Что хоть тебя устами тех девчонок Сумели милым Геночкой назвать… Биография Родился 6 сентября в г. Знакомится с людьми, дружба с которыми пройдёт через всю его жизнь, кому он посвятит многие стихотворения, кого он сделает просто героями своих стихов - режиссёр Юлий Файт, сценарист Павел Финн, оператор Александр Княжинский… Недолгое пребывание Шпаликова в искусстве оставило заметный след.


Крапостина духовный стих
Мумия 3 с переводом китайского
Скачать торрент анна попович видео 720 dvdrip
Новости науки и техники в мире 2017
Препарат для нормализации микрофлоры кишечника для детей
Sign up for free to join this conversation on GitHub. Already have an account? Sign in to comment