Ссылка на файл: >>>>>> http://file-portal.ru/Проблема мотивированности языкового знака/
Проблема мотивированности языкового знака. Виды мотивированности языкового знака
Вы точно человек?
Часть I
Главный объект исследования в предлагаемой вниманию читателя книге — не отдельные языковые знаки, а основные классы словесных знаков. Предметом анализа является принцип знака , понимаемый вслед за В. Такая согласованность, в представлении автора, по необходимости должна быть заложена в самом способе связи звуковой стороны языка с содержательной: Бодуэну де Куртенэ, выступает морфологическая в широком смысле , то есть грамматическая, сторона языка, его структура, его форма, которая характеризуется иерархическим членением предложений на слова, а слов — на морфемы [Бодуэн де Куртенэ , т. Поскольку в грамматическом строе языка, в том числе в иерархическом членении на значащие единицы, действуют универсальные, типологические и индивидуально-специфические закономерности, проблема знака и его мотивированности теснейшим образом связана с проблемой языковых сходств и различий. Различение общего, особенного и единичного в человеке и соответственно разграничение универсальных, групповых и индивидуально-специфических черт в языке не является изначальным. К выделению разного рода групповых свойств языков — генетических, ареальных, типологических — наука подошла довольно поздно, на рубеже XIX—XX вв. Четкое разграничение генетического родства, ареального свойства породнения и структурного типологического сходства находим в трудах И. В эпоху античности и в Средние века универсальное в языке противополагается лишь специфическому. Долгое время универсальное связывается с содержательной стороной языковых знаков, а индивидуально-специфическое — с их звуковой стороной, которая считается чисто условной и произвольной в силу господствующих — со времен Демокрита — представлений о произвольности языковых знаков. Если проследить общую эволюцию взглядов на соотношение в языке универсального, типологического и специфического, то выявляется любопытная закономерность, как будто оставшаяся не замеченной. Содержательная сторона языка, в том числе грамматическая категоризация, казавшаяся когда-то в основе своей универсальной, представляется со временем все более индивидуальной, несмотря на сохранение универсального компонента. В отличие от этого во внешней, звуковой стороне, изначально считавшейся сугубо индивидуальной характеристикой языков, обнаруживается все больше типологических и универсальных свойств. С точки зрения автора, универсально-типологическое в языке в первую очередь обусловлено такими внутренними сущностными свойствами языка, как членение, категоризация и их иерархическая организация. В свете этих и других сущностных свойств языка в монографии получают цельносистемное содержательно ориентированное обоснование не только синтагматика, но, что особенно важно, характер и парадигматика используемых в звуковой форме слова сегментных и суперсегментных средств. Категориально-иерархическая организация языка задает и сам принцип знака. Самый надежный ключ к принципу знака — типологически значимые различия во внешней форме основных классов языковых знаков. Внешняя означающая сторона словесного знака представлена разнообразными структурами: Вследствие иерархических отношений слова с предложением и морфемой сегментная и суперсегментная организация слова оказывается неодномерной, особенно в случае функционально различного членения базовой — морфологической — структуры слова на словообразовательную, словоизменительную, морфемную. В соответствии с иерархией характеристик внешней формы слова обоснование системной грамматической мотивированности означающего и его связи с означаемым в структуре знака осуществляется поэтапно. Книга была задумана давно и писалась долго. Не все задуманное удалось осуществить. Исследованный за многие годы материал, частично использованный при освещении поднятых в книге проблем, — это, конечно, капля в море. Но все же и эта капля — капля моря. И она в большей или меньшей степени отражает свойства, присущие морю в целом. Выборочно представленные в монографии разнообразные количественные данные призваны главным образом осветить существующие в языке—речи закономерные тенденции. Она действительна лишь для конкретного словаря или текста. Публикуя на протяжении ряда лет результаты исследования словесного знака в том или ином аспекте, я считала необходимым всякий раз определять связь данного аспекта с сущностными свойствами языка, с тем чтобы показать таким образом и его цельносистемный характер, и универсальность действующих закономерностей, несмотря на типологические и индивидуально-специфические особенности их реализации в каждом отдельном языке. Отсюда неизбежные повторы, которые я пыталась минимизировать, не считая, однако, возможным и правильным их полное исключение при решении поставленных задач. Выражаю искреннюю признательность глубокоуважаемым рецензентам монографии Михаилу Кузьмичу Румянцеву и Лине Ивановне Шкарбан, а также всем коллегам, принявшим участие в обсуждении результатов исследования при личных встречах и на многочисленных международных и всероссийских научных форумах. Все замечания и конструктивные пожелания были с благодарностью приняты и учтены при подготовке рукописи к печати. Сердечное спасибо моей сестре Нине Георгиевне Зубковой за подготовку рукописи к печати. Только благодаря ее терпению, доброте и самоотверженности книга увидит свет. Это относится и к представлению о произвольности языкового знака, укоренившемуся начиная с Демокрита и Аристотеля уже в античности и утвердившемуся в современном языкознании благодаря Ф. Если вслед за Ф. Однако представление о произвольности языкового знака входит у Ф. Единства ассоциативного и синтагматического порядка, это признает и Ф. Если последовательно придерживаться этой точки зрения, то в языке вообще не может быть абсолютно произвольных знаков. Словообразовательно немотивированные знаки не являются произвольными, так как и они мотивированы ассоциативными и синтагматическими связями с другими элементами системы. Дело, однако, осложняется тем, что сам Ф. И хотя, как утверждает Ф. В отличие от Ф. Бенвенист в анализе значащих единиц руководствуется принципом двустороннего единства формы и значения как совмещенных свойств, которые выделяются в иерархически организованной структуре языковых уровней, обусловливающей оборачиваемость формы и значения. Но если следовать духу учения В. В языковой деятельности такая согласованность вырабатывается — в соответствии с потребностями мыслительного развития — благодаря непрерывному воздействию духа на звук и в результате взаимодействия сил, создающих обозначаемое, с силами, создающими обозначающее. Свидетельством тому может служить редукция знаменательных элементов в случае их грамматикализации. Ясно, что такого рода взаимодействие между двумя сторонами языкового знака исключает его произвольность, о чем недвусмысленно заявлял сам В. Главное в сформулированном В. Цель настоящей работы скромнее — попытаться прояснить, на чем основывается и в чем проявляется связь звучания и значения во внутреннем строе языка. Последнее, по-видимому, неизбежно, если, по традиции, иметь в виду индивидуальные лексические значения периферические явления звукоподражания и звукосимволизма не в счет. Несмотря на всю трудность анализа языковых значений [Кацнельсон Основой разграничения могут служить свойства, выделенные И. Определяющим в данном перечне свойств лексических и грамматических значений является их отношение к внешнему миру и к человеку. Количественные различия в инвентаре значений предопределяют различия в наборе используемых для их выражения звуковых средств в парадигматике и расхождения в сложности экспонентов выражаемых значений в синтагматике. Соответственно должны различаться такие носители указанных значений, как знаменательные и служебные слова и морфемы. В языках с развитым словообразованием и словоизменением в выражении лексических, словообразовательных и словоизменительных значений прослеживается определенная градация как по количеству используемых для этих целей фонем, так и по протяженности соответствующих морфем. В лексике, надо думать, должны различаться своей внешней формой также собственно-знаменательные и местоименные слова, а среди собственно-знаменательных слов — такие базовые и как будто универсальные части речи, какими считаются имена существительные и глаголы, функциональное различие между которыми за существительными закреплена номинативная функция, за глаголами — предикативная сообразуется с большей лексичностью существительных сравнительно с более грамматичными глаголами. В случае соотносительности внешней формы классов слов с указанной иерархией можно говорить о категориально-иерархическом характере системной мотивированности словесных знаков. Связь между звучанием и значением предполагает выводимость значения из звучания, с одной стороны, и соответствие звучания выражаемому значению — с другой. Когда говорят о мотивированных знаках, о мотивированности слова, в сущности, речь идет о выводимости его значения. Выявление лексической и структурной мотивированности слова означает определение мотивировочного и классификационного признаков об означаемого [Блинова Вот почему основатель томской мотивологической школы О. Блинова подчеркивает лексиколого-семасиологическую направленность мотивологии как науки о мотивированных словах [Там же: Объяснение собственно звуковых особенностей выражения соответствующих значений выходит за рамки семасиологического направления. Так, на основе соотнесенности слова березник с однокоренным береза и одноструктурными ельник, осинник и т. Но мотивологический анализ, так же как словообразовательный, не объясняет звуковую форму мотивированного слова и выделяемых в нем сегментов, в частности восходяще-нисходящую звучность консонантной структуры слова, градуальное различие в протяженности корня, суффикса и флексии и т. Хотя проблема соответствия звучания значению была поставлена уже в античных спорах о сущности именования, лингвистическому изучению знаков в этом направлении долгое время мешало то обстоятельство, что звуковая сторона значащих единиц представлялась исключительно дискретной, иерархически неорганизованной, внутренне неупорядоченной и даже хаотичной особенно во флективных языках [Солнцев Тем самым укреплялась убежденность в произвольности языковых знаков. В понимании сущности языка и природы языковых знаков глава 1 автор опирается прежде всего и главным образом на классиков теоретического языкознания. Из них первыми должны быть названы создатели синтезирующих, системных концепций, не просто сохраняющих свою актуальность и по сей день, но заложивших основы современной — когнитивной — парадигмы научного знания. Бодуэн де Куртенэ, Г. Гийом, которые исходили в своих лингвистических воззрениях из триединства мира, человека и его языка. Ключом к принципу знака вообще и в ономасиологическом аспекте в частности являются такие сущностные свойства языка, которые характеризуют язык как знаковую систему. Поскольку система в общенаучном понимании — это выполняющая некие функции в надсистеме целостная совокупность элементов членов , связанных определенными отношениями , постольку членораздельность выделение планов, уровней, единиц разного формата на основе иерархических, парадигматических, синтагматических отношений оказывается базовой характеристикой языковой системы и самого знака как двусторонней сущности. Членораздельность, в свою очередь, теснейшим образом сопряжена с категоризацией , которая предполагает объединение вычленяемых элементов в некие совокупности, включая группы, разряды, классы языковых знаков. В обеспечении целостности языковой системы главную роль играют иерархические отношения между вычленяемыми значащими единицами, обусловливающие многомерность элементов иерархического ряда, и в частности, как показал Э. Бенвенист, соотносительность формы и собственно языкового структурного значения знаковых единиц. Таким образом, к числу сущностных свойств языка, воздействующих, по-видимому, и на типичный словесный знак, должны быть отнесены: Соотношение этих свойств друг с другом можно представить в следующем виде:. Однако степень реализации этих свойств различна. На основе парадигматических отношений осуществляется категоризация и знак обретает категориальную мотивированность, включаясь — в зависимости от типа категоризующего признака классифицирующего или модифицирующего — в определенную общую или частную категорию. Бондарко, модифицирующих категорий, закрепленных за данной классифицирующей категорией. Синтагматические отношения, основанные на линейном характере языка [Соссюр Различие в протяженности означающих служит различению общих и частных категорий. Особо следует выделить вклад иерархических отношений, в первую очередь интегративных, в ограничение произвольности. Говоря об относительной мотивированности знаков, Ф. Знак относительно мотивирован в случае его разложения на единицы низшего уровня [Соссюр Но, как показал Э. Бенвенист, единица является различительной для данного уровня, если она может быть идентифицирована как составная часть — интегрант — единицы высшего уровня. Бодуэна де Куртенэ требование такого трехмерного анализа распространяется на все единицы языка см. Способность слова быть составной частью предложения определяет значение слова, актуализирующееся в предложении при семантическом означивании. Если, вслед за С. А так как грамматика, или, в определении И. Вследствие указанных иерархических связей между значащими единицами звуковая форма слова несет на себе печать семантического означивания в составе предложения, с одной стороны, и морфемного членения — с другой глава 2. Членораздельность и категоризация обусловливают весь звуковой строй языка вплоть до орфоэпической вариативности главы 3, 4. Специфику звуковой формы языка в ее целостности, равно как фонемную, слоговую, суперсегментную организацию слова во многом определяет его морфологическая структура, которая по праву столь долго находилась в фокусе типологических изысканий. Значимость морфологической структуры слова, в том числе для обоснования принципа знака, задается тем, что в составляющих ее морфемах как минимальных значащих единицах языка план содержания непосредственно сопрягается с планом выражения. При рассмотрении морфемного строения разных классов слов как важнейшего аспекта их внешней формы в центре внимания находятся две характеристики: Сравнительный анализ морфемного строения имен существительных и глаголов в плане выражения, помимо указанной количественной характеристики, измеряемой индексом синтеза, включает в себя также описание типовых морфемных структур и конкретных морфемных моделей , иерархия которых меняется в зависимости от характера текста раздел 2. При двояком членении языкового целого морфема как минимальная значащая единица коррелирует со слогом как минимальной произносительной единицей. Соотношение морфемы и слога, морфемного и слогового членения — важнейшая из характеристик, раскрывающих принцип знака глава 5. Обладая двумя планами, морфологические структуры — словообразовательная, словоизменительная, морфемная — могут выступать то в качестве означаемых например, по отношению к акцентной организации слова главы 6, 7 , то в качестве означающих, как в поэтической речи, где морфемная структура обнаруживает ритмообразующий потенциал, причем разный у разных частей речи глава 8. Итак, если принцип знака понимать в первую очередь в смысле согласованности двух сторон языкового знака друг с другом, то обосновать принцип знака и, следовательно, объяснить связь между звучанием и значением — это значит объяснить системную обусловленность и соответственно мотивированность внешней, звуковой формы языка вообще и его значащих единиц в частности сущностными свойствами языка и такими основополагающими особенностями плана содержания, как характер категоризации и соотношение лексического и грамматического. В свою очередь, обоснование мотивированности плана выражения планом содержания означает принципиальную возможность цельносистемного описания каждого отдельного языка и построения цельносистемной типологии языков на детерминантной основе. Насколько реально такое описание, можно судить по последней, объяснительной, главе, где на примере русского языка раскрывается грамматическая обусловленность звукового строя. По данным проведенного анализа, закономерности русского звукового строя коренятся в завершенном иерархическом членении языкового целого и в последовательно проведенной грамматической категоризации. Системная мотивированность знака, как показано в заключении, заложена в категориально-иерархической организации языка, своеобразие которой в каждом данном языке определяется глубиной иерархического членения языкового целого, с одной стороны, характером и степенью развития грамматической категоризации — с другой. В Части I выборочно использованы — часто в переработанном и исправленном виде и в иной интерпретации — данные, полученные под руководством и при участии автора ее учениками. Всем им я приношу свою глубокую благодарность. Программа исследования включает широкий круг вопросов. Одни решаются на материале языков различных типов — вьетнамского, китайского, йоруба, индонезийского, бурятского, уйгурского, хакасского, арабского, английского, армянского, маратхи, русского. Значительное число работ сопоставительно-типологического плана посвящено анализу двоякого членения в текстах основных функциональных разновидностей. Комплексные словообразовательные единицы и лексико-семантические категории исследуются только на материале русского языка. Язык как форма — понятие чрезвычайно емкое, глубокое, многоаспектное, но прежде всего это форма мысли. Соответственно философское понятие формы применительно к языку истолковывается по-разному в зависимости от того, как определяются его функции по отношению к мышлению и каким оно представляется. Эта пассивность, исключающая активное влияние языка на формирование уже каким-то образом сформированной мысли, не означает, однако, ни абсолютной зависимости языка от мышления, ни обязательного и полного их тождества. Согласно воззрениям авторов Пор-Рояля, несмотря на определяющее влияние структуры логического суждения на грамматическую категоризацию, в языке действуют не только законы разума, но также эмоции, воля, капризы и прихоти говорящих. Наконец, языку свойственны закономерности собственно языкового выражения, диктуемые линейным характером материальной — звуковой — стороны, которая представляет собой протяженную субстанцию. Когда под влиянием сенсуализма наряду с мышлением, осуществляемым в языковой форме, вычленяется неопределенное, бесформенное доязыковое мышление, оно, в сущности, характеризуется в духе Платона и Аристотеля как чистая первая материя. По отношению к этому бесформенному мышлению язык выступает уже не как форма—morphe, но как форма—эйдос, активное творящее начало, под действием которого лишь заданная в первичной мыслительной материи возможность мышления превращается в действительность, потребность в понятии претворяется в понятийное мышление. Сходным образом язык как форма воздействует на столь же неопределенную и изначально бесформенную звуковую материю, в результате возможность высказывания осуществляется в действительной речи. Однако первоначально в лингвистической теории, в частности в трудах В. Оформленная материя и сама форма — и соответственно речь и язык — мыслятся в единстве. Полагая, что язык как таковой имеет дело исключительно с уже получившей оформление материальностью, В. Гумбольдт подчеркивает в нем синтез, единство, целостность оформленной материи и собственно формы и, вполне отчетливо разграничивая язык и речь, не разводит их так резко, как Ф. В постгумбольдтовскую эпоху — не без влияния самого В. Гумбольдта — все более осознается психическая сущность языка, причем осознание мыслеобразующей функции языковой формы, языкового моделирования переплетается с осознанием места бессознательного в человеческой психике и роли языка в переходе от бессознательного к сознанию. Внимание лингвистов все больше акцентируется не столько на единстве идеального и материального в языке, сколько на различии между ними в целях выявления относительно неизменного и устойчивого, постоянного, иначе говоря, инвариантного аспекта языковой системы. Гийома, как ранее у В. Гумбольдта, форма сохраняет свою отражательную сущность, тогда как у Ф. Ельмслева она сводится исключительно к совокупности отношений, связей, зависимостей. Тем не менее и те, и другие определяют язык как форму. Настойчивое сведeние языка к форме в самых разных лингвистических концепциях тесно связано с поисками в нем собственно языкового, с определением сущности языка. Начиная с Демокрита к сущностным свойствам языка относят членораздельность и символичность знаковость. Именно эти свойства В. Гумбольдт считает самобытнейшим существом языка, а А. Потебня относит к общечеловеческим. Однако оба эти свойства могут быть сведены к понятию формы, ибо в их основе, как и в основе понятия формы, лежат отношения. Язык — форма и ввиду своей знаковой природы, и как область членораздельности. Знак уже в силу своей заместительной функции и вследствие своей зависимости от других знаков в системе немыслим вне отношений как к внеязыковой действительности, так и в самом языке. Членение звуковой и мыслительной материи осуществляется только в их взаимосвязи. Членение языкового целого на элементы производно от связывающих их отношений: Формообразующая функция отношений не ограничивается тем, что благодаря им осуществляется вычленение элементов языка. Это преобладающее качество языка его детерминанта , а значит, и духовное своеобразие народа, как показал В. Гумбольдт, полнее всего раскрывается в грамматике, и именно потому, что она состоит исключительно из интеллектуальных отношений. Бодуэна де Куртенэ и почему формализованность отождествляется у Э. В соответствии с двумя видами материи, соотнесенными в языке как форме в целом и в его грамматическом строе в частности, обычно разграничиваются две стороны языка — внешняя, собственно формальная форма выражения и как бы встраивающаяся в нее внутренняя, содержательная форма содержания. Далее начинаются расхождения, иногда весьма существенные, относительно состава и строения каждой из сторон, характера связи между ними. Внешняя, собственно формальная, сторона либо трактуется очень широко, как у В. При этом сама звуковая сторона то мыслится как оформленная материя, то редуцируется до одних звуковых различий значимостей , исключающих звуковую субстанцию. Сходным образом и содержательная сторона толкуется по-разному в зависимости от того, признается или нет ее отражательная сущность, а тем самым и основополагающее значение для языка противостояния вселенной и человека, внешнего и внутреннего мира. В первом случае принимается, что языковое содержание все же сохраняет отражательную природу мыслительного содержания и представляет собой образ образа внешнего мира. В результате означаемое языкового знака имеет иерархическую структуру, компоненты которой связаны отношениями мотивации, отношениями последовательного намекания — от семантически наиболее бедного носителя языкового содержания к полнокровному мыслительному содержанию. Но так или иначе в лингвистике постепенно утверждается мысль о нетождественности языкового и мыслительного содержания, о формальном характере языкового содержания по отношению к мыслительному. Весьма показательно в этой связи само обозначение в исследуемых концепциях базовых типов языковых значений. В современном терминологическом употреблении, это лексические и грамматические значения. Поскольку понятие содержания включает в себя материю и форму как снятые моменты, В. Гумбольдт различает в языковом содержании два основных типа значений — значения материальные и значения формальные. Позднее, когда форма отождествляется с совокупностью отношений, то есть со структурой, Э. Сепир противопоставляет материальным значениям реляционные, а Г. Гийом разграничивает понятийные и структурные идеи в плане содержания и материальные и формальные части слов в плане выражения. Несмотря на существенные различия в понимании формальной природы языка, даже в самых полярных концепциях единодушно признается нераздельная связь и, более того, взаимозависимость между обеими сторонами языка как формы. В частности, и В. Определение характера связи между двумя формами существенно зависит от того, принимается ли во внимание их материальная основа. Только с включением в форму оформленной материи, когда язык рассматривается не просто как форма, но форма мысли , активно воздействующая на саму мысль, язык оказывается таким единством двух форм, в котором возможна их самоидентификация, их относительная автономность, но при этом ведущую роль играет мыслительная, интеллектуальная форма, выступающая в качестве содержания по отношению к внешней, звуковой форме. Лишь при таком подходе не только язык, но и речь предстает как функционально обусловленное единство содержания и формы. Единство языкового содержания и языковой формы, или, по В. Гумбольдту, внутренней и внешней формы а следовательно, и формы в целом , обусловлено генетически: Поэтому форма как структурированное целое не может не включать в себя базовое отношение между обеими своими сторонами, и по той же причине оно не может быть произвольным. Категориальный характер мышления и самого языка, ярче всего проявляющийся в грамматической категоризации — в силу ее большей обобщенности, с необходимостью предполагает категориальный характер связи между планом содержания и планом выражения, равно как и категориальную мотивированность означающих и их связи с означаемыми в иерархической структуре языковых знаков. Язык как система знаков в определении классиков языкознания — В. Бодуэна де Куртенэ, Э. Бенвениста — обладает двумя универсальными и, как будет показано ниже, взаимосвязанными сущностными свойствами. Это символичность и членораздельность. И то и другое диктуется потребностями мышления, состоящего в разделении и соединении, анализе и синтезе. Язык служит познанию мира и взаимопониманию между людьми именно потому, что, согласно Кондильяку, является аналитическим методом , эффективность которого обеспечивают связи и аналогии знаков. Взаимосвязь членораздельности и символичности проявляется в изоморфизме языкового целого и отдельного знака: Дальнейшее членение языкового целого и его уровневая организация обусловлены свойствами языкового знака. Типичный языковой знак, каковым является слово, в силу своей неопределенности о чем ниже нуждается в актуализации. Актуализация знака, выявляющая его референтные связи с обозначаемым и тем самым восполняющая недостаточность семиотического означивания семантическим, осуществляется в составе предложения [Бенвенист Целям актуализации служит грамматическая категоризация. Членораздельность, как показал И. Отсюда сложность языковых единиц , которую Н. Крушевский объясняет иерархическими отношениями, а Ф. Сложности языковых единиц сопутствует, согласно Н. Крушевскому, их неопределенность [Крушевский Неопределенность, вариативность членения и вычленяемых единиц в синхронии вызывают необходимость различения единиц—инвариантов и единиц—вариантов в их функциональной стратификации. В соответствии со степенью членораздельности в языке различаются сильные и слабые места, центр и периферия. Глубина иерахического членения составляет типологическую детерминанту языка, определяющую его морфологический строй и особенности актуализации языковых знаков. Морфологические колебания строя слов в диахронии, затрагивающие, по наблюдениям И. Тот факт, что ни уровневое членение языкового целого, ни разграничение языковых категорий и классов, ни синтагматическое членение языковых единиц не являются и не должны быть жестко заданными, определяется функциями языка, которые, в свою очередь, обусловливают специфику языкового знака. Так как язык служит посредником между миром и познающим его человеком, отражение, воспроизведение действительности в языковом содержании вообще и в означаемых отдельных знаков в частности должно сохранять, говоря словами В. Этого требуют неисчерпаемость мира для познания, эволюция мыслительного содержания и растущее самосознание, необходимость самовыражения и взаимопонимания общающихся между собой индивидов в длинном ряду поколений, принадлежащих к данному языковому сообществу. Соответственно языковые знаки по своей природе должны быть такими подвижными, изменчивыми символами , смысл которых не дан , а только задан [Аверинцев б: Подвижность, изменчивость, неопределенность означаемого языкового знака и его референтных связей отчетливо обнаруживается с изменением синтагматического и парадигматического окружения. Отсюда необходимость двойного означивания языкового знака — семиотического и семантического [Бенвенист Потенциальная неопределенность семиотического означивания заложена и в индивидуальных лексических значениях, и в категориальных грамматических значениях. Степень неопределенности знака в категориальном отношении зависит от морфологического типа языка. Более или менее последовательное разграничение значащих единиц различных уровней — предложения, слова, морфемы — ограничивает категориальную неопределенность словесного знака, его полифункциональность, диффузность благодаря тому, что функционально-семантическое различение классов словесных знаков получает также морфологическое выражение, тем более если последнее является обязательным. Вот почему во флективно-синтетических языках наподобие русского категориальная неопределенность языковых знаков оказывается наименьшей особенно в сравнении с изолирующими языками , что проявляется и в категориальной мотивированности означающего и его связи с означаемым в структуре флективного словесного знака см. Подвижность частеречных характеристик словесных знаков, в свою очередь, означает подвижность их семиологического статуса. Все это — следствие символической природы языкового знака в указанном выше смысле , его внутренней пустоты. Язык как форма должен обладать такими свойствами, как единство, целостность. Поэтому проблема детерминантных формообразующих свойств языка интересовала науку задолго до выделения языкознания в самостоятельную дисциплину. И в онтологически, и в рационалистически ориентированных универсальных грамматиках строевая основа языка усматривалась в грамматической категоризации, и прежде всего — в системе частей речи. Именно ее универсальность обосновывают и модисты , и авторы Пор-Рояля , при этом первые исходят из единства мира, а вторые — из единства человеческого мышления. Понятие детерминанты как специфически индивидуального организующего начала языкового строя становится актуальным по мере отхода от традиций универсализма. Едва ли не первым понятие детерминанты применительно к отдельному языку эксплицитно ввел Э. Обнаружив зависимость внутреннего мира человека, его мышления от языка, он указал на значение внутренней организации языка, а именно аналогии, количества аналогичных оборотов, не только для связи знаков, но и для связи идей, для совершения тех или других действий души. Судя по приведенным Э. Кондильяком примерам, эти преобладающие качества имеют синтаксическую природу и усматриваются им там же, где рационалисты видели источник универсальности грамматики, — в структуре суждения как основной формы мысли и соответственно в строении предложения как высказанного суждения. Простота и четкость конструкций французского языка стимулируют развитие аналитических способностей, а перестановка слов, более свободный их порядок, как, например, в латыни, препятствуя анализу, развивают воображение [Кондильяк Дальнейшее — и наиболее полное — обоснование диалектики универсального и специфического в языке представлено в учении В. У разных народов эта совокупная духовная сила структурируется по-разному в соответствии с глубиной и способом укоренения в действительности, а он определяется тем, какой форме отражения и познания действительности отдается предпочтение — чувственной или рациональной. Перевес того или другого обнаруживается и в лексической семантике, и в грамматической категоризации. Сходным образом и представление грамматической категории может быть более чувственным или более абстрактным [Гумбольдт В каждом отдельном языке соотношение объективного и субъективного, также коррелирующее с противоположением чувственного и рационального, оказывается различным в лексике и грамматике и служит их разграничению. Таким образом, получается, что, согласно В. Гумбольдту, обозначение общих отношений является определяющим в формировании как универсальных, так и специфически индивидуальных свойств языка. Но действительная роль грамматического раскрывается лишь в его взаимодействии с лексическим. Соответственно в поисках сущности языка вообще и источника своеобразия каждого отдельного языка В. Гумбольдт акцентирует свое внимание на единстве и целостности языкового строя. Поэтому синтез является столь же неотъемлемым свойством языка, как и членораздельность. Это единство лежит в основе усвоения языка, и оно же должно служить руководящим принципом в изучении языка: Если исходить из иерархии членения языкового целого и видеть, далее, сущность языка в форме звуков и идей и их взаимодействии [Там же: Вычленение элементов внутренней и внешней формы языка становится возможным лишь через их взаимодействие [Там же: Саму природу членораздельного звука и его исключительную сущность В. Гумбольдт видит в стремлении придать звуку значение. Следствием совершенного синтеза является такая аналогия между тем, что должно быть выражено, и способом выражения [Там же: Совершенство языка определяется по степени членораздельности и мощи синтеза — по тому, в какой мере разграничены лексические и грамматические значения и насколько слиты их обозначения. И то и другое обусловлено потребностями разделяющей и соединяющей мысли и отражает характер категоризации. При анализе категоризации В. Гумбольдт различает два случая: За этим различием стоит градация в осуществлении категоризации в разных языках, причем это относится даже к таким общим грамматическим категориям, как части речи, которые в рационалистической традиции считались универсальными. В зависимости от способа осуществления категоризации В. Гумбольдт различает внутреннюю и внешнюю грамматику. В языках с внутренней грамматикой категоризация, не получая материального выражения в самом слове, осуществляется в речи в составе предложения. Более того, по словам В. Гумбольдта, китайский язык пронизывает логически правильная грамматичность. Ставя глагол в середину предложения, между субъектом и объектом, язык указывает, что глагол главенствует и является душой всего речеобразования. В языках с развитой внешней грамматикой — флективных и агглютинативных — категоризация осуществляется в самом слове путем более или менее слитного материального обозначения грамматических форм. Но в агглютинативных языках, уступающих флективным по степени категоризации, отсутствует четкое разграничение вещи и формы, предмета и отношения. Преимущества флективного метода перед другими состоят, по В. В соответствии с иерархией значащих единиц флективное слово обладает двояким звуковым единством — внешним и внутренним. Внешнее единство слова характеризует его как целостность в отношении к конструкции предложения. Внутреннее единство слова характеризует его как тип связи минимальных значащих элементов названных позднее морфемами: Свойственное флективным языкам словоизменение с его прочными грамматическими формами закрепляет вырабатывающееся звуковое различие экспонентов материальных лексических значений и грамматических отношений, что способствует различению отдельных артикуляций и распознанию системы звуков [Гумбольдт Гумбольдтом на типологическую значимость грамматической категоризации и противоположения лексического грамматическому обращали внимание, в частности, А. Потебня с грамматической точки зрения разделяет языки на формальные и неформальные. В этих языках частное содержание слов подводится под грамматические разряды таким образом, что лексическое содержание и грамматическая форма составляют один акт мысли и образуют неделимую единицу. То, что мы представляем формою, в них является лишь содержанием, так что грамматической формы они вовсе не имеют. Сходство общих грамматических категорий в каких-либо языках может быть обманчиво ввиду возможных различий в частных грамматических категориях. При наличии сходных грамматических категорий соотношение их друг с другом в различных языках не совпадает. Если в поисках детерминанты морфологического типа отталкиваться от того универсального свойства естественных языков, которое И. Этот принцип вполне отчетливо прослеживается в данной И. По глубине иерархического членения языкового целого, по степени разграничения слова и морфемы, а также знаменательных и служебных морфем агглютинативные языки явно уступают флективным. Недостаточное внутреннее единство агглютинативного слова, отсутствие действительной структурной целостности указывает на его производимый коллекционный, по Г. Поэтому они сохраняют свою отчетливость и обособленность как в семантическом плане отсюда параллелизм между формой и функцией, то есть однозначность агглютинирующих словоизменительных аффиксов , так и в отношении звуковой организации благодаря прогрессивному направлению звуковых влияний — от остающегося неизменным корня к присоединяемым в случае надобности аффиксам — звуковая форма последних, судя по гармонии гласных и ассимиляции в группах согласных, носит регулярный и, что особенно важно, предсказуемый характер. Производимой коллекционной природой агглютинативного слова если не исключающей, то ограничивающей регрессивные звуковые влияния объясняются и отсутствие в нем морфологически утилизованных альтернаций одних и тех же морфем прежде всего корневых , их мономорфизм, а значит, и невозможность дальнейшего членения морфем на морфологизованные и семантизованные составные части вплоть до отдельных произносительно-слуховых элементов признаков. Недостаточная развитость грамматических форм сказывается и на особенностях грамматической категоризации. В туранских языках, согласно И. В противоположность этому во флективных языках морфологическое членение предстает в завершенном виде, что находит свое выражение и в последовательном разграничении слова и морфемы. Тесное слияние морфологических компонентов слова в единое целое влечет за собой асимметрию между формой и функцией, одним из проявлений асимметрии выступает свойственный флективным языкам полиморфизм. Последовательно проведенная грамматическая категоризация обусловливает глагольный характер ариоевропейских языков. В итоге, явно исходя из различий в глубине морфологического членения, И. Как видно, иерархическое членение языкового целого на значащие единицы достигло завершенности во флективных языках и остается не вполне завершенным в агглютинативных. В этом и состоит основное типологическое различие между данными языками. Потебня, разбивает языки на два класса, но при этом исходит из степени мотивированности знаков. В одних языках доминирует склонность к употреблению лексических средств и соответственно господствуют немотивированные знаки. В других языках отношения предпочтительно выражаются с помощью грамматических средств и в результате преобладают мотивированные знаки. Те языки, в которых немотивированность максимальна, Ф. По критерию, избранному Ф. Сепир ведущую роль в классификации языков отводит природе выражаемых значений. В результате первичным является разделение языков на чисто-реляционные и смешанно-реляционные. Гийом , как будто возвращаясь к идеям В. Гумбольдта и развивая их, по характеру слова и его соотношению с предложением выделяет три типологических языковых ареала, соотносимых с основными морфологическими типами языков. Гийом относит, например, китайский язык [Гийом Таково, по Гийому, положение дел в семитских языках [Там же: С еще большим основанием ко второму ареалу могут быть отнесены классические агглютинативные языки, в которых морфологическое выражение определенных грамматических значений не является строго обязательным: И только в третьем ареале слово получает законченное оформление в языке [Там же: Вследствие развитой категоризации окончательно закрепляется противоположение слова как потенциальной единицы языка и предложения как реализованной единицы речи, а вместе с ним и противоположение языка и речи. Мельникова [; ] гумбольдтовское понятие внутренней формы конкретизируется в понятии внутренней детерминанты как функционально наиболее важного свойства языкового строя, но не отдельного языка, а языкового типа. В отличие от Э. Мельников исходит из коммуникативной обусловленности внутренней детерминанты языка. Мельникову, язык — это прежде всего коммуникативное устройство, а не инструмент мышления [Мельников Собственно мышление, с точки зрения Г. Мельникова, не вербально и универсально: В соответствии с коммуникативной природой языка в качестве характеристик внешней детерминанты Г. Мельников выделяет те особенности языкового коллектива и условий общения , которые наиболее непосредственно сказываются на том, насколько близко мировидение картина мира у членов коллектива, относительно каких его фрагментов поводов чаще всего возникает дефицит информации у членов коллектива и в каком именно отношении, в каком аспекте эта информация должна исправлять и преобразовывать такие фрагменты в процессе общения. К числу коммуникативно релевантных характеристик языкового коллектива отнесены: Характеристики языкового коллектива и условий общения в свою очередь определяют также включающиеся во внешнюю детерминанту особенности внеязыкового сознания носителей языка: Различия в языковых коллективах, условиях общения и внеязыковом сознании обусловливают нетождественность коммуникативной функции языка, ее вариативность. Именно в коммуникативном ракурсе, в особенностях смысловой схемы типовых высказываний Г. Мельников видел важнейшее проявление внутренней формы языка , в которой реализуется внутренняя детерминанта системы. Мельниковым выделены четыре внутренние детерминанты как четыре главных коммуникативных ракурса и соответственно четыре внутренние формы, которые характеризуют выделенные В. Гумбольдтом морфологические типы языков: Так становится возможным объяснить функциональные связи между семантическим своеобразием языка и теми особенностями условий общения в языковом коллективе, которые влекут за собой соответствующую модификацию функций языка. Внутренняя детерминанта языка как его форма обусловливает свойства, единицы и отношения на всех уровнях, вплоть до фонетического, выявляя таким образом цельносистемность языка. Итак, по мере эволюции общей теории языка все более утверждается мысль о цельносистемности языка как следствии его внутренних детерминантных свойств. Становится ясным, что первичное разделение содержательной сферы на лексику и грамматику и грамматическая категоризация составляют строевую основу языка и обусловливают все его свойства — универсальные, типологические, специфические. Поэтому актуальная задача построения цельносистемной типологии языков может быть решена лишь путем установления соотношения лексического и грамматического, а также определения характера и степени развития грамматической категоризации в языках различных типов, в том числе в зависимости от условий общения и специфики языкового коллектива, его национально самобытных духовных особенностей и коммуникативно релевантных характеристик. Своеобразие и закономерности языков можно в полной мере выявить и объяснить лишь исходя из сущностных системных свойств языка, проистекающих из неразрывной связи его с мышлением. Гумбольдту , плана содержания и плана выражения по Л. Соответственно язык имеет двоякое иерархическое членение: Мартине, односторонними по Л. Ельмслеву, и членение в звуковой сфере, оперирующее незначащими односторонними элементами. Отсюда двунаправленность иерархических связей — как сверху вниз, так и снизу вверх. Последовательное образование все более сложных совокупностей распространяется и на синтагматику, и на парадигматику элементов одного ранга. В результате понятие членораздельности смыкается с понятиями формы и структуры, а членораздельность, оформленность элементов языка оказывается следствием структурных отношений и функциональных связей, организующих языковую систему: Отсюда первичное разделение содержательной сферы языка на лексику и грамматику. Это деление лежит в основе различения значения и отношения у А. Шлейхера, материального и формального значения у В. Гумбольдта, материального и реляционного содержания у Э. То же относится и к конкретным языкам. Лексика и грамматика и соответственно произвольность и относительная мотивированность языковых знаков — это, по Ф. Те языки, в которых немотивированность достигает своего максимума, Ф. Данному разграничению, предупреждал Ф. Условное разделение языков на грамматические формальные и лексические неформальные не означает, разумеется, будто первые лишены лексики, а во вторых отсутствует грамматика. Однако нельзя не заметить, что языки могут существенно различаться по характеру и функциям используемых грамматических средств, в том числе по частоте материального выражения грамматических отношений в составе слова, по соотношению в тексте и словаре знаменательных и служебных морфем, мотивированных и немотивированных знаков. Свойственное данному языку соотношение лексического и грамматического образует детерминанту, определяющую основные грамматические тенденции — степень аналитизма и синтетизма, агглютинативную или фузионную технику соединения морфем. Лексичность языка коррелирует с аналитизмом и агглютинацией, грамматичность — с синтетизмом и фузией. По данным квантитативно-типологического анализа, чем ниже частота знаменательных морфем и выше частота служебных, то есть чем грамматичнее язык на уровне морфем, тем выше индекс синтеза, или общей сложности морфемного строения слова, и ниже индекс агглютинации [Зубкова Ключом к соотношению лексического и грамматического служит характер категоризации. Важнейшей в силу большей обобщенности и формальной закрепленности является категоризация грамматическая, составляющая строевую основу языка. Типология грамматических категорий — в классификации, заложенной А. Пешковским [] и С. Кацнельсоном [] и развитой А. Бондарко [; ; ], — соотносительна со степенью разграничения лексического и грамматического, отражательных и знаковых свойств языка. Промежуточное состояние агглютинативных языков закономерно выявляется в промежуточном же характере морфемы по степени ее связанности и слова по степени его внутреннего единства ср. Несмотря на возможное богатство грамматических форм и наличие синтаксических категорий, агглютинативные языки, согласно В. Наличием лексического компонента в семантической структуре агглютинативных аффиксов, очевидно, объясняется и их грамматическая однозначность. Совмещение же во флексии нескольких разнородных грамматических значений возможно именно благодаря их лексической опустошенности. Все это указывает на деривационную природу морфологических категорий в агглютинативных языках. Она обнаруживается и в производимом характере словоформ: В результате агглютинативное слово по степени единства и целостности уступает флективному [Гумбольдт При этом обнаруживается компенсаторная взаимозависимость между планом содержания и планом выражения. Фузионное соединение морфем при их четком функционально-семантическом разграничении ведет к зачастую непредсказуемой вариативности основ, способствует появлению омосемичных аффиксов и соответственно обусловливает образование во флективных языках чисто формальных грамматических разрядов слов — разных склонений и спряжений, не типичных для агглютинативных языков. Очевидна фундаментальная значимость дифференциации лексического и грамматического — в соответствии со степенью развития грамматической категоризации — для дальнейшего членения языкового целого. От первичного членения содержательной сферы зависят:. Степень разграничения двух сторон языка, а тем самым и двух его членений. На незавершенность разграничения звуковой и содержательной сфер, на далеко не полную автономность одного членения по отношению к другому в изолирующих языках указывает, с одной стороны, наличие таких синкретичных элементов, как слогоморфемы, среди которых наряду со значащими возможны и асемантичные, обладающие тем не менее тождественными или близкими грамматическими свойствами [Касевич Только тогда, когда с ростом грамматичности языка в меньшей или большей степени утрачивается конгруэнтность значащих единиц низших уровней со звуковыми, когда границы морфем и слов все чаще начинают расходиться со слогоразделом, когда функциональная асимметрия распространяется на формообразование и таким образом вырабатывается известная автономность соотносительных элементов обоих членений, двоякое членение можно считать вполне сложившимся, а его иерархическая структура принимает вполне завершенный вид. Глубина иерархического членения, а значит, и уровневая организация языкового целого. Разграничение слова и морфемы как самостоятельных элементов языка предполагает четкое различение знаменательных и служебных морфем. В лексических изолирующих языках при слабой расчлененности лексического и грамматического морфема не обладает автономностью по отношению к слову ввиду их почти абсолютной — реальной или потенциальной — эквивалентности. В отсутствие собственно грамматических морфем и алломорфного варьирования лексических корней затрудняется вычленение фонем и выделение их дифференциальных признаков. В грамматических языках при наличии развитого аффиксального словообразования и словоизменения функционально-семантическое и формальное различение знаменательных и служебных морфем, а также свойственный им полиморфизм способствуют вычленению фонем и их признаков. Синкретизм или автономность функционально различных членений синтагматически сложных языковых единиц — предложения и слова. По мере размежевания лексического и грамматического преодолевается синкретизм в выражении предложением и словом различных функций и, благодаря выработке соответствующих формальных средств, в грамматических языках в отличие от лексических более или менее отчетливо разграничиваются в качестве относительно автономных логико-синтаксическая, конструктивно-синтаксическая и коммуникативная структуры предложения ср. Парадигматическая группировка и противопоставление языковых единиц одного ранга: Последовательно проведенная грамматическая категоризация обеспечивает не только функционально-семантическое, но и формальное различение: Последовательное формальное разграничение классов слов означает, далее, их типологическую неоднородность. Она выражается, в частности, в градации частей речи, а также непроизводных и производных слов различных ступеней мотивированности по таким параметрам, как степень синтеза, соотношение знаменательных и служебных морфем, преобладающая техника их соединения, соотношение словоизменения и словообразования их четкое или нечеткое разграничение , тип ы словоизменения, тип ы словообразования и т. В свою очередь типологическая неоднородность классов слов имеет следствием политипологизм языка. Поскольку же ни один язык не может обойтись без парадигматической группировки слов в грамматические классы, типологическая неоднородность в той или иной степени присуща всем языкам, включая изолирующие [Румянцев Со времен античности словесные языковые знаки называют символами, имея при этом в виду произвольность материальной звуковой стороны и ее связи со значением, равно как и условный характер звукового обозначения предметов и явлений внеязыковой действительности. Таковы языковые знаки и по критериям Ч. Пирса в силу видимого отсутствия сходства с обозначаемыми объектами. Однако системная мотивированность и категориальный характер звуковой формы слова подробнее об этом см.: В гораздо большей степени понятие символа, но уже в другом смысле, предполагающем некоторую естественную связь между означающим и означаемым при наличии общих отражательных свойств, приложимо к содержательной стороне языкового знака см. Природа языкового знака осмысляется через природу и функции языка в целом, и наоборот. Поэтому неудивительно, что классический семантический треугольник, связывающий реальный объект, мысль об этом объекте в сознании субъекта и слово, оказывается проекцией трех взаимосвязанных воздействий, характеризующих, согласно В. С античности до наших дней представления о природе и сущности языкового знака претерпели в общем ту же эволюцию, что общая теория языка, рассматриваемого в координатах мира и человека. Лосеву [Лосев а, б], чувственно-материальное миропонимание. Бытие, мышление, язык воспринимаются в значительной мере синкретично. Этот синкретизм переносится и на словесный знак. Первоначально и знак в целом, и его означаемое представляются как нерасчлененное единство. С другой стороны, логос как содержательное единство мысли и слова, взятого, по С. В такой интерпретации знака не противопоставлены ни означаемое и означающее, ни содержание и форма, ни — тем более — содержание мысли и языка. Осознание различий между языковым и мыслительным содержанием коррелирует с различением объективного и субъективного начала в психическом отражении внешнего мира и, следовательно, предполагает различение самого мыслящего субъекта и объекта его мысли. Первые шаги в осмыслении языкового содержания языковых значений в качестве специфически индивидуального способа, формы представления всегда более богатого содержания мысли также были сделаны уже в античности, наиболее явно — в учении стоиков, что, очевидно, было связано с наметившимся у них различением вещественных лексических и формальных грамматических значений. Таким образом, в интерпретации стоиков знак соотносится и с говорящим, и со слушающим. Это значит, что наряду с семантическим и синтактическим аспектом знак рассматривается также в прагматическом аспекте. Нельзя сказать, что древние совершенно не обращали внимания на действие субъективного начала. И если Парменид исходит из тождества бытия и мышления и это тождество распространяет на язык: Но наметившееся у Платона, стоиков и Эпикура различение трех разных миров — природного, мыслительного и языкового — тем не менее долгое время остается не востребованным. Не без влияния Аристотеля психический компонент знака — представление в душе, идея, образ, понятие — вплоть до Нового времени рассматривается безотносительно к субъективным особенностям отражения объективной действительности и считается универсальным одним и тем же у всех людей. И хотя под влиянием христианства внимание к проявлениям человеческого начала в языке возрастает, на первый план сначала выдвигаются универсальные, общечеловеческие свойства, что не способствовало разграничению языкового и мыслительного содержания. В сенсуалистической традиции с осознанием активности субъектов в познании мира постепенно утверждается точка зрения, согласно которой разные люди и мыслят по-разному, отчего в одно и то же слово может вкладываться разный смысл. Причины смысловых расхождений указываются разные. У таких имен Т. Гоббс выделяет два типа значений: Положение усугубляется тем, что и значения, обусловленные природой вещей, как показал Дж. Локк, могут существенно различаться от человека к человеку. Ввиду многообразия свойств воспринимаемых объектов разные люди в процессе познания составляют разные идеи одного и того же предмета, и его имя получает у разных людей различные значения. Отсюда разнообразие и неопределенность значений названий сложных идей. С учетом субъективного фактора функции языка и языковых знаков тоже стали нуждаться в пересмотре. В предшествующей рационалистической традиции язык представляется средством передачи универсальной готовой мысли. Для формирования же мысли слова и иные знаки казались ненужными: В потеснившей рационализм философии сенсуализма признается необходимость слов не только и не столько в качестве знаков для сообщения своих мыслей другим, сколько для нас самих — в качестве меток для подкрепления памяти, для возбуждения в нашем уме мыслей, сходных с прежними мыслями, для регистрации хода мысли [Антология Гоббса о слове—метке, поддержанная как сенсуалистом Дж. Локком, так и рационалистом Г. Лейбницем, получает дальнейшее развитие в учении И. Гердеру, эти приметы выполняют мыслеобразующую роль: Затем осознанные приметы выступают в качестве памятных знаков понятий. Таким образом, в интерпретации И. Гердера психические составляющие означаемого связаны знаковыми отношениями: В системных лингво-философских концепциях XIX века — в учениях В. Потебни — эта выделенная примета трактуется как свойство, через которое осмысливается предмет, как способ обозначения отдельных предметов внутреннего и внешнего мира, как способ образования понятий [Гумбольдт Сам же этот признак—представление является исходным компонентом языкового язычного содержания. Вследствие своей семантической бедности, формальности, пустоты признак—представление только намекает на постоянно и неопределенно растущее содержание мысли, выступая лишь в качестве знака последнего. Но знак этот особый. С одной стороны признак—представление, будучи посредником между познаваемым и прежде познанным, принадлежит к кругу признаков обозначаемого, то есть имеет отражательную природу, и в этом смысле мотивирован , даже если его выбор не согласуется с внутренней формой данного языка, мотивированной способом укоренения данного народа в действительности — индивидуальной направленностью его духа на чувственное созерцание, внутреннее восприятие или отвлеченное мышление [Там же: С другой стороны, в силу неисчерпаемости количества признаков в каждом кругу восприятий [Потебня Ассоциативная связь данного познаваемого объекта именно с этим, а не с каким-либо другим познанным объектом и именно по данному, а не по какому-либо иному признаку более или менее случайна, субъективна и в этом смысле произвольна. Благодаря такому совмещению объективного и субъективного, отражательных и знаковых свойств словесные знаки являются по своей природе символами , означаемый смысл которых не дан, а только задан намеком означающей внутренней формой, допускающей неоднозначную интерпретацию и бесконечно порождающей все новые и новые смыслы. Переплетение содержательных свойств со знаковыми, объективного с субъективным в языковом содержании обеспечивает жизнеспособность языка как средства самовыражения и взаимопонимания членов общества. Этим требованиям вполне отвечают словесные знаки—символы благодаря формальности языкового содержания в сравнении с мыслительным. Соответственно языковой знак-символ — это и акт познания [Потебня Ключом к принципу знака в учении В. Принцип знака как неотъемлемой части языка, вбирающей в себя свойства целого, состоит во взаимодействии внутреннего языкового сознания и звука , а значит, сил, создающих обозначаемое, с обозначающими силами. Так в знаке воплощается единство внутренней и внешней формы языка в результате их синтеза и тем самым совершается единение духа и природы, посредником между которыми служит язык. Причем каждая из сфер членится не сама по себе, а в тесной взаимосвязи с другой: В иерархическом членении языкового целого слово обнаруживает структурную неодномерность. В отношении к конструкции предложения оно выступает как индивидуальная сущность, как одно неделимое целое , обладающее внешним единством. В отношении к составляющим его элементам, экспонирующим разные взаимосвязанные понятия, слово есть нечто членораздельное и как таковое обладает внутренним единством [Там же: Степень внутреннего словесного единства зависит от того, однородны обозначаемые понятия или нет, а это, в свою очередь, определяется тем, как осуществляется в данном языке категоризация. В языковой категоризации триединство мира, человека и его языка получает наиболее явное системное выражение. Отсюда фундаментальная значимость семантического противоположения лексического и грамматического. И взаимодействие звука с языковым сознанием, и обратное воздействие звуковой формы на дух — это во многом следствие языковой категоризации. Внутри простых производных слов, по наблюдениям В. Гумбольдта, происходит стирание значения и звучания, сокращение компонента, выражающего общее, модифицирующее понятие, в противовес компоненту, заключающему в себе более индивидуальное или определенное обозначение [Там же: Различение типов словесных знаков и их компонентов по степени протяженности, обнаруживая категориальную мотивированность означающих, ограничивает произвольность языковых знаков. Основополагающее значение категоризации для звуковой формы языковых знаков отчетливо прослеживается в реализации базового семантического противоположения лексического и грамматического. Характер и степень размежевания лексического и грамматического в том числе и в плане выражения определяются тем, как осуществляется категоризация: В свете учения В. В плане изучения членораздельности весьма показательна степень автономности низших единиц по отношению к высшим. Степень автономности слогов и фонем по отношению к морфемам различных типов в разных классах слов отражает степень разграничения знаменательных и служебных значащих единиц в данном языке. Для характеристики внутреннего словесного единства немаловажное значение имеет сопряжение таких соотносительных элементов двоякого членения, как минимальная значащая единица — морфема и минимальная произносительная единица — слог. Из суперсегментных средств обозначения словесного единства В. Гумбольдт, по-видимому, не случайно особо выделил акцентуацию. Разноместность и подвижность ударения в акцентной организации слова должны способствовать выявлению категориального характера звуковой формы слова. Со времен Августина значение словесного знака противопоставляется его звучанию как неделимое начало делимому. Вслед за Августином Р. Декарт и авторы Пор-Рояля А. Николь неделимую мыслящую субстанцию противопоставляют протяженной и делимой телесной субстанции. Подчеркивая важность второго принципа, Ф. В результате словесный знак как синтагма неодномерен: Эта неодномерность еще до Ф. Бодуэна де Куртенэ о двояком членении текущего языка—речи. Степень членораздельности соотносительна с синтагматическим анализом, а он наряду с ассоциативными отношениями ограничивает произвольность языкового знака и обусловливает мотивацию: Мотивационные отношения в словообразовании, помимо семантических связей, опираются на второй принцип знака — линейный характер означающего. Мотивированность производного знака не всегда, но преимущественно сопряжена с его большей морфемной сложностью и большей протяженностью в слогах и фонемах сравнительно с производящим. И чем выше ступень мотивированности, тем больше формальная сложность знака. Не случайно среди признаков мотивированности степень формальной сложности ставится на первое место [РГ , т. С ослаблением членораздельности значащих составляющих словесного знака, в отсутствие синтагматического анализа знак утрачивает мотивированность, и тогда знак, по мнению Ф. Утрата синтагматической членимости и формальной морфемной сложности не означает еще, что знак утратил свою мотивированность, ибо такая утрата может быть обусловлена функционально, например, транспозицией знака из полнозначного в служебный. Даже если словесный знак выступает как целое, не разложимое на [значащие] элементы низшего порядка, он продолжает участвовать в синтагматическом отношении части к целому, будучи элементом единицы высшего порядка — предложения, и несет на себе отпечаток этого целого. Сохраняя свою индивидуальную сущность в отношении к конструкции предложения, слово характеризуется, по В. Гумбольдту, внешним звуковым единством [Гумбольдт Вхождение языкового знака в разные по степени обобщенности категориальные группировки обусловливает иерархичность структуры не только означаемого, но также означающего и категориальный характер связи между ними [Зубкова Таким образом, та связь между звуковыми и психическими элементами внутри каждого знака, которая создается системой значимостей, и соответственно тот параллелизм между двумя рядами различий — в звуках и понятиях, который Ф. Отсюда же категориальная мотивированность означающих. Звуковое единство слова — как внешнее, так и внутреннее — коррелирует с его категориальными свойствами, отражая свойства тех ассоциативных групп, в которые оно входит. Немаловажную роль играют при этом наряду с семантическими количественные характеристики ассоциативных групп. На самом же деле ассоциативные группы в частности, соотносительные ряды фонем, разные типы морфем, разные классы слов могут различаться и по числу членов, и по иерархии как отдельных членов, так и целых групп. С наибольшей очевидностью значимость иерархических отношений для звуковой формы словесных знаков обнаруживается в первичных разделениях слов на знаменательные и служебные, а знаменательных — на собственно-знаменательные и местоимения, иначе говоря, в противоположении трех семиологических классов, а именно называющих знаков не-называющим — указательно-заместительным и связочным. С материальной стороны различение семиологических классов слов основывается на линейном характере означающего. Чем более лексичен и соответственно чем менее ограничен количественно данный класс слов, тем в большем количестве средств нуждается он для своего выражения как в парадигматике, так и в синтагматике. Этот принцип — различение семиологических классов по протяженности означающих — так или иначе действует во всех языках. Однако в изолирующих языках типа китайского, йоруба и т. В случае морфологического различения грамматических классов слов, в том числе и по степени морфемной сложности, противоположение собственно-знаменательных, местоименных и служебных слов по длине означающих находит более яркое выражение. Принцип же их противопоставления друг другу в языках различных типов, включая изолирующие, один и тот же: Тот же принцип лежит в основе различения по длине в слогах и фонемах разных типов морфем: Действие указанного принципа четко прослеживается в диахронии генетически и типологически различных языков. Грамматикализация слов и морфем сопровождается сокращением их протяженности. В противоположность этому носители лексических значений — знаменательные морфемы и слова — тяготеют к большей протяженности. Тяготение знаменательного слова к большей протяженности характерно, например, для китайского языка. Весьма показательны в этом плане различия между письменным древнекитайским языком вэньянь и современным китайским разговорным языком. Переход от старой односложной нормы слова к двусложной реже многосложной Н. Присущим разговорному языку принципом двухморфемности — двусложности знаменательных слов Е. Словом мы имеем право называть в этом языке не моносиллабы, а — в статистически доминирующем числе случаев — их сочетания: Поливанов считает лексической и морфологической аномалией [Там же: По-видимому, это вполне справедливо по отношению к словам с предметным значением — именам существительным как самым лексичным словам: У глаголов не говоря уже о служебных словах — в силу их большей грамматичности — односложная форма более употребительна. Очевидно, именно закрепленностью односложных форм за глаголами, а двусложных форм за именами объясняются отмеченные В. Таким образом, в отличие от древнекитайского языка в современном китайском языке с усложнением морфологической структуры слова явно обнаруживается стремление противопоставить и разграничить по степени протяженности не только слово и морфему, но и основные классы слов — знаменательные и служебные, существительные и глаголы, то есть называющие и не-называющие, идентифицирующие и предицирующие знаки. К сказанному следует добавить, что немаловажное влияние на длину морфем оказывают также такие синтагматические факторы, как степень морфемной сложности слова, положение морфемы в слове, характер ее употребления связанный или свободный, обязательный или необязательный , степень связности элементов высказывания, сегментный состав смежных морфем, и такой парадигматический фактор, как бедный или богатый инвентарь сегментных и суперсегментных средств [Зубкова Помимо указанных собственно языковых факторов, линия времени в языке имеет еще один — психический — ограничитель. Таким образом, протяженность означающего языкового знака характеризуется не только категориальной, собственно системной мотивированностью, но и естественной мотивированностью. Так второй принцип знака — линейный характер означающего — ограничивает действие первого принципа — произвольность языкового знака. Постижение сущности языка требует выявления принципов его организации и природы его элементов. Поскольку язык — это знаковая система, характеризующаяся определенной уровневой организацией, необходимо раскрыть природу языкового знака и определить свойства единиц различных уровней. Решением этих задач лингвистика занимается со времен своего возникновения. Тем не менее нельзя сказать, что они получили удовлетворительное разрешение. Поэтому все еще сохраняет актуальность положение Ф. Это касается практически всех единиц языка. Ни одна из них не получила а может быть, и не может получить? Так, приходится согласиться с Л. Но ведь это центральные понятия! Спорность или, быть может, неопределимость? Бенвенисту , во многом коренится в отмеченной А. Неопределенности означаемого сопутствует неопределенность означающего: То же относится к общим и частным категориям языка, даже таким, как части речи. Сложность ее решения усугубляется тем, что само понятие автономности так же неодномерно, как неодномерны единицы языка. Поэтому самостоятельность тех или других единиц обусловливается не только их синтагматическими и парадигматическими связями, но прежде всего положением в иерархическом ряду. Бенвениста, формальные конструктивные элементы, выделенные при разложении языковых единиц на составляющие, лишь тогда могут быть признаны единицами данного уровня, когда они выполняют функцию интегрантов на более высоком уровне [Бенвенист Однако относительно того, какие единицы являются уровнеобразующими и сколько их, нет полной ясности. Даже такая единица, как слово, в которой Ф. Щербе, то и не может его иметь. Мне думается, — пишет Лев Владимирович, — что в разных языках это будет по-разному. На этом основании Э. Сепиp противопоставляет слово как формальную единицy первичным функциональным единицам — корневому или грамматическому элементу, то есть абстрагированной минимальной единице, и предложению. Слова могут совпадать то с одной, то с другой функциональной единицей, выражая то единичное значение, то законченную мысль. Какая из значащих единиц выдвигается в иерархических отношениях на первый план, зависит от того, какие именно языки исследуются, как понимается соотношение единиц языка и речи если они различаются , в частности, как трактуется с этой точки зрения предложение, в каком порядке моделируется языковая система — восходящем от фонемы к предложению—высказыванию или нисходящем, насколько учитываются действительные эволюционные отношения между единицами языка. Градуальный характер некоторых из межъязыковых различий, проявляющийся прежде всего в представлении и разграничении грамматических отношений, в степени словесного единства от более рыхлой к более прочной внутренней связи , позволяет связать их эти различия с развитием грамматики, с постепенным складыванием грамматических форм, в процессе которого вырабатывается все более четкое разграничение вещи и формы, предмета и отношения, формируются противоположения полнозначных и чисто грамматических слов, корней и аффиксов, создается система частей речи [Гумбольдт В результате закрепляется различение лексического и грамматического, слово же обретает целостность. Процесс грамматикализации слова а он охватывает всю лексику, коль скоро то или иное лексическое значение подводится под какую-либо общую категорию [Потебня Таким образом, слово и предложение разгpаничены здесь в полной мере, притом что обе эти единицы выступают и в сочетании их элементов, и в их единстве как нечто целое [Там же: Потебня на материале русского и дpyгих славянских языков установил, что образование и изменение грамматических форм означает изменение самого предложения [Потебня А так как единство предложения основывается на противоположности главных членов [Там же: Гийома развитие грамматической категоризации и постепенная дифференциация лексического и грамматическогo связываются не только с разгpаничением слова и предложения, но и с закреплением в третьем типологическом ареале противоположения языка и речи, поскольку слово — это потенциальная единица языка, а предложение — реализованная единица речи. В начальном типологическом ареале в отсутствие структурных грамматических идей и морфогенеза такое противоположение отсутствует, что выражается в синкретизме слова и предложения [Гийом Итак, формирование слова и предложения подчинено одним и тем же принципам. Автономность, целостность обеих единиц, как и вообще целостность языковой системы, создается благодаря единству анализа членораздельности и синтеза, благодаря двойной способности языкового сознания — обобщать и индивидуализировать. Целостность, единство синтагматически сложной единицы тем полнее, чем сильнее дифференцированы ее компоненты, чем определеннее различаются единицы, связанные иерархическими отношениями. На первый план в качестве дифференцирующего фактора выдвигаются функционально-семантические характеристики. Единство предложения предполагает завершенную частеречную категоризацию. В основе единства слова лежит четкая семантическая дифференциация знаменательных и служебных морфем. Различия значащих единиц в плане содержания, как было ясно уже В. Соответственно об автономности, например, слова в том или другом языке можно судить не только и даже не столько по фyнкционально-семaнтическим и синтаксическим свойствам, сколько по их отражению в форме, по тому, в какой степени различаются разные классы слов знаменательные и служебные, собственно-знаменательные и указательно-заместительные, имена и глаголы с точки зрения морфемного строения, словообразования и словоизменения, слоговой и фонемной структуры, суперсегментной организации, то есть по всему комплексу характеристик, относящихся к плану выражения. То же относится к минимальным значащим единицам: При рассмотрении конститутивно-интегративных отношений между иерархически упорядоченными элементами языкового целого лингвисты, анализировавшие такие отношения, обращают особое внимание на те случаи, когда имеет место материальное совпадение низшей единицы с высшей. Совпадения такого рода обычно используются в качестве доказательства самостоятельности низших единиц. Так, основоположник фонологии И. Однако подобные совпадения могут свидетельствовать о самостоятельности единиц низшего уровня по отношению к высшим, очевидно, только тогда, когда число таких совпадений не превышает некоего порога и в большинстве случаев своего употребления соответствующие единицы низшего уровня входят в состав единиц высшего уровня, не совпадая с ними по протяженности. Данный принцип, определяющий, согласно Л. Зиндеру, самостоятельность фонемы по отношению к слову и морфеме [Зиндер Регулярное совпадение слова и предложения, слова и морфемы может свидетельствовать о нерасчлененности данных единиц и, следовательно, о незавершенности иерархического членения языкового целого. Синкретизм, нерасчлененность предложения и слова возводят к истокам языка, когда он оперирует первообразными словесно-одночленными предложениями. Нерасчлененность слова и морфемы, точнее, корня — явление более актуальное и типологически значимое. При строгом разграничении понятий очевидно, при последовательной грамматической категоризации. Показательно, что эту последнюю точку зрения отстаивает ученый, обосновывавший существование в китайском языке морфологии, выделявший в составе китайского слова корень и аффикс, считавший целесообразным и применительно к изолирующим языкам пользоваться терминами слово и морфема. Поэтому представляется необходимым привести в достаточно развернутом виде вполне обоснованные, на мой взгляд, соображения В. Солнцева относительно степени внешнего, формального разграничения слова и морфемы прежде всего знаменательной в языках различных типов. Граница слова и морфемы резко очерчена в языках, где морфема выделяется из слов как реальный звуковой отрезок, не способный к самостоятельному употреблению. Такого рода невыделимость знаменательной морфемы, то есть неотличимость морфемы по выделении из слова от грамматически законченного слова, объясняет необязательность ее соединения с другой или другими морфемами для самостоятельного функционирования. Внешняя неотличимость от слова выделенной из слова морфемы наблюдается, по-видимому, во всех языках, но в разной степени. Спорадически это явление можно наблюдать в русском языке. Морфема стол- внешне неотличима от слова стол. Весьма широко это явление представлено в английском языке, в котором отчетливо наблюдается нарастание изоляции, хотя по ряду других признаков этот язык остается флективным. Среди знаменательных морфем современного английского языка, пожалуй, труднее найти выделимую, но синтаксически несамостоятельную морфему, чем морфему, ничем внешне не отличимую от слова. Отсюда следует, что в таких языках иерархическое членение на значащие единицы осталось незавершенным. На основании сказанного определяющей, детерминантной характеристикой структурного типа языка необходимо признать не столько строение слова и предложения, сколько глубину иерархического членения языкового целого. По этому параметру флективные языки превосходят не только изолирующие, но, как показал И. В агглютинативных языках при незавершенном морфогенезе слово словоформа является производимой единицей а не воспроизводимой, как во флективных языках , морфема же не вполне самостоятельна по отношению к слову. Таким образом, степень автономности единиц языка определяется глубиной членения языкового целого, а она, в свою очередь, зависит от степени дифференциации лексического и грамматического в содержательной сфере, от характера грамматической категоризации см. Язык представляет собой знаковую систему с двойным означиванием — семиотическим и семантическим [Бенвенист Необходимость в различении двух способов означивания заложена в особенностях отражения реальной действительности знаковыми единицами разного формата. Слово как неопределенный по объему и бедный по содержанию виртуальный знак понятия страдает неопределенностью отражательных свойств , лишь намекая на некий предмет, признак, а тем более факт уже потому, что всякое слово обобщает. Семантические потенции и отражательные свойства слова раскрываются при его актуализации в составе предложения—высказывания путем сужения объема и индивидуализации, конкретизации содержания виртуального понятия вещи, качества, процесса так, чтобы, согласно Ш. Балли, отождествить его с реальным представлением говорящего субъекта [Балли Понимание феномена двойного означивания существенно зависит от того, как устанавливается иерархия между указанными двумя уровнями. Ельмслев, не завершается предложением, но начинается с него. В слове же, по мысли А. Оно обретает их в предложении. Таким образом, в сущности, была доказана несводимость языка к номенклатуре предметов и действенность в нем двойного означивания, по крайней мере на уровне общих и частных грамматических категорий. Будучи базовой единицей языка [Степанов В этой связи трудно не согласиться с А. Не случайно, например, во вьетнамском языке, принадлежащем, по Г. В соответствии со степенью развития грамматической категоризации меняется и степень размежевания разных семиологических классов слов, из них в первую очередь называющих и неназывающих знаков знаменательных и служебных слов , а среди называющих — идентифицирующих и характеризующих знаков предметных и признаковых слов. Все это не может не влиять на реализацию принципа двойного означивания. Феномен двойного означивания имеет несомненную типологическую значимость потому, что способы двойного означивания соотносительны со способами грамматической категоризации: Неудивительно, что соотношение и функциональную нагрузку двух взаимодополнительных способов означивания — семиотического и семантического — определяют грамматический строй и лежащий в его основе способ категоризации — внутри слова или применительно к его положению в предложении. Если же, следуя Г. Бенвенисту, считать слово — элемент семиотического означивания — единицей языка, а предложение—высказывание, в котором осуществляется семантическое означивание, — единицей речи, то двойное означивание оказывается тесно связанным также с противоположением языка и речи. Влияние способа категоризации на функциональную нагрузку семиотического и семантического означивания отчетливо видно из соотношения воспроизводимых и производимых слов в таких типологически разных языках, как, например, изолирующий китайский и флективные индоевропейские языки. Это явление носит массовый характер, влияя и на характеристику слова в противоположении языка и речи, и на соотношение сложного слова и словосочетания. Сходной точки зрения придерживается и Н. Особенно показательно в этом плане сопоставление китайского языка с флективно-аналитическим английским. Именно поэтому они относятся к парадигматике языка, характеризуют слово в самом языке. В китайском оно необязательно, ограничено условиями, в которых оказывается слово в речевой цепи. Тем не менее и в китайском языке, согласно Н. Однако в тексте соотношение воспроизводимых и производимых слов может быть и не в пользу воспроизводимых. Но чтобы понять знак, надо знать его референтные связи и, следовательно, необходимо порождаемое речью семантическое означивание в составе предложения—высказывания, которое имеет референцию, так как соотносится с соответствующей ситуацией [Там же: Это становится вполне очевидным, когда в актуализации нуждаются грамматические значения, ибо от способа категоризации зависят и установление той общей категории, под которую подводится то или иное лексическое значение, и та нагрузка, которую получают при этом синтетические и аналитические способы выражения собственно грамматических значений, а следовательно, и то, какой удельный вес приобретают морфологические и синтаксические признаки в разграничении частей речи. Действительно, как показал А. Реформатский, актуализация грамматических значений различается в зависимости от того, какая грамматическая тенденция господствует в данном языке — синтетическая или аналитическая [Реформатский В синтетическом языке вынутое из предложения слово грамматически самодостаточно благодаря тому, что грамматические значения, в том числе передающие грамматические отношения к другим словам, выражаются в самом слове. В аналитическом языке слово приобретает грамматическую характеристику и, следовательно, актуализируется по большей части лишь в составе предложения, тогда как словарное слово нередко полифункционально. Соответственно в актуализации нуждается и принадлежность off к междометиям или не-междометным словам, и квалификация off как служебного или знаменательного слова, и его частеречная спецификация, если off выступает в собственно-знаменательном значении. Те же фонетические характеристики могут использоваться для различения ЛСВ при актуализации лексических значений. Отсутствие же необходимости в собственно грамматических формах слова объясняется тем, что в изолирующих языках действует чисто позиционное различение классов слов. Именно так в описании В. Гумбольдта обстоит дело и в китайском языке. С точки зрения В. Гумбольдта, речь и ее понимание возможны только благодаря взаимодействию слов и существующих между ними отношений [Гумбольдт Поэтому принцип речевой связности как минимум требует обозначения того, какое слово в речи является определением другого. Китайский язык в своем строении четко различает оба эти способа и использует каждый из них там, где это действительно требуется. Управляющее слово здесь предшествует управляемому, субъект — глаголу, глагол — своему прямому объекту, наконец, последний — косвенному объекту, если таковой имеется. Развитие внешней грамматики в современном китайском языке, как следует из анализа его морфологического строя Н. Коротковым, неразрывно связано с процессами актуализации, с переходом из общего в отдельное, из абстрактного в конкретное. В языках типа китайского осуществление категоризации применительно к положению слова в предложении позволяет наглядно выявить роль актуализации в развитии материально выраженных грамматических форм прежде всего потому, что этот способ категоризации не предполагает обязательного использования словоизменительных форм, даже если они имеются. В целях актуализации можно использовать и другие средства. Словоизменительные формы — лишь одно из соотносительных и взаимозаменимых средств актуализации понятия [Коротков Помимо словоизменительных форм актуализирующую роль выполняет также словообразовательная структура слова. Короткова, сама структура сложного слова создает иногда внутренние актуализируюшие признаки, чего обычно лишены простые одноморфемные и односложные слова. Сложные вторичные формы прилагательного носят индивидуализирующий актуализирующий характер [Там же: Не нуждаются в дополнительных средствах актуализации и непредельные двусложные глаголы копулятивной структуры [Там же: Получается, что в китайском языке словоизменительные формы и словообразовательные структуры являются взаимозаменимыми средствами актуализации, связанными компенсаторными отношениями в процессе семантического означивания. В обоих случаях усложнение морфемной структуры и соответственно увеличение материальной протяженности слова способствуют актуализации его значения, причем не только в составе предложения. Отсюда ограниченная синтаксическая самостоятельность односложных единиц: Тем самым вновь обнаруживается актуализирующая значимость линейного характера означающего языкового знака для его идентификации и функционирования. В отличие от внешней грамматики, оперирующей материально выраженными формами, во внутренней грамматике, непосредственно принадлежащей к внутренней — содержательной — форме языка, форма не может быть ничем иным, кроме как значением. Выделение общих разрядов становится возможным благодаря наличию в иерархически организованной внутренней структуре частных — лексических — значений категориального компонента. Слова одного из них выражают действия и признаки, относясь, таким образом, ко многим предметам. Слова другого класса — это названия отдельных предметов, живых существ или безжизненных вещей. Итак, глагол, прилагательное и существительное различаются здесь в соответствии со значением корневых слов. Если лексического значения недостаточно для однозначной категориальной идентификации слова, о его частеречной принадлежности можно судить только по речевому контексту [Там же: Поскольку в выделении классов слов наряду с синтаксическим фактором участвует лексико-семантический, возникает вопрос об их соотношении и соответственно о соотносительной нагрузке двух способов означивания. В отечественной лингвистической традиции неоднократно подчеркивалась зависимость семантических свойств слова от его употребления, а значит, и необходимость семантического означивания для частеречной идентификации слова. Формальные значения слова, совмещающиеся с лексическим в одном акте мысли [Потебня Этот закон лежит, в частности, в основе противоположения знаменательных и служебных слов, а также собственно-знаменательных слов и местоимений. Прилагательное призвано служить эпитетом существительного, а существительное может быть охарактеризовано только прилагательным Если, однако, учитывать иерархические отношения между предложением и словом, то семиологический закон соотношения между содержанием и употреблением применительно к классам слов может быть переосмыслен в духе А. Соответственно в семантической системе языка классы слов, характеризуемые общностью семантического содержания, строятся на базе синтаксических функций внутри структур, то есть предложений и словосочетаний [Там же: Внутренняя связь между категориальным лексическим значением части речи и ее синтаксическими функциями проявляется по-разному в зависимости от иерархии функций. Эта связь вполне очевидна тогда, когда слово выступает в своей первичной немаркированной основной синтаксической функции, присущей, по Е. Куриловичу, только данной части речи. Вторичные синтаксические функции вытекают из первичной [Там же] и нуждаются в актуализации. Кацнельсону, бинарное деление лексических значений на субстанциональные и несубстанциональные призначные и общее их распределение по грамматическим классам осуществляются на основе семантико-синтаксических категорий, функций и отношений. Число грамматических классов определяется численностью первичных семантико-синтаксических функций. Первичные семантико-синтаксические функции несубстанциональных значений — это функции предиката и атрибута, соответственно субстанциональные значения выполняют функции предикандума по отношению к предикату и определяемого по отношению к атрибуту [Кацнельсон Предикативные значения подразделяются на признаки действия и состояния. Очевидно, что в основе грамматической классификации лексических значений в любом языке лежат их отражательные свойства , обусловливающие возможность семиотического означивания. Не случайно, по определению С. Заметим, что те же четыре части речи выделяет проф. В соответствии с отражательными свойствами базисных лексических значений за ними закрепляются определенные синтаксические функции. Для выражения синтаксических функций, в свою очередь, вырабатываются соответствующие морфологические категории и формы. В результате выстраивается следующая универсальная иерархия частеречных характеристик: Она отражает ведущую роль содержательной стороны языка по отношению к формальной и первичность предложения—высказывания в иерархии значащих единиц. С большей очевидностью указанная иерархия обнаруживается в изолирующих языках, имеющих слаборазвитую морфологию. Показательно, что, по свидетельству А. Соответственно и отечественные китаисты подчеркивают лексико -грамматический характер классов слов китайского языка. Драгунов, склоняясь, однако, к тому, что и в русском языке значение лежит в основе различения частей речи [Драгунов Поддерживая с некоторыми оговорками утверждение о лексико-грамматической природе классов слов в китайском языке, Н. Возражения вызывает лишь положение о специфике китайского языка. Кацнельсон, фундаментальное противоположение предметных и признаковых значений принадлежит к общим предпосылкам грамматической классификации слов в речемыслительном плане [Кацнельсон В этом отношении китайский язык не является исключением, а, напротив, лишь подтверждает общее правило. Более того, если, вслед за С. Кацнельсоном, выделять в области грамматической семантики семантические функции грамматических форм и категориальные признаки лексических значений [Там же: Разрабатывая гипотезу о двух этапах выделения или двух типах частей речи — как функциональных лексико-грамматических классов слов в изолирующих языках и как грамматических классов слов во флективно-синтетических языках [Коротков Коротков неоднократно подчеркивает совершенно иное, чем во флективно-синтетических языках, соотношение и удельный вес вещественного лексического и грамматического значений в семантике китайского слова [Там же: Соответственно меняется и иерархия факторов, формирующих части речи. В изолирующих языках на первый план выдвигаются структурно-семантические признаки, вещественные значения, а во флективно-синтетических языках — морфологические свойства [Там же: Отсюда неадекватная действительной иерархия системообразующих факторов во флективных языках. В этой связи кажется нелишним напомнить справедливое замечание Л. Несмотря на это, распределение лексических значений по грамматическим классам слов и в тех и в других языках подчинено одному и тому же принципу ввиду сопряженности лексических значений с категориальными: С другой стороны, и способность совмещать признаки, значения, функции нескольких частей речи, ведущая к образованию частично пересекающихся классов [Там же: Не исключены в русском языке и явления категориальной полисемии слов, так что лексико-семантические варианты слова могут различаться своими частеречными характеристиками см. Из сказанного следует, что лексические и грамматические значения соотносительны и между ними нет китайской стены. Лексические значения лежат в основе грамматической категоризации, а она, в свою очередь, порождает лексикализацию грамматических отношений например, путем перерождения грамматических вариаций залоговых значений в лексические [Виноградов В. Нет китайской стены и между языками различных типов. Тем не менее надо признать, что в условиях ограниченности и необязательности грамматических форм нагрузка на лексические значения в изолирующих языках оказывается большей, чем во флективно-синтетических языках. В своей служебной функции оно нередко бывает лишено индивидуального тона. В знаменательной функции такие глаголы сохраняют свой тон и могут быть морфологически оформлены ср.: Наряду со знаменательными и служебными глаголами возможны также глаголы полузнаменательные. Глагол цзай представлен во всех трех функциях, и на его примере можно проследить разные этапы грамматикализации: Кроме того, в ряде диалектов он претерпел изменение звукового состава и произносится как дай [Драгунов В одних диалектах он произносится как [ma], в других его гласный ассимилируется с гласным следующего слова. Но в обоих случаях имеет место сосуществование двух разных значений в одной материальной форме. В основе значения морфемы -гэ лежит идея предметности. Все более расширяя круг своего функционирования, суффикс -гэ вытесняет другие суффиксы—классификаторы [Там же: Итак, судя по приведенным выше данным А. Драгунова, в случае завершенности процесса грамматикализации тех лексических единиц, за которыми закрепляется служебная функция, вырабатывается противоположение знаменательных слов служебным словам и морфемам по следующим трем признакам: Употребление в служебной функции не обходится бесследно для внешней формы. Обслуживающие сферу семантического означивания служебные единицы в китайском, как и в языках с развитой морфологией типа русского , ущербны морфологически и фонетически. Полузнаменательные единицы, сохраняя тон и сегментные характеристики неизменными, утрачивают способность к морфологическому оформлению. Недостаточная автономность слова по отношению к предложению—высказыванию, совмещение в слове свойств называющих и неназывающих знаков, наблюдаемые в высокой степени лексичных изолирующих языках то есть в первом типологическом ареале, по Г. Гийому , как будто затушевывают действие принципа двойного означивания. Это с полной очевидностью проявляется в структуре частотного словаря. Например, во вьетнамском языке самые употребительные лексемы см. С одной стороны, это полисеманты и этимологически связанные друг с другом омонимы, совмещающие значения существительных с производными от них значениями местоимений и классификаторов:. Тем не менее и во вьетнамском языке на самой употребительной лексике лежит печать семантического означивания. Высокая частота употребления слова связана прежде всего с его служебной — связующей — функцией. В отличие от вьетнамского языка в весьма грамматичном русском языке действие принципа двойного означивания обнаруживается вполне отчетливо уже в структуре частотного словаря: Таковы связочные и указательно-заместительные дейктические знаки, то есть служебные слова и местоимения, вполне обособившиеся от собственно-знаменательной лексики: О степени разграничения предметных и признаковых слов и соответствующих частей речи в языках различных типов можно судить по структуре словарной статьи в переводных и толковых словарях, например вьетнамско-русском [ВРС ], англо-русском [Англо-русский словарь ] и русском [МАС —]. В изолирующем вьетнамском языке слово и его лексико-семантические варианты ЛСВ могут иметь как предметное, так и признаковые значения, например:. Формально-грамматическим признаком той или иной части речи является сочетаемость с определенными служебными словами [Быстров, Нгуен Тай Кан, Станкевич В аналитическом английском языке слово корневой структуры может принадлежать к разным частям речи, и при наличии словоизменения они имеют разные словоизменительные парадигмы. Тем не менее все они включаются в одну словарную статью, но под отдельными номерами. ЛСВ выделяются у каждой части речи также отдельно, например:. В толковом словаре флективно-синтетического русского языка однокоренные слова разных частей речи, связанные отношениями синтаксической деривации, представлены отдельными словарными статьями, например:. Согласие, отсутствие разногласий, вражды или ссоры. Отсутствие войны, вооруженных действий между государствами; согласное сосуществование государств, народов. Соглашение между воюющими сторонами об окончательном прекращении военных действий; мирный договор. МИРИТЬ, -рю, -ришь; несов. Восстанавливать мир 2 в 1 знач. Заставлять терпимо относиться к кому-, чему-л. МИРНЫЙ, -ая, -ое; -р е н, -р н а, -р н о. Любящий мир, согласие, не склонный к вражде, к ссорам. Исполненный дружеского согласия, не враждебный, не неприязненный. Существующий, протекающий в обстановке мира, не нарушаемый войной. Не принимающий непосредственного участия в военных действиях о гражданском населении. Основанный на соблюдении мира. Соблюдающий мир, проводящий политику мира; не воинственный. Связанный с прекращением войны, с заключением соглашения о мире. Чуждый волнений, спокойный, тихий;. Вот почему многозначные лексемы представляют исключительный интерес в плане двойного означивания языкового знака. Можно даже сказать, что именно они находятся в фокусе данного феномена, ибо в силу асимметрии между означаемым и означающим особенно нуждаются в актуализации своих референтных связей с действительностью, воспроизводимой в языке как посреднике между миром и человеком. Снятие асимметрии многозначного словесного знака проходит в направлении, по-видимому, противоположном его формированию: Вследствие этого в языках, располагающих развитыми морфологическими средствами категоризации, сформировавшееся многозначное слово нередко несет на себе отпечаток актуализирующих грамматических связей и обретаемых в предложении функций. Отдельные ЛСВ такого многозначного слова могут различаться между собой своей частеречной принадлежностью и соответственно своим семиологическим статусом, что особенно наглядно в случае разграничения ЛСВ по степени знаменательности, когда, например, какие-то из ЛСВ знаменательного слова употребляются также в служебной функции и, значит, сами могут выступать в качестве актуализаторов. Таким образом, в случае формально-грамматической дифференциации ЛСВ полисемия оказывается и следствием, и средством актуализации одновременно. Как часто многозначное слово является и грамматически полифункциональным, зависит от того, к какому классу знаков принадлежит данное слово — к называющим собственно-знаменательным , дейктическим указательно-заместительным или связочным служебным. Следовательно, чем более грамматично слово, тем чаще оно может употребляться в значении разных частей речи, и наоборот. Причем полифункциональность служебных слов нередко носит синкретичный характер по-видимому, это следствие их более позднего происхождения и показатель незавершенности размежевания. Таковы, например, частицы—союзы, совмещающие модальное значение со связующей функцией см. В МАС они подаются неоднозначно — то как омонимы: То, что соответствует действительности, истина. То, что исполнено истины; правдивость. Иван улыбнулся, похлопал по руке Курбского: Люблю тебя за правду. Справедливость, порядок, основанный на справедливости. Или погибнуть, или завоевать себе право устроить жизнь по правде — так был поставлен вопрос. В составе средневековых названий сводов законов. Верно, справедливо, в самом деле. Видела Лику, она правда выходит замуж. Употребляется для подтверждения слов собеседника, означает: В вопросе, требующем подтверждения. Чаковский, У нас уже утро. Действительно, в самом деле. Оказалось, у него, правда , были неприятности. Вересаев, В сухом тумане. Она стала спокойнее и иногда, правда редко, бывала весела. Мы вернулись в дом Ахмета. Хорошо перекусили перед дорогой. Он был уже немолод и хорошо одет. Об окружающей обстановке, доставляющей удовлетворение, наслаждение. На Волге так хорошо , свободно, светло. О чувстве удовлетворения, удовольствия, радости и т. Хорошо мне, сынок, и отрадно В час последний смотреть на тебя. Об ощущении здоровья, о вполне удовлетворительном физическом состоянии, испытываемом кем-л. Островский, Таланты и поклонники. Употребляется для выражения согласия с собеседником и означает: Употребляется как выражение угрозы, предостережения в значении: Василиса взбесилась и затрясла кулаками: Положительная оценка успеваемости в пятибалльной системе. Сдать физику на хорошо. По характеру функциональной транспозиции знаменательных слов можно судить и о степени разграничения их со служебными словами, и о тенденциях развития средств выражения семантического означивания. В анализируемую выборку из самых употребительных в тексте слов вошло подавляющее большинство служебных слов и местоимений, представленных в частотном словнике указанного словаря. Это 48 служебных слов и 63 местоимения. Однако ресурсы выражения синтаксических связей не исчерпываются собственно служебными словами. Знаменательные слова, как местоименные, так и собственно-знаменательные, и в русском языке тоже могут употребляться в служебной функции, о чем свидетельствует частеречная спецификация ЛСВ многозначных слов. В исследуемой выборке служебную функцию потенциально способны выполнять ЛСВ 75 знаменательных слов. Такие ЛСВ зафиксированы у 54 собственно-знаменательных слов и 21 местоимения. Всего в функции предлогов, союзов и частиц выступают соответственно 25, 37 и 33 знаменательные лексемы. Употребление в служебной функции особенно характерно для наречий причем не только собственно-знаменательных, но и местоименных , а также существительных. Наречия предпочтительно используются в значении союзов и частиц, а существительные чаще всего — в значении предлогов. Обращает на себя внимание противоположность имени существительного и глагола в служебном использовании ЛСВ. Хотя обе части речи могут употребляться в значении служебных слов, но существительные встречаются в этом качестве гораздо чаще, чем глаголы в рассматриваемой выборке к таковым относятся 22 существительных и 8 глаголов. Существительные предпочтительно употребляются в функции предлогов, гораздо реже в функции союзов и очень редко выступают в роли частиц. Глаголы, напротив, чаще употребляются как частицы, реже встречаясь в значении союзов и предлогов. Надо учесть, однако, что знаменательные глаголы могут грамматикализоваться и функционировать в качестве полузнаменательных и служебных. Среди самых частотных глаголов подобное совмещение функций отмечено у 21 глагола. В это число входят не только быть, стать, есть 2 , являться, становиться, служить и т. Не менее часто, чем в служебной функции, ЛСВ знаменательных лексем используются для выражения субъективной модальности — в качестве вводных слов, междометий. Сравнительно с выражением синтаксических связей в выражении субъективной модальности чаще участвуют глаголы 19 против 8 и существительные 35 против 22 , реже — наречия 3 против Среди транспозиций первого типа, обусловленных функционированием слова в структурной схеме предложения, особенно показательны в плане семантического означивания безличное употребление личных глаголов и переходы наречий и существительных в категорию состояния, когда дифференциация ЛСВ а то и особенностей их употребления сопрягается с противопоставлением двусоставных предложений безличным односоставным. Идя вместе, направлять движение, помогать идти. Лошадку ведет под уздцы мужичок. Доску ведет от сырости. Начать, приняться делать что-л. И дней разнообразных вереница Пошла кружить, мелькая предо мной. Ваншенкин, Пусть в памяти навеки сохранится. Прошла пора детских игр и юношеских увлечений. О наступлении срока для чего-л. О наступлении момента для ухода или отъезда кого-л. Прощай, Онегин, мне пора. О наличии трудностей, затруднений с чем-л. В ту зиму у меня было довольно трудно с деньгами. Трудно искоренить предрассудки; 4. О плохом физическом самочувствии или о тяжелом нравственном состоянии, в котором находится кто-л. Что же мне так больно и так трудно? Лермонтов, Выхожу один я на дорогу. О недостатке или отсутствии физических, душевных сил, каких-л. Помимо общих грамматических категорий в актуализации лексем участвуют также частные грамматические категории. Актуализация понятия вещи осуществляется путем сужения его объема — прежде всего с помощью категории числа. Уже авторы Пор-Рояля среди средств сужения объема понятия на первое место поставили категорию числа [Арно, Лансло Развивая эти идеи, Ш. Вполне закономерно и в исследуемом материале для дифференциации ЛСВ имен существительных чаще всего используется категория числа: В лексемах с наиболее последовательной числовой дифференциацией значений представлены все три типа ЛСВ: Всякая твердая, нековкая горная порода в виде сплошной массы. На Сахалине нет известки и хорошего камня , и потому каменных построек нет. Отдельный кусок, обломок такой породы. Болезнь, отложения минеральных солей, затвердевшие образования болезненного происхождения во внутренних органах. Само образование форм мн. В первой самых употребительных слов различия данного типа нагляднее всего проявляются в лексеме колено. КОЛЕНО , -а, ср. Часть ноги, в которой находится сустав, соединяющий бедро и голень, место сгиба ноги. Ноги от этого сустава до таза. На коленях у нее лежали книжка и груша. Симонов, Дни и ночи. Отдельное сочленение в стебле злаков, в стволе некоторых растений. Отдельная часть в музыкальном произведении в пении птиц в танце, пляске. Разветвление рода, поколение в родословной. Примером закрепленности определенных падежных форм за отдельными ЛСВ может служить ЛСВ 4 существительного СТОРОНА , который в отличие от первых трех ЛСВ представлен последовательно уменьшающимся — по мере спецификации оттенков значения — рядом предложно-падежных форм: Пространство, место, расположенное в некотором отдалении от кого-, чего-л. Другое, чужое, не свое место, дом и т. Положение вне центра событий. Посторонний взгляд, точка зрения незаинтересованного. Разные ЛСВ одной лексемы могут выражаться разными падежными формами. Наконец, родовые различия между ЛСВ имен существительных в общеупотребительной лексике — явление и вовсе исключительное. В исследованном материале родовые различия между ЛСВ отмечены только в одном случае — у существительного ГОЛОВА , -ы, вин. Верхняя часть тела человека, … содержащая мозг. О человеке большого ума. О человеке как носителе каких-л. Руководитель, начальник, глава в каком-л. Председатель и руководитель некоторых выборных органов в дореволюционной России, а также военное или гражданское звание. Знак, называющий предмет ЛСВ 1 , уже в переносном употреблении способен обозначать лицо и, выступая в функции предиката, становится характеризующим знаком ЛСВ 2. Этот характеризующий статус закрепляется категорией общего мужского и женского рода ЛСВ 3 , типичной — особенно в разговорной речи и в просторечии — для слов — характеристик лица по тому или иному качеству, большей частью отрицательному. Последующий переход в форму мужского рода ЛСВ 4 закрепляет свойственное ей значение социально активного лица см. Сравнительно с субстантивными грамматическими категориями глагольные категории, естественно, в большей мере ориентированы на семантическое означивание. Актуализации глагола служат формирующие грамматическое значение предложения категории наклонения и времени а в настоящем—будущем времени изъявительного наклонения также категория лица. Соответственно эти категории могут использоваться и для различения ЛСВ, причем ограничения на употребление отдельных глагольных форм могут быть связаны с выражением как объективной, так и — чаще — субъективной модальности. В исследованном материале отмечено несколько ЛСВ с объективно-модальными значениями — в форме повелительного наклонения, в форме страдательного причастия прошедшего времени, а также с ограничениями на употребление тех или иных личных форм. Воротитесь, не ходите дальше! Островский, Не было ни гроша, да вдруг алтын; б прекрати те делать что-л.! Ведь вы не так сидите. Прогулка по вечернему прохладному воздуху в таких случаях весьма показана с медицинской точки зрения! Увидеть в дальнейшем что-л. И посмотрим , кто скорее устанет. Островский, Таланты и поклонники;. Сохраниться, уцелеть, не исчезнуть. От прошлых времен осталась на селе белая церковь с обломанной колокольней. Соколов-Микитов, Над синей тайгой. Не перестать быть каким-л. Тургенев, Гамлет Щигровского уезда. Гораздо чаще отдельные глагольные формы закрепляются за выражением значений субъективной модальности, причем сходное значение может передаваться разными формами. Употребляется для выражения удивления, восхищения и т. Симонов, Солдатами не рождаются. Ты в театре, случаем, не работал? Дворкин, Одна долгая ночь;. Восклицание, служащее, при соответствующем интонировании, для выражения удивления, возмущения, негодования и т. Многие из указанных глагольных форм, выступающих в качестве отдельных ЛСВ, обслуживают коммуникативный акт, явно обнаруживая его диалогическую природу. Так, глагол СЛУШАТЬ в форме повелительного наклонения слушай те употребляется в разговорной речи при обращении к кому-либо в начале разговора для привлечения внимания: Куприн, Как я был актером. При желании обратить внимание на что-либо, подчеркнуть что-либо употребляются формы 2 л. Аналогично этому глагол ЗНАТЬ в форме 2 л. Для подчеркивания сказанного в разговорной речи употребляется глагол СЛЫШАТЬ в форме 2 л. Слышите , что я говорю! Иначе я вас пускать не велю. Серафимович, У холодного моря;. Ответ младшего или подчиненного лица на распоряжение, означающий, что оно принято к исполнению. Употребляется для выражения несогласия с чем-л. Это не твое дело. Восклицание, употребляемое с особой интонацией для выражения несогласия с чем-л. Апеллятивная функция ЛСВ может быть подчеркнута указанием на вопросительную интонацию, с которой он произносится. Таков ЛСВ 3 глагола ВИДАТЬ 1: Бабаевский, Кавалер Золотой Звезды. Поскольку семантическое означивание слова в предложении—высказывании предполагает закрепление слова за определенной синтаксической позицией, его синтаксическое выделение или обособление, постольку многие ЛСВ, как видно и из приведенных примеров, оказываются интонационно и акцентно маркированными. Более того, интонационные различия могут быть единственным средством формальной дифференциации ЛСВ одной лексемы подробнее: Сама возможность различения ЛСВ интонационными средствами как нельзя лучше подтверждает определяющую значимость предложения—высказывания по отношению к слову — высшей единицы по отношению к низшей. Семиологическая значимость морфологической структуры слова касается обоих принципов языкового знака, выделенных Ф. Еще важнее то обстоятельство, что через посредство морфологической структуры слова в ее словоизменительной и словообразовательной ипостасях осуществляется грамматическая категоризация и соответственно раскрывается категориальная мотивированность языковых знаков. Однако обе бинарные морфологические структуры — и словоизменительная, и словообразовательная — не принадлежат к числу универсальных. Их сопоставительный анализ сопряжен со значительными трудностями хотя бы потому, что между словообразованием и словоизменением нет жесткой границы. Требованиям универсальности скорее удовлетворяет результат бинарных членений слова — его морфемная структура. Именно она и является объектом квантитативно-типологических исследований [Greenberg ; Гринберг ; Квантитативная типология ]. Но в этих исследованиях собственно морфемные модели слов как целостные структуры не рассматриваются. Квантитативная типология языков в ее истоках не учитывала ни функциональные разновидности языка, ни функциональную специфику классов слов. Фундаментальное значение для типологии слова имеют распределение и морфемное строение в текстах важнейших функциональных разновидностей ориентированных, по В. Виноградову [], на общение, сообщение, воздействие основных классов словесных знаков: В данной работе обобщаются результаты исследований морфемного строения слова, выполненных под руководством и при непосредственном участии автора ее учениками Е. Ивановой [; а, б; ]. Анализ морфемного строения слова в проведенных исследованиях имел целью не столько исчислить отдельные типологические индексы, сколько выявить типовые морфемные структуры корневые, суффиксальные, префиксальные, префиксально-суффиксальные и т. Так как морфологический тип языка определяется характером категоризации, исследовались языки, различающиеся, согласно В. Гумбольдту, по степени категоризации понятий в слове. Это изолирующие йоруба, китайский, вьетнамский и основоизолирующий индонезийский; агглютинативные уйгурский, хакасский, бурятский; флективно-агглютинативный арабский, флективно-фузионный синтетический русский, флективно-аналитический английский; армянский, сочетающий в себе черты флективного и агглютинативного строя, синтетизм и аналитизм. Отсутствие инкорпорирующих языков в числе исследованных объясняется тем, что выделение инкорпорирующего типа, по В. Гумбольдту, основано не на особенностях категоризации понятий, а на грамматическом методе построения предложения. В основном анализировались устные и письменные художественные тексты как оригинальные, так и переводные. Устные художественные тексты далее УХТ представлены народными сказками и их переводами с уйгурского и хакасского на русский, письменные ПХТ — отрывками из произведений А. Кэрролла как в оригинале, так и в переводе соответственно на арабский, армянский, русский. На материале русского, английского и бурятского исследовались также научные тексты НТ. Объем текстов от до слов. Текстами большего объема представлены исследованные Е. Поповой [] функциональные разновидности русского языка: Начнем с соотношения знаменательных и служебных слов. Их неразличение справедливо считается важнейшим недостатком типологии Дж. Гринберга [Квантитативная типология Когда же в качестве первого содержательного параметра слова это различение было введено путем исчисления частоты либо обоих указанных классов [Кубрякова ], либо только служебных слов — в виде индекса аналитичности [Квантитативная типология ] , исследователей постигло некоторое разочарование относительно типологической значимости данного разделения, в том числе в диахроническом аспекте. Малопригоден индекс аналитичности и для различения изолирующих и флективных языков. Правда, его можно как будто бы использовать для противопоставления агглютинативных языков изолирующим и, что особенно важно, флективным, поскольку агглютинативные языки обладают наименьшей аналитичностью [Квантитативная типология И по нашим данным, реже всего служебные слова представлены в агглютинативных языках: Максимальные значения индекса аналитичности имеют, с одной стороны, самый аналитичный английский язык, а с другой — самый синтетичный арабский. В остальных языках индекс аналитичности оказывается в диапазоне, характеризующем употребление служебных слов в разных русских текстах. Наибольшим показателем аналитичности — за счет высокой нагрузки частиц — отмечена русская разговорная речь: Таким образом, в диапазон варьирования частоты служебных слов во флективно-синтетическом русском языке попадает не только армянский язык дальний родственник русского, во многих отношениях сходный с ним типологически. В этом диапазоне оказываются также изолирующие языки — китайский и йоруба. Отсюда следует, что в отсутствие строгой корреляции с типом языка индекс аналитичности, а значит, и соотношение служебных слов со знаменательными, по-видимому, зависят от характера текста, причем эта зависимость может по-разному проявляться в разных языках. Таким образом, сравнительно с художественными текстами в научном стиле разрыв между флективно-синтетическим русским языком и аналитическим английским увеличивается, а между русским и агглютинативным бурятским сокращается. Значимость функционально-стилистических различий подтверждает сравнение текстов газетно-публицистического и обиходно-бытового характера, проанализированных ленинградскими учеными [Квантитативная типология ]: Эта закономерность прослеживается в языках различных типов: В полной мере вопрос о влиянии характера текста на соотношение знаменательных и служебных слов может быть разрешен лишь в результате систематического исследования языков различных типов в их функциональных разновидностях. Но, судя по данным английского и русского языков, на материале которых были исследованы разные типы текстов, ограничение бинарным противоположением знаменательных и служебных слов явно недостаточно, прежде всего вследствие функционально-семантической неоднородности класса знаменательных слов, включающего в себя собственно-знаменательные и указательно-заместительные слова местоимения. Если ограничиться противопоставлением знаменательных и служебных слов, то в русском языке разговорные и художественные тексты РТ и ПХТ с этой точки зрения практически не различаются. Если же разграничивать собственно-знаменательные слова и местоимения, то РТ и НТ различаются частотой всех трех семиологических классов, РТ и ПХТ, так же как РТ и УХТ, — частотой собственно-знаменательных слов и местоимений, ПХТ и НТ, а также УХТ и НТ — частотой собственно-знаменательных и служебных слов, и только УХТ и ПХТ не обнаруживают существенных различий между собой. В НТ наблюдается наибольшая сравнительно с другими функциональными разновидностями языка частота собственно-знаменательных слов и наименьшая частота служебных слов. В РТ имеет место наименьшая частота собственно-знаменательных слов и наибольшая частота местоимений, а также служебных слов. Художественные тексты ввиду их многостильности занимают промежуточное положение, причем по частоте собственно-знаменательных слов и особенно местоимений они ближе к НТ, а по частоте служебных слов — к РТ. Тексты одной функциональной разновидности, например литературно-художественные, почти не различаясь по соотношению знаменательных и служебных слов, могут заметно расходиться по соотношению собственно-знаменательных слов и местоимений. Так, в повестях В. Белова сравнительно с рассказом А. В отрывке из повести-сказки Л. Снижение частоты собственно-знаменательных слов и повышение частоты местоимений во втором тексте обусловлены его диалогическим характером. При сравнении текстов разных функциональных разновидностей обнаружен и такой вариант, когда при близкой частоте собственно-знаменательных слов тексты различаются соотношением местоимений и служебных слов. Влияние типа языка на соотношение в тексте семиологических классов слов хорошо видно при сравнении оригинальных текстов с переводными. При переводе с английского на армянский рассказа У. Сходным образом при переводе с английского на русский повести-сказки Л. Частота местоимений в оригинальных текстах и в переводах практически совпадает. При переводе с русского на арабский рассказа А. В общей иерархии частей речи обычно лидируют имена существительные и глаголы, то есть идентифицирующие и характеризующие знаки, причем первый ранг чаще всего принадлежит существительным. Исключения связаны с устной формой речи и ее функциональной направленностью. В устных художественных текстах, где доминирует функция воздействия, глаголы — характеризующие знаки — по частоте употребления сближаются с существительными и могут даже преобладать над ними, как в хакасской и английской народных сказках. В реализующих функцию общения диалогических текстах и в записях русской разговорной речи, и в отрывке из повести-сказки Л. Кэрролла на первое место выходят местоимения, а существительные опускаются на третье место и ниже. Помимо характера текста частота и ранги базовых частей речи зависят и от типа языка. Не случайно в текстах одного жанра — и в народной сказке, и в научной статье — частота существительных в агглютинативных языках в два с лишним раза выше, чем в аналитическом английском. Нетрудно заметить, что в научной статье перевес существительных над глаголами значительнее: По соотношению прилагательных и наречий, насколько позволяют судить русские и английские тексты, наиболее противопоставлены научный стиль и разговорная речь, в том числе стилизованная, как в повести-сказке Л. В научном стиле прилагательные встречаются в два-три раза чаще наречий, что согласуется с резким преобладанием существительных над глаголами. В разговорной обиходно-бытовой речи и в диалогической художественной речи, где глаголы преобладают над существительными, соответственно и наречия преобладают над прилагательными. В английских художественных текстах устных и письменных чаще употребляются прилагательные, в русских — наречия. В художественных текстах одного жанра возможно разное соотношение прилагательных и наречий. Так, в народных сказках в английском и особенно в уйгурском преобладают прилагательные, в китайском и особенно в русском — наречия, в хакасском, бурятском и йоруба прилагательные и наречия одинаково частотны. В русских письменных текстах — и в научном, и в художественных — самый высокий ранг среди служебных слов принадлежит предлогам, далее следуют союзы и частицы. В устном художественном тексте первенствуют союзы, потом идут предлоги и частицы. Наконец, в разговорной речи частицы резко доминируют над предлогами и союзами. Сходным образом и в английских письменных текстах, особенно в научном, самой частотной служебной частью речи являются предлоги, тогда как в УХТ наиболее употребительны артикли. В каждом типе текстов выстраивается своя иерархия служебных слов в порядке убывания частоты употребления: Замыкают ряд во всех типах текстов частицы. В текстах одного жанра возможны межъязыковые различия в употреблении служебных слов: Исчисление коэффициентов ранговой корреляции Спирмена в разных типах текстов позволяет оценить степень текстовых различий по распределению частей речи. С наибольшей достоверностью зависимость распределения частей речи от характера текстов может быть показана на примере русского языка, так как в нем на материале текстов большого объема исследовались все три функциональные разновидности: Еще ниже коэффициент корреляции обоих художественных текстов и научного с разговорной речью. При этом устанавливается следующая иерархия: Итак, наибольшие различия в распределении частей речи наблюдаются между такими функциональными разновидностями языка, как разговорная речь и научный стиль. В результате в РТ в отличие от других текстов первый ранг занимают не существительные, а местоимения; наречия по частоте и рангу не уступают существительным; частицы превосходят по этим показателям предлоги и союзы. Наиболее регулярно разговорной речи противостоит научный стиль. Он выделяется самой высокой частотой не только существительных, но и прилагательных, составляющих, согласно Н. Стабильно высокое положение глаголов в иерархии частей речи не ниже третьего ранга не исключает существенных текстовых различий в их частоте. Примечательно, что по частоте изменяемых признаковых слов явно противопоставлены более стереотипные тексты — НТ и УХТ. Глаголы имеют максимальную частоту в УХТ и в 2 раза реже отмечены в НТ. Прилагательные, наоборот, чаще всего употребляются в НТ и особенно редки в УХТ. Соотношение именной и глагольной морфологии, существенно характеризующее язык в целом, может также служить средством дифференциации его функциональных разновидностей. В русском языке, судя по частоте базовых частей речи — имен существительных и глаголов, в научном стиле резко преобладает именная морфология, в разговорной речи но не столь явно — глагольная, в художественных текстах, особенно устного происхождения, соотношение именной и глагольной морфологии выравнивается. Промежуточное положение ПХТ по частоте большинства частей речи согласуется с принципиальной многостильностью языка художественной литературы. Ясно, что квантитативная типология языков, удовлетворяющая требованиям адекватности исследуемому объекту, не может не учитывать указанные текстовые различия при анализе любого языка. Не вдаваясь в детальный анализ различных сторон морфемной структуры слова он исчерпывающе представлен в кандидатских диссертациях Е. Ивановой , покажем категориальный характер морфемной структуры. С этой целью сравним морфемное строение основных семиологических классов слов — собственно-знаменательных, местоименных и служебных, а среди собственно-знаменательных слов рассмотрим главным образом базовые части речи — имена существительные и глаголы. Количественный и качественный анализ морфемной структуры указанных классов слов включает в себя следующие характеристики: При таком подходе получают освещение основные признаки—параметры морфемного строения слова, кроме способа связи морфем. Различные проявления последнего а они не ограничиваются морфо-фонематическими альтернациями рассмотрены в главах 4 и 5. Мерой синтеза, согласно Дж. Гринбергу, является отношение числа морфем к числу слов [Гринберг Значения индексов синтеза зависят и от типа языка, и от характера текста, и от того, как производится морфемное членение — с учетом, например, нулевых морфем там, где они возможны или без оных далее: Даже в изолирующих языках он оказывается выше — 1,32 в йоруба, 1,48 в китайском. Еще выше индекс синтеза в агглютинативных языках — 1,77 в бурятском, 2,0 в уйгурском, 2,05 в хакасском. В письменном художественном тексте ПХТ на английском языке индекс синтеза без учета нулевых морфем оказывается таким же, как в УХТ с учетом последних: С учетом нулевых морфем индекс синтеза в ПХТ возрастает до 1, Близок к русскому и арабский, если считать корневую основу морфологически нечленимой [Габучан ; Белова ]: Если же исходить из членимости корневой основы на консонантный корень и вокалический трансфикс диффикс [Старинин ], то индекс синтеза арабского слова в ПХТ увеличивается до 2,72 и оказывается самым высоким в исследованном материале. В соответствии с критериями Дж. Гринберга, язык с индексом синтеза 1,00—1,99 является аналитическим, язык с индексом синтеза 2,00—2,99 — синтетическим, язык с индексом синтеза 3,00 и выше — полисинтетическим [Гринберг В таком случае, согласно полученным данным, английский, йоруба, китайский и бурятский языки следует отнести к аналитическим, а уйгурский, хакасский, армянский, русский и арабский — к синтетическим. Судя по данным бурятского, английского и русского языков, на материале которых исследовались различные типы текстов, указанные классификационные характеристики достаточно устойчивы. Они сохраняются несмотря на то, что в ПХТ индекс синтеза слова выше, чем в УХТ, а в НТ выше, чем в обеих формах художественного текста письменной и устной. Первичное категориальное разбиение слов на знаменательные и служебные, а знаменательных слов на собственно-знаменательные и указательно-заместительные слова местоимения показывает, что типологические различия в индексе синтеза связаны главным образом с собственно-знаменательными словами. Уже древние объясняли основополагающий характер различения назывных и указательных слов иначе, по К. Выражение качественной определенности, естественно, требует больше языковых средств, чем выражение указания и служебных синтаксических функций, тем более что назывные — собственно-знаменательные — слова в отличие от относительно закрытых классов местоимений и служебных слов представляют собой открытый и потенциально неисчислимый класс. Вследствие этого собственно-знаменательные слова имеют более сложное и разнообразное морфемное строение, противопоставляясь таким образом местоимениям и служебным словам, имеющим более простое и единообразное морфемное строение при условии, что последние утратили этимологическую связь с собственно-знаменательными словами. Наиболее широкий диапазон сложности характеризует морфемную структуру собственно-знаменательных слов. В исследованном материале отношение самого высокого значения индекса синтеза к самому низкому составляет у собственно-знаменательных слов 3: У местоимений соответствующее отношение снижается до 2: Как следует из указанного выше отношения, собственно-знаменательное слово может быть полисинтетичным, синтетичным и аналитичным. В арабском языке в зависимости от принятого за основу типа морфемного членения собственно-знаменательное слово полисинтетично либо синтетично. Индекс синтеза равен 3,81, если вычленять трансфиксы и нулевые флексии. Без учета нулевых флексий индекс синтеза несколько ниже — 3,75, но остается в зоне полисинтетизма. Если же исключить и трансфиксы, то индекс синтеза снижается до 2,91 и собственно-знаменательное слово оказывается синтетичным. Такова же степень синтеза русского собственно-знаменательного слова с учетом нулевых флексий в художественном тексте, послужившем первоисточником для перевода на арабский. Вообще, несмотря на довольно большой диапазон значений индекса синтеза в разных текстах — от 2,51 до 3,03, русское собственно-знаменательное слово, как правило, не выходит из зоны синтетизма, но с учетом нулевых флексий оно заметно тяготеет к зоне полисинтетизма. В исследованных агглютинативных языках индекс синтеза собственно-знаменательного слова ниже, чем в языках с более или менее развитой флективностью. В обоих тюркских языках — уйгурском и хакасском — он совпадает и составляет 2,2, так что собственно-знаменательное слово еще явно синтетично. В бурятском языке оно находится в зоне синтетизма, только если учесть нулевые формообразующие аффиксы. Тогда в УХТ индекс синтеза равен 2,03, в НТ — 2, С изъятием последних индекс синтеза снижается соответственно до 1,83 и 1,86, что указывает на аналитичность собственно-знаменательного слова. Гораздо шире диапазон варьирования индекса синтеза у собственно-знаменательного слова в английском языке. В научном стиле оно обладает синтетичным характером, особенно если принять во внимание нулевые флексии. Тогда индекс синтеза такой же, как в армянском литературно-художественном тексте, — 2, Если учитывать лишь материально выраженные флексии, индекс синтеза уменьшается до 2, В английской народной сказке собственно-знаменательное слово имеет аналитичный характер: Промежуточное положение занимает литературно-художественный текст, в котором индекс синтеза собственно-знаменательного слова равняется 2,0 с учетом нулевых флексий, а без оных — 1, Это последнее значение сопоставимо с индексом синтеза собственно-знаменательного слова в изолирующих языках: Как видно, степень синтеза собственно-знаменательного слова меняется в зависимости от того, учитываются или нет нулевые морфемы и трансфиксы если они выделяются в данном языке , и от того, каков характер текста. С учетом нулевых морфем индекс синтеза, разумеется, оказывается выше. В письменной речи ПХТ, НТ он выше, чем в устной УХТ , а если сравнивать письменные тексты, то в научном тексте НТ выше, чем в художественном ПХТ. Эти зависимости наглядно прослеживаются в английском языке, на материале которого анализировались и народная сказка УХТ , и литературно-художественное прозведение ПХТ , и научная статья НТ. Согласно приведенным выше данным, индексы синтеза собственно-знаменательного слова в английском убывают в последовательности:
Организационная структура управления заводом
Исключительные права граждан
Грибные места в челябинской области карта 2017
Понятие языкового знак. Язык как знаковая система
Зразки характеристики класу
Алгебра збірник задач і завдань 7 гдз
Драйвер для встроенной звуковой карты windows 7
/ общее языкознание
Нурофен экспресс 200 инструкция
Как сохранить текст в пдф формате
Проблема мотивированности языкового знака.
Расписание 227 маршрутки тверь
Описание класса в школе
Как перезагрузить ноутбук на windows 10
Проблема мотивированности языкового знака. Виды мотивированности языкового знака
Чувства влияющие на человека