Лариса Рубальская — Хозяйка-жизнь: Стих
Стихи Ларисы Алексеевны Рубальской
Лариса рубальская все тексты песен
Лариса Рубальская стихи (список)
Лучшие песни о любви на стихи Ларисы Рубальской
Напрасные слова
Как замечательно люди слушают! Мужья-то их поначалу сидят с обиженными лицами их привели на аркане. Но я уже знаю, что минут через десять их лица потеплеют и сердиться на жен они перестанут. Мне бывает неловко стоять перед людьми на возвышении. Сцена мешает моему принципу — не возвеличиваться. Но ведь если встать вровень с залом, то сзади никто ничего не увидит и не услышит. Я все время мечтаю похудеть, но никак не удается. А дочка моего брата Светка однажды поставила мою мятущуюся по этому поводу душу на место. Так ты выходишь на сцену, и тебя с последнего ряда замечательно видно. Однажды я, как обычно, почитав стихи, отвечала на вопросы зала. И вдруг одна женщина встает и говорит: А женщина в ответ произнесла речь, которую я теперь часто пересказываю. Если показывают только молодых, немолодые расстраиваются. Если только красивых — некрасивые переживают. А если только худеньких — толстым обидно. Вопросы из зала бывают разные. И хоть я всегда в шутку предлагаю рассказать про наших звезд — кто, с кем, когда и от кого, никто этих вопросов, как правило, не задает. А чаще всего говорят: Родилась я сразу после войны в Москве, в Грохольском переулке. Во дворе у нас было бомбоубежище. Я смотрю — Огурец из нашего двора. Как его звали-то, господи? А он ко мне подходит и говорит: Если честно — никогда. У меня нет такого ощущения. Но был один особенный день — когда Малинин получил в Юрмале Гран-при. И меня стали знать — по имени и фамилии. И с тех пор меня все время спрашивают — а что это такое? Жили мы все тогда непросто. Самым вкусным, что только может быть на свете, был хлеб с шоколадным маслом. Одеты мы все были бедно — в перешитые и перелицованные вещички… Интересно, сегодняшняя ребятня догадается, что это такое — перелицованные? И вот однажды зимой к нам во двор пришел фотограф. Он построил всех ребят и сфотографировал — вместе, по парам и по одному. Через несколько дней он принес готовые фотографии. Боже мой, какая же на них была изображена красота! Мы все синеглазые, краснощекие, на бледно-салатовом фоне. А вокруг нас рамочка с голубками, сердечками и цветочками. А мы в нем — ангелочки. Или даже маленькие буржуи. Мы спросили у фотографа — а как это он так сделал? А я его запомнила и через несколько десятков лет вспомнила — и фотографа, и эту виньетку. И написала про напрасные слова с виньеткой ложной сути — и, пожалуйста, прославилась! Рубальская — это моя фамилия, девичья. Папка мой — Алексей Давидович Рубальский — родился в маленьком еврейском местечке Вчерайшее на Украине. Когда началась война, он ушел на фронт, воевал. А в это время всю его семью расстреляли немцы. Через тридцать четыре года после окончания войны его сердце, не забывшее эту боль, разорвалось. Папке было всего 59 лет. В году отец приехал в Москву, познакомился с мамой, потом родились мы с Валеркой. Валерка — мой брат. Сейчас он, конечно, Валерий Алексеевич, солидный человек, но для меня он до сих пор маленький. И мне все время хочется его опекать. Ему эта опека уже давно надоела, и он сердится на меня. Но я это выдерживаю и от своей линии не отступаю. Вместе с братом, его женой и дочкой живет моя мама Александра Яковлевна. Мы с ней разговариваем по телефону раз пять в день. Она очень всем интересуется, и у нее хорошая память. Летом мы все живем на дачах — наши домики рядом, мама переходит под мое крыло, и живет со мной и Давидом, а по соседству — брат, его жена Лера и Светка — дочка. Мы все дружим, и ходим от дома к дому — у нас обед, у них ужин, и наоборот. Это так и есть. Он часто бывает сердитый, прямолинейный, но справедливый и очень надежный. Это моя самая большая любовь. Вот вроде бы и все. Есть еще мои друзья — о них я расскажу как-нибудь отдельно. Все, как в моей песенке —. Было это не так уж и давно, но и не так уж и недавно. Многие еще помнят время, когда в магазинах не было ни вещей, ни продуктов. Правда, был страх — как нагрянет милиция, как заберет всех — кто продает и кто покупает. Окна этих магазинов были плотно зашторены, и тем, у кого не было бумажек, странно называвшихся сертификатами, узнать, что же продается в этом зашторенном раю, было невозможно. У меня была подружка Люська, а у Люськи эти сертификаты откуда-то были. Иногда она брала меня с собой за покупками. Я никогда не была особенно завистливой, но импортную кофточку, конечно, ужасно хотелось. Да что там кофточку, хотелось всего на свете, потому что ничего тогда у меня не было. В нашей с Люськой школе обучали машинописи и стенографии, я уже умела очень быстро и грамотно печатать и устроилась работать машинисткой в редакцию толстого литературного журнала. Каждое утро я приходила в машбюро. Начальница Варвара Васильевна уже резала ломтиками антоновское яблочко, заливала его кипяточком и пила этот кисленький напиток, чтобы после вчерашней серьезной выпивки голова не болела. Себе на перепечатку Варвара обычно брала стихи — там строчки коротенькие. А мне давала романы без абзацев. Мне работа очень нравилась, потому что в машбюро постоянно заходили настоящие писатели и поэты. Когда материал был нужен срочно, они сами диктовали, а потом еще шоколадку оставляли. Я под диктовку печатала большую повесть. И пока печатала, героев этой повести всем сердцем полюбила и за судьбы их переживала. А писатель диктовал и радовался, что из глаз машинистки слезы на клавиши капают — значит, трогает материал, забирает. И вдруг события повести приводят к гибели одного из героев. У меня прямо сердце упало, я перестала печатать, замотала головой. Писатель сразу не понял, что со мной, говорит: Писатель сначала засмеялся, а потом рассердился: Я стала снова печатать. Писатель ходил по машбюро, диктовал, посматривал на часы. Осталось совсем немного — четыре всего странички. Как раз успеют сдать в набор. Печатала я очень быстро, странички получались чистенькие, без ошибок и опечаток. Я сидела и размышляла — рассказать или нет Варваре Васильевне, что не стала я печатать, что Олег погиб. Варвара опять пила свою кислятину — наверно, за весь день голова так и не прошла. А уже новая четвертинка из сумки выглядывала. Я закрыла машинку, чтоб не запылилась, и так, ничего не рассказав, собралась и поехала в институт. Я училась в педагогическом на учительницу русского языка и литературы. Никакой учительницей я быть не собиралась, просто в педагогический было поступить полегче. В школе я училась плохо — в аттестате зрелости не было ни одной четверки — только тройки. До сих пор у меня дома хранится школьная характеристика, в которой написано, что Лариса Рубальская обладает средними умственными способностями, занималась нерегулярно и с трудом окончила одиннадцать классов. Правда, сочинения мои всегда читали всему классу вслух, но все равно ставили тройки за неправильный подход к теме. На следующее утро я, как всегда, пришла в машбюро и попросила у Варвары ее кислятинки попить — у меня тоже болела голова — боялась, что за вчерашнюю проделку меня с работы выгонят. В середине дня с машбюро вошел тот писатель. Он подошел и положил передо мной узенькую серую коробочку: Я открыла — заграничная авторучка с золотым перышком. И тут писатель сказал такие слова: У тебя литературный дар. Конечно, я должен был бы попросить главного, чтоб он тебя наказал. Но то, как ты это все придумала, остановило меня. Понимаешь, ты усвоила стиль, лексику, манеру. Если бы кто-то посторонний читал, ни за что бы не догадался, что этот кусок написан не мной. Я читал это жене, она не поверила, что девочка-машинистка могла так написать. И, самое смешное, она была рада, что ты изменила судьбу героя. Ведь я так и оставил. Люськина мать работала в гастрономе — завсекцией. К ней с черного хода ходили всякие важные люди. И вот один вельможа, всегда приходивший за главным дефицитом — копченой колбасой, узнал, что дочка его благодетельницы машинисткой в какое-нибудь хорошее место устроиться хочет. И вельможа предложил устроить Людмилу машинисткой за границу. Он был очень большой шишкой, и уже через два месяца Люська присылала мне письма из знойной страны Марокко. Люська прожарилась на африканской жаре всего год с небольшим. Она вернулась сильно загоревшая, мне подарила три моточка сиреневого мохера — на шапку и шарфик. Она рассказала мне, что в Марокко за ней ударял один водитель из нашего посольства, а его жена об этом узнала, устроила скандал, и Люську отправили в Москву. Я удивилась — Люська никогда не была натурой романтичной. А она засмеялась и говорит: В воскресенье Люська пришла ко мне — мы собирались в кино — в необыкновенно красивом пальто из мягкой кожи с меховым воротником. Недалеко от дома, где я тогда жила, был рыбный магазин. А рядом с ним кафетерий. И в день получки я устраивала себе праздник — заходила в этот кафетерий и покупала себе угощенье — два бутерброда со шпротным паштетом и стакан сливового сока, всего сорок копеек. Конечно, там были лакомства и подороже — бутерброды с дорогой севрюгой и апельсиновый сок. Но ничего такого на зарплату машинистки я себе позволить не могла. Когда я была маленькой, бабушка мне часто говорила смешные пословицы: Я бабушку слушала и запоминала. Я вообще многому научилась у бабушки — у нее был очень быстрый ум, она читала толстенные книги, меня заставляла. Конечно, можно было неинтересные места пропускать, но бабушка заставляла подробно все пересказывать, и еще выписывать непонятные слова, и в словарях искать их значение. Если все это не выполнишь, подзатыльник такой получишь, что не обрадуешься. Запомнила я тогда на всю жизнь про сверчка и точку дураков. В юности мне жизнь представлялась лесенкой. Вот я стою где-то внизу, вот — на третьей ступенечке, вот — на двенадцатой. И так потихонечку — вверх, вверх. Окончила я институт, а учителей в школах больше, чем учеников. И что толку, что всего Пушкина и Маяковского я наизусть выучила, в школе все равно работы нет. Что ж получалось — сверчок есть, а где ж шесток? Однажды она прочитала в газете, что производится прием на курсы японского языка. Вот мама и говорит: У тебя голова устроена как-то необычно, ты одолеешь. Где-то на горизонте показалось чудо — лайка-лама — мечта, одним словом. Японский язык я запоминала быстро, уже научилась тарахтеть на нем довольно бойко я даже распевала нехитрые песенки. Меня взяли на работу в представительство одного японского телеканала. Работа мне очень нравилась — встречи, интервью, съемки. Шеф был мной доволен и однажды за удачно подготовленный материал и классный перевод выдал мне зарплату в сертификатах. Это было целое неземное богатство. Лесенка моей жизни вела все выше и выше. Иногда я бывала в ресторанах, на театральных премьерах. Однажды, как раз был день зарплаты, я шла в театр за билетами на премьеру мимо того самого кафетерия. В памяти всплыла старая мечта о дорогих бутербродах и апельсиновом соке. Сейчас я могла всем этим угостить хоть десять человек. У прилавка передо мной стояла девочка, похожая на меня в возрасте поры бутербродов со шпротным паштетом. Она протянула продавщице свои сорок копеек и попросила: Я смотрела на девочку и думала — как все похоже! И в голове у нее, наверно, то же, что когда-то было у меня. Ничего, девочка, все у тебя будет. Жалко только, что в обмен на молодость. Я улыбнулась, кивнула на севрюгу и конус с апельсиновым соком. Я полезла в сумку за кошельком, но кошелька не было. Я поискала еще раз по всем отделениям — нет! Сунула руку в карман, между прочим, лайкового пальто. Нащупала там мелочь, выгребла, сосчитала. Не может быть — ровно сорок копеек. Ровно на два бутерброда со шпротным паштетом и один стакан сливового сока. Сверчок удобно уселся на свой шесток и весело мне подмигнул. Я извинилась перед продавщицей и сделала новый заказ. Возвращаясь на работу, я думала о жизни, о славе, о деньгах. И вспомнила свою умницу бабушку. Выше облаков я больше не летаю. Кстати, между прочим, я очень боюсь самолетов. Может быть, потому, что они летают выше облаков? Встаю я рано — кормлю Давида, Феньку, мою любимую собаку, подметаю чистенько — и на работу. Так было очень много лет. Кем я только не работала — машинисткой, библиотекарем, корректором, редактором, переводчиком японского языка. На японский язык у меня ушло целых двадцать пять лет. Сейчас я по привычке рано встаю, кормлю, подметаю. Мне никуда спешить не надо. Ходить на службу по утрам я недавно перестала, потому что мне сейчас гораздо интересней писать, выступать, ходить на телесъемки. Вообще, работать у японцев мне стало скучно. Чем больше времени я с ними проводила, тем сильнее обострялась моя любовь к российским людям. Вот, представляете, один японец мне как-то говорит: Вот, например, у одного вашего гения, как там написано? У нас, у японцев, у всех — черные глаза, черные волосы, все понятно. Да, мы чудные, разные. Короче говоря, сижу я теперь дома и размышляю о нас — чудных, с разными глазами, судьбами, характерами. И вспоминаю свою дояпонскую жизнь. Как-то по телевизору я смотрела передачу, в которой спорили ученые. Среди участников я увидела знакомое лицо. Вспомнила его обладателя и засмеялась, потому что связана у меня с ним одна история. В то время я работала редактором в одном институте. Восемь женщин нашего отдела — каждая со своими заботами и проблемами — редактировали научные труды преподавателей. Одной из нас — матери-одиночке Нине — досталась работа как раз этого телегероя. В то время он был очень молодым доктором наук, метил в академики. Его фамилия была Ястребов. Нина нашла в его работе очень грубую, как ей показалось, стилистическую ошибку и внесла исправление. Через пару дней после сдачи работы в отдел грозно влетел Ястребов. Никто из вас, наверно, никогда книги в глаза не видел! Какое ты, серое существо, имеешь право делать исправления в том, что написал Я!!! Он бросил работу Нине на стол и так же грозно вылетел. Что я буду делать с двумя детьми без алиментов? Когда кто-то из нас плакал, а это случалось часто, отзывчивая Любка сразу бегала за сухим вином. В этот раз тоже — Любка, хоть и толстая была, сбегала быстро. Рислинг Нину успокоил, и она начала исправлять работу Ястребова, как было раньше. Я ненавижу, когда люди возвышаются над другими. Мне всегда хочется их стукнуть чем-нибудь по голове, как молотком по гвоздю, когда он вылезет и мешает. Нет, конечно, я никого никогда не била, но желание сделать это бывает часто и сейчас. Вообще, мне иногда кажется, что моим далеким предком был хан Мамай — чуть что не по мне, и приходится изо всех сил сдерживать чешущиеся кулаки. Все мне говорят — у тебя такой хороший характер, ты никогда не кричишь, не споришь. Про кулаки никто не догадывается. Так вот, в случае с Ястребовым кулаки дали себя знать. Но не пойду же я бить очень молодого доктора наук, метящего в академики? И созрел у меня коварный план мести. Ястребов появился на следующее утро — такой же великий и недовольный. В его глазах было написано: Я сидела за машинкой и очень быстро печатала. Я ему не ответила, потому что меня позвали к телефону. Не переставая печатать, я прислонила трубку к уху и стала громко говорить по-японски — как раз в то время я его изучала. Тут Татьяна Степановна ко мне с вопросом обращается: А чтоб Ястребов не спросил вторую строчку, о которой я, естественно, понятия не имела, уже подоспела Анна: Ястребов остолбенел, схватил ручку, бумагу калькуляторов в то время еще не было и стал умножать. Он закричал как сумасшедший: Ястребов побледнел, осел на стул. Отзывчивая Любка накапала ему валокордина. Наверно, так до конца ничего и не понял. Сейчас, по телевизору, молодой еще академик, он выступал перед аудиторией, а в глазах была знакомая надпись: А я смеялась и вспоминала, как мы потом пили все вместе Рислинг, и я предложила тост — за Любку, которая так хорошо молчала в трубке, когда я лопотала по-японски, за Татьяну Степанну, и за Анну, и за Нинку, чтоб она больше никогда не плакала. А девчонки, наоборот, предложили выпить за меня, что я так здорово все это придумала. Под осень наш послевоенный двор утопал в золотых шарах. Это время я любила больше всего. А сейчас был май, и в тех местах, где припекало солнышко, потянулись по оставшимся с прошлого лета ниточкам розовые вьюнки. Про Клавдию во дворе все знали, что долги она возвращает вовремя, и деньги ей одалживали без долгих разговоров. Борька-Кабан, сосед Клавдии по лестничной клетке и основной соперник по одалживанию, тоже старался не отставать и путем сложных комбинаций с перезаймами никогда в злостных должниках не числился. Но все-таки Борька-Кабан — это не Клавдия, а совсем другое дело. И все обитатели нашего двора старались, увидев Кабана, нырнуть в подъезд или спрятаться за выступ дома, чтобы Борька не заметил. На эти позывные все двери приветливо открывались, и Клавдия получала нужную сумму и говорила непременно:. И так — от Марь Васильны к тете Груше, от тети Груши к Поповичам, потом к Трофимчукам и так по кругу, по кругу, с математической точностью — взять-отдать, взять-отдать…. Конечно, деньги деньгами, а Клавдия еще книги читать просила. Она любила толстые книги про войну, а особенно про шпионов. С книгами Клавдия обращалась аккуратно, обертывала их в пергаментную бумагу. Загляденье, а не книжка получалась. С пергаментом сложностей не было — Клавдина подруга в магазине масло развешивала, и пергамента этого Клавдия могла взять у нее сколько хочешь. На двушки-трешки, запятые при помощи денежного круговорота, Клавдия по вечерам выпивала со своим мужем Жоржиком. Чудная у Жоржика была фамилия Кунашвили. Сейчас каждому понятно, что если у человека такая фамилия, значит, человек — грузин. А в ту счастливую пору у нас во дворе никто не различал друг друга по национальности, да и не знали многие, что люди по фамилиям друг от друга отличаются. Что грузин, что француз — одно и то же. Кстати, дядя Жора и свою черную беретку носил как-то плоско, набекрень, как Ив Монтан в каком-то французском фильме. Клавдия-то фамилию Жоржика не брала — зачем ей? У нее и самой фамилия неплохая — Редькина. Редькина Клавдия — услышишь, не забудешь. Дядя Жора Кунашвили был во дворе человеком уважаемым. Он умел перетягивать матрацы и поэтому постоянно был кому-то нужен. Мы все во дворе всегда узнавали о наступлении весны по дяде Жоре — если с утра посреди двора стоит чей-то диван, топорщась вырвавшимися на волю пружинами, а Жоржик с гвоздями в зубах что-то насвистывает, значит, пришло тепло, скоро Первое мая, и Жоржик рад, что у него есть дело, на которое он большой мастер, и что скоро приедет Витя-дурачок, их с Клавдией сын. Уже с марта Жоржик всем ребятам во дворе обещал, что на Первое мая Витя приедет, и если ребята будут с ним играть и в кино возьмут, то Жоржик купит всем по мороженому и один на всех воздушный шарик — в волейбол играть. Витя-дурачок… Перед тем как ему появиться на свет, Клавдия с Жоржиком выпивали. И рожала Клавдия пьяная. И получился Витя-дурачок — то ли мальчишка, то ли дядька. По разговору он не отличался от сына Борьки-Кабана — Кабана-младшего, первоклашки. И в то же время на щеках у Вити-дурачка в некоторых местах была щетина, и курил он на равных с Кабаном-старшим. В честь Витиного приезда дядя Жора всегда весь двор угощал мурцовкой — так он называл похлебку из воды, подсолнечного масла, лука и черного хлеба. Простая вроде бы еда, и всякий ее запросто сделать может. Может-то может, но сколько мы ни старались, как у Жоржика ни у кого не получалось. Мы все ждали приезда Вити-дурачка, особенно радовалась Нонка. Вообще-то это была обыкновенная девчонка, но родилась она в последний военный год и росточком не вышла. Ей было обидно, что ее и в глаза, и за глаза все звали так — вон Нонка-карлик идет, ишь, Нонка-карлик, нарядная какая. Когда Витя приезжал, Нонка как бы перемещалась — на последнее от конца место, а это уже не так обидно, тем более что мурцовки ей всегда дядя Жора первой наливал. Жалел за маленький росток. Вот так и жил в те дни наш двор — Клавдия бегала по кругу, деньги занимала. Жоржик посвистывал, диваны перетягивал. А все остальные занимались своими делами. Тот день начался обычно — Клавдия послала Жоржика за хлебом, а он взял, да на сдачу вместо денег принес лотерейный билет. Клавдин крик слышно было даже в соседних дворах — что деньги зря потратил, ерундой всякой занимается. Розыгрыш лотереи намечался через три дня, и мы все с нетерпением ждали таблицы в газете с надеждой прокатиться. Во двор вышли почти все — и Марь Васильна, и тетя Груша, и Поповичи с Трофимчуками, и Борька-Кабан с женой, в общем, радовались всем двором. Билет переходил из рук в руки, и всем казалось, что мы прикасаемся к чуду. А Клавдия решила устроить во дворе застолье. Жоржику велела накрошить для всех мурцовки, а сама прикинула в уме, сколько водки, сырку-колбаски купить, чтоб на весь двор хватило — праздник так уж праздник! В тот день все были особенно приветливы — Клавдию и вообще-то любили, за Витю-дурачка жалели. И все за них с Жоржиком обрадовались. Было это давно, и зависть в душах обитателей нашего двора тогда еще не прописалась. По двушке, по трешке собирала Клавдия — привычный путь: А Борька-Кабан сам Клавдии рубль предложил, вообще в подарок, без отдачи. Вечера как раз наступали светлые, тепло отвоевывало свое право. Все обитатели двора допоздна сидели на лавочках под окном у Шурки-Мурки. Так уж получилось, что почти все у нас назывались через черточку. Это было самое уютное место во дворе — окно обвито вьюнками, кружевная занавеска, а на окне проигрыватель. В тот знаменательный вечер Шурка-Мурка сменила иголку, ее муж, Шурик-Мурик, надел поблескивающий былыми временами габардиновый пиджак, тетя Груша вышла в новом фартуке с кармашком-сердечком — в общем, все принарядились и вышли праздновать событие. Всего на столе было полно. Толик, сын Поповичей, с утра за воблой в рыбном отстоял, еще чернильный номер на руке не стерся, и воблы этой притащил — по одной на четверых, а себе вообще целую воблешку. К Трофимчукам как раз гости с Украины приехали, их тоже к столу пригласили, и они принесли здоровенный кусок сала. Королева стола — мурцовка в тот вечер дяде Жоре особенно удалась. Все пили-гуляли, поднимали тосты. За Редькину Клавдию, Жоржикину удачу и за Витю-дурачка, чтоб почаще было Первое мая и Витя из своего санатория приезжал. Даже за Нонку-карлика тост говорили, чтоб, когда большая будет, замуж ее взяли, несмотря на росток. Танцевали — кто как мог. Слегка отдавая запахом вчерашнего веселья, дядя Жора задышал в окошко кассы: Марь Васильна очки протерла, стала билетик на свет для строгости смотреть, а потом начала пальцем по строчкам таблицы водить. Водила она, водила, и вдруг ее лицо начало меняться, и Жоржик с Клавдией уже волноваться начали. Наконец Марь Васильна с изменившимся лицом протянула билетик обратно и незнакомым голосом сказала:. Дядя Жора вместе с Клавдией, застряв в окошке головами, хором потребовали таблицу предъявить. Водят, водят пальцем — нет такого номера! А у вас опечатка! Но в тот же миг ее осенило, и она увидела, что протянутая Жоржиком газета двухмесячной давности. И с этой двухмесячной давности таблицей совпал номер билета дяди Жоры. Редькина Клавдия и Кунашвили Жоржик сидели на лавочке под окном с вьюнками и плакали. Клавдия — горюче, Жоржик — по-мужски. Я-то, конечно, на метро надеюсь больше. Все-таки любовь с первого взгляда как-то естественней, чем любовь с первого WWW. А может, я не права. Мне одна знакомая девочка сказала как-то: А мне до сих пор кажется, что нет острее ощущения, чем первый взгляд, первое прикосновение, предчувствие любви. И не мне одной так кажется. Со мной почему-то часто начинают разговаривать совершенно посторонние женщины, и не просто разговаривать, а выворачивать наизнанку свою душу. И уже минут через двадцать я знаю в подробностях непростую историю каждой из них. Но меня удивляет доверчивость этих женщин. Иногда я думаю — наверно, мы с ней знакомы, просто я забыла. И однажды, прервав очередную исповедь, я осторожно спросила: Больше я не спрашиваю. Когда-то в школьном сочинении я писала, что самый лучший литературный герой на свете — горьковский Лука. Ну и что, что лукавит? И мои любимые строчки из Беранже —. И пусть не всегда сбываются мои утешительные прогнозы, все равно, хоть немножко они успокаивают страдающие души. Недавно на одном концерте администратор меня спросил: Если даже на минут моего выступления хоть одна душа посветлеет, я счастлива. Мне часто говорят, что в нем есть какая-то магия. Я не понимаю — просто хрипловатый и совсем не мелодичный голос. А вообще-то к моим рукам прилипают всякие предметы. А к сердцу притягиваются люди. Может быть, правда, магия? Как-то недавно я выступала перед женской аудиторией — читала стихи, рассказывала истории — все, как всегда. И захотелось мне почитать начатое новое стихотворение. Я успела немного написать, и притормозила, не зная, как развить действие дальше. Прочитала я эти строчки, а потом честно сказала: Женщины активно включились и начали предлагать:. У него, простого инженеришки, на двоих денег не хватит — даже конфет и бутылку принести! И правильно, что первая от него к матери сбежала. И вообще не инженер, а начальник отдела. А первая его — сама не сахар. Кстати, он сейчас с Сокола в Чертаново переехал. У него там однокомнатная, а на Соколе Эта осталась. А то они понадеются, а он дальше пойдет, еще этажом выше. Пусть бы такой Володя ко мне хоть иногда приходил! Мне же много не надо, было бы кому на 23 февраля подарки делать. Я бы его называла Вольдемар! Лучше себе что-нибудь купить. А потом смотался, а я узнала, что его звали вообще не Петр, а Тимофей Игоревич. Но на карточку иногда смотрю — все-таки любящий. А я стояла и думала: Если бы какой-нибудь режиссер снял все это скрытой камерой! Какое бы это было кино! И оставила я все, как есть — на многоточии. Пусть соседки сами с этим разведенным Володей разбираются. Мне так больше нравится. Иногда читаю я и думаю — как все быстро устаревает, и многие когда-то мудрые мысли к нашей жизни уже не подходят. А произнесла я вслух эту мысль случайно, отвечая на вопрос одной журналистки — в чем счастье? А я сказала слова, которые ее разочаровали. Журналистка считала, что если я пишу стихи, то мысли мои должны быть исключительно возвышенными. Грин Александр Популярные книги:: Справочник по реестру Windows XP:: Человек, который принял свою жену за шляпу:: Искусство интриг и выживания на работе:: Множественные умы Билли Миллигана:: Угрюм-река Рефераты, дипломы, учебные пособия. Лариса Рубальская Напрасные слова Плесните колдовства В хрустальный мрак бокала. В расплавленных свечах Мерцают зеркала, Напрасные слова — Я выдохну устало. Уже погас очаг, я новый не зажгла. Напрасные слова — Виньетка ложной сути. Напрасные слова Нетрудно говорю. Напрасные слова — Уж вы не обессудьте. У вашего крыльца Не вздрогнет колокольчик, Не спутает следов Мой торопливый шаг. Вы первый миг конца Понять мне не позвольте, Судьбу напрасных слов Не торопясь решать. Придумайте сюжет О нежности и лете, Где смятая трава И пламя васильков. Рассыпанным драже Закатятся в столетье Напрасные слова, Напрасная любовь. Я люблю выступать фрагмент автобиографической прозы Я люблю выступать. Стою на сцене, читаю стихи, рассказываю свои нехитрые истории и удивляюсь. Я подумала — Светка права. Звали мы друг дружку не по именам, а по прозвищам — Дыня, Каштан, Воробей. Часто журналисты спрашивают меня: А это вот что. Опять вернемся в наш послевоенный двор. А в моей жизни ГЛАВАРЬ — Давид. Я про него песенку написала — И кто Давида тронет, Тому пощады нет — Ведь он — мой муж в законе, Он мой авторитет. А я… Поэт парнасский Открою утром глазки, И мыть пойду посуду И пол подметать. НОЧЬ РАЗБИЛАСЬ НА ОСКОЛКИ Ночь разбилась на осколки Я вчера к себе на ужин Позвала подругу с мужем. Она замужем недавно и ужасно влюблена, Я с улыбкой дверь открыла, Увидала и застыла, И не ведала подруга, что наделала она. Не заметила подруга Наших взглядов друг на друга И болтала увлеченно о каких-то пустяках. А шампанское искрилось, Что в душе моей творилось, Знал лишь ты и, сидя молча, сигарету мял в руках. Время быстро пролетело, Спать подруга захотела, И, прощаясь в коридоре, протянул мне руку ты. Гулко лифт за вами щелкнул, Ночь разбилась на осколки, На хрустальные осколки от несбывшейся мечты. Посерединке августа Ты повесил на гвоздь Бескозырочку белую, Бросил ты якоря У моих берегов. Я теперь не пойму, Что такого я сделала, Что уплыл твой корабль И исчезла любовь. Посерединке августа На берегу осталась я. А ты увел свой парусник За дальние моря. Не вспоминай, пожалуйста, Про серединку августа, Когда зашкалит градусник В начале января. Я забыть не могу Ту походочку плавную, Волны сильных штормов В глубине синих глаз. Я сейчас поняла, Что любовь — это главное, Только жаль, что она Не сложилась у нас. Я на фото смотрю И роняю слезиночки. Сколько ласковых слов Ты сказал мне тогда. Ненаглядной назвал И своей половиночкой, Поматросил меня И забыл навсегда. Растворимый кофе Сегодня что-то грустно мне, А к грусти не привыкла я. Включу негромко музыку И сигаретку выкурю. Хоть было все неправдою, Что ты наговорил, Но все равно я радуюсь, Что ты со мною был. Хоть ты не настоящий, Как растворимый кофе, Но действуешь бодряще, В любви ты супер-профи. Считаю жизнь пропащей, Когда мы врозь, любимый, Хоть ты не настоящий, Как кофе растворимый. Ты не оставил адреса, Мой сладкий, засекреченный. Тебя искать отправлюсь я Сегодня поздним вечером. У кофе растворимого Неповторимый вкус. Тебя найду, любимый, я И тут же растворюсь. Лесные пожары Солнце отпылало жарким шаром И сгорело где-то в вышине. Те лесные давние пожары Снова искрой вспыхнули во мне. Что со мной случилось, кто мне скажет, В сердце тлеет серая зола. Может, я на том пожаре страшном Жив остался, но сгорел дотла? Лесные пожары, Лесные пожары, Мне снятся и снятся Ночные кошмары. Сгорели осины, Обуглились ели, В стихии всесильной Лишь мы уцелели. На рассвете мы с тобой проснемся, Ты не плачь, любимая моя. Никогда мы больше не вернемся В эти опаленные края. Только кто пожары в нас потушит. Мы навек остались в тех лесах. Искрами взлетают наши души, Догорая в темных небесах. Белый катер Солнце вздрогнет на закате В синий миг остатка дня. Ты уйдешь на белый катер И уедешь от меня. На песок прибой накатит, Зачеркнет твой след волной. Белый катер, белый катер Разлучит тебя со мной. На белом катере, на белом катере По морю синему гони, гони. Скажи, на что с тобой мы ночи тратили, На что мы тратили с тобою дни? Все проплакать — слез не хватит, Все сказать — не хватит слов. Ты ушел на белый катер И увез мою любовь. Синих вод морская скатерть, Шепот волн — прощай, прощай. Белый катер, белый катер, Ты вернуться обещай. Брызги Шампанского Пенится опять Шампанское, Бокалы вздрогнули в руках, Раздался нежный тонкий звук, Родная, верится, мы будем счастливы, Опять с тобою мы вдвоем — И нет разлук. Карие глаза горячие Так нежно смотрят на меня, Как будто много лет назад. Родная, кажется, вся жизнь заплачена За этот миг, за этот час, За этот взгляд. Мой путь к тебе, твой путь ко мне Позаметали метели. Мы и в зимние вьюги С тобой друг о друге Забыть не сумели. Но пробил час, Звучит для нас Мотив забытого танго. На губах твоих Лунный свет затих, Танцуем танго для двоих. Ночь нежна, Так нежна. Танго звук, Нежность рук. Этой волшебной ночью Одна на свете лишь ты мне нужна. Прогони все мысли грустные, Горчит Шампанское немного на губах твоих От слез. Родная, так взгляни, чтоб я почувствовал, Что все, о чем я так мечтал, сейчас Сбылось. Встретятся ладони ласково, Огонь любви еще горит, Он в наших душах не погас, Родная, пенится опять шампанское, И никого на свете нету, Кроме нас. Слышу в снах я грешных Шепот волн у ног. Остров в океане, Замок из песка, Ты мне так близка, Моя поздняя радость. Тот день был солнцем переполнен, И разбивались в брызги волны, В том апельсиновом саду В растаявшем году. А мне не верится, что где-то Прошло, сгорело наше лето, В том апельсиновом саду В растаявшем году. Но это лето не забылось, Лишь в уголок души забилось В том апельсиновом саду В растаявшем году. На часах песочных Прежних дней отсчет Серебристой точкой Тает самолет. Унесла наш замок Времени волна, Только в зимних снах Моя поздняя радость. Возраст любви Третий день за окном Ветер листья кружит. А со мною третий день девочки не дружат. Как мне им объяснить, Что со мной случилось, Что я первая из них в мальчика влюбилась. Возраст любви и Амур-пострел Тут как тут, Рядышком. Возраст любви, и одна из стрел В сердце попала вдруг. Возраст любви, он ко всем придет, Разве с ним справишься? Возраст любви не обойдет и моих подруг. Если я расскажу, Что мне ночью снится, То девчонки на меня перестанут злиться. А пока мой секрет Пусть секретом будет. А девчонки за спиной пусть жужжат-судят. Голубой ангел Когда насмешницей-судьбой Я опечален безнадежно, Мой нежный ангел голубой, Явись ко мне в мой сон тревожный. Явись, крылом меня коснись, Чтоб сердца струны зазвучали. Не торопись обратно ввысь, Не оставляй меня в печали. Не оставляй меня в тиши, Согрей меня своим дыханьем, В пустынный сад моей души Опять придут воспоминанья. И, очарован ворожбой, Я быть хочу твоею тенью. Мой нежный ангел голубой, Мое желанное виденье. В черных лужах листья кружит Вечер мокрый во дворе. Вышло так, что все подружки Вышли замуж в сентябре. Говорят они при встрече Слово новое — семья. Но одна в осенний вечер Под дождем гуляю я. Я вижу свет в твоем окне, Ты руки тянешь не ко мне, Не для меня зажег свечу, А я ведь тоже так хочу. Хочу, чтоб ты других забыл, Хочу, чтоб ты меня любил, Хочу, чтоб мне сказал слова — Давай поженимся, давай! У меня на сердце рана По ночам огнем горит. В восемнадцать замуж рано — Так мне мама говорит. Сохнут слезы на подушке, Снова ночь прошла без сна. Вышли замуж все подружки, Только я хожу одна. В день, когда ты ушла В день, когда ты ушла, Снег засыпал дорогу у дома, По которой могла Ты еще возвратиться назад. В день, когда ты ушла, Стало все по-другому. Намело седины В золотой облетающий сад. В день, когда ты ушла, Еще долго шаги раздавались. Это эхо твое Не хотело мой дом покидать. В день, когда ты ушла, Твое имя осталось Среди горьких рябин В облетевшем саду зимовать. В день, когда ты ушла, От меня улетела синица. Я ловил журавля, А синицу не смог удержать. День, когда ты ушла, Больше не повторится. Снег метет за окном. И от холода ветки дрожат. Зимнее танго Мы сидели друг напротив друга, Золотилось легкое вино. За окном скулила песни вьюга, И лазутчик-холод полз в окно. Ты ко мне пришел дорогой длинной, Ей, казалось, не было конца. Отогрел холодный вечер зимний Наши одинокие сердца. Это было так странно — В небе зимнее танго Под мелодию грусти Танцевала звезда. Это было так странно, Это зимнее танго Нас с тобой не отпустит Никуда, никогда. Проведи холодною ладонью По щеке пылающей моей. Ты так долго был мне посторонним, Ты так быстро стал мне всех родней. Что случилось с зеркалом, не знаю, Разве врать умеют зеркала? На меня глядит совсем другая, А не та, которой я была. Зимний вечер Фонари качают свет над улицей, Снежный вечер путает следы. Дотронься теплыми ладонями, Согрей меня среди зимы. Друг другу мы не посторонние, Друг другу не чужие мы. На стекле мороз рисует кружево, Сердце так устало без любви. Ты забудь обиды все ненужные И меня, как раньше, позови. Посмотри в окно свое морозное, И прочтешь на выпавшем снегу: Приходи, ведь все вернуть не поздно нам, Без тебя я просто не могу. Зажигалка Гости пили, говорили, Танцевали и курили. Громко музыка играла, заглушая голоса. Ты пришел незваным гостем, Говорил смешные тосты. Ты поднес мне зажигалку, наши встретились глаза. Говорила мне гадалка, Чтоб боялась я огня. Зажигалка, зажигалка, Ты дотла сожгла меня. Говорила мне гадалка, Я не слушала, смеясь. Зажигалка, зажигалка, Как я больно обожглась! Расходились гости к ночи, Кто и с кем. Было дымно, было жарко, а меня бросало в дрожь. Я сказать боялась слово, Прикурить ты дал мне снова, А рука моя дрожала, я боялась, ты уйдешь. За окном явились тени, Пол поплыл, качнулись стены. Закатилась зажигалка, я гнала все мысли прочь. Я не знала, кем ты станешь, С кем предашь и как обманешь, Как потом я буду плакать, проклиная эту ночь. Исход Солнце жгучим шаром Нестерпимым жаром В небе полыхало, Землю обжигало. По пескам сыпучим, Жаждою измучен, Босиком, в лохмотьях, Шел народ к свободе. Шолом, уставший, Шолом, страдавший, Не потерявший лучшее, народ. Живи спокойно, Живи достойно, И знай — не может вечным быть исход. К ночи жар остынет, Нет конца пустыне. Впереди идущий Знал сердца и души. Вел и вел народ он От рабов к свободе. Под звездою желтой Сколько лет прошел ты? Мой народ печальный И многострадальный. И смывало горе Мраморное море. Ты пришел в желанный Край обетованный. И стар, и млад В небе вечернем зажжется звезда, Свет свой подарит вселенной. Прямо с афиши, волнуясь всегда, Звезды выходят на сцену. Кто-то в кулисах замрет не дыша, Смотрит восторженным взглядом. Через секунду он сделает шаг И со звездой встанет рядом. И стар, и млад, и стар, и млад, Имен известных звездопад И начинающий талант, И каждый здесь друг другу рад. Ударь по струнам, музыкант, Пусть струны радостно звучат, И каждый здесь друг другу рад — И стар, и млад. Если ты стар и от славы устал, Если ты сыт и не беден, Тем помоги, кто выходит на старт, Чтобы пробиться к победе. Если ты млад, если в сердце азарт, Если к успеху стремишься, Смело бери этот первый свой старт И в суперстар превратишься. Иду наощупь, наугад Туда, где были мы с тобою. Туда, где все тобой дышало В недолгих наших нежных днях, Ничто беды не предвещало И не печалило меня. В мой край волшебных снов ворвались злые тучи, Опали лепестки причудливых цветов, Коварство и любовь так часто неразлучны, Коварство и любовь, коварство и любовь. Я знаю, некого винить За ту минуту отрешенья. Судьбы причудливая нить Оборвалась при натяженье. Пусть расплачусь за это болью, Я благодарен небесам. Кепочка Говорила мне в юности девочка, Так задумчиво глядя в окно, Что моя хулиганская кепочка Не дает ей покоя давно. Что она совершенно не учится И зачет не сдала до сих пор, Что ее заставляет так мучиться Легкомысленный этот убор. Ах, кепочка ты, кепочка, Да нет тебе цены. У нас в России в кепочках Гуляют пацаны. Ах, кепочка ты, кепочка, Фасончик высший класс. Кто в кепках, тот за нас! Мне хотелось ответить ей: Ведь моя залихватская кепочка Уже стольких сводила с ума! Но на тополе хрустнула веточка, Белый цвет полетел по двору, И я снял перед девочкой кепочку, И надел ее только к утру. Кенгуру У кенгуру с утра плохое настроенье, У кенгуру с утра не ладятся дела. И кенгуру с утра в газету объявленье Об этом очень грустное дала: Помогите кенгуру, Потому что поутру Кенгуру в своем кармане Обнаружила дыру. А дикобраз с утра в хорошем настроеньи, А дикобраз с утра уладил все дела, И дикобраз с утра, увидев объявленье, Решил, что кенгуру нужна игла. И дикобраз спешит на выручку подруге. Характер у него колючий, но не злой. Известен дикобраз как мастер на все руки, Дыру зашил он собственной иглой. И кенгуру теперь в хорошем настроеньи, Спасен от сквозняков детеныш кенгуру. Ненужное уже, слетело объявленье И бабочкой кружится на ветру. Летучая почта Под самую ночку сгустился туман. Летучая почта, летучий роман. Ваш взгляд мимолетный, пленительный бал, От жизни походной гусар так устал. Ах, пол-листочка, Пылкая строчка. Короткая ночка, Летучая почта. Ах, шелест муара и запах духов, На память вам пару в альбомчик стихов. Ну конечно, куда ж без любви? Гусарская нежность с шампанским в крови. Качнет занавеску впорхнувший рассвет. Не время, не место для пылких бесед. В дорогу из ночи позвал барабан… Летучая почта, летучий обман. Милиция Я живу, закон не нарушая, На машине лихо не рулю. Отчего же я, сама не знаю, Милиционеров так люблю? Впрочем, что искать в любви причины? Объясненья будут так просты — Просто первоклассные мужчины — Наши драгоценные менты. Эх, как жаль, что мне давно не двадцать, Видно всем, что я не на диете. Не к лицу, не к возрасту влюбляться. Почему же сны мне снятся эти? Мне в миллионера бы влюбиться Иль в звезду эстрадную, к примеру. Пусть миллионер другим приснится. Вижу я во сне милиционера. Снится мне высокий, синеглазый, Или небольшой, но с карим взглядом. Даже лысый снился мне три раза. Все они — ребята то, что надо. За бандитом, совершившим кражу, Гнались мы по улицам столичным. Дал померить мне фуражку даже Милицейский дядька симпатичный. Несмотря на шутки, анекдоты, И не очень добрые подчас, На плечах милиции забота, Чтоб была спокойной жизнь у нас. Женщины в погонах милицейских, Хоть и строги, очень хороши. На полях парижских — Елисейских Нет прекрасней, сколько ни ищи. Мы, конечно, часто забываем Говорить вам добрые слова, А случись чего, мы набираем Номер ваш спасительный — Милицейский праздник самый важный. И концерты лучшие — для вас. Потому что понимает каждый, Что вы в жизни значите для нас. Я желаю вам поменьше риска И спокойных взглядов, как сейчас. Чтоб стоял на страже ваших жизней Светлый ангел, охраняя вас. Чтоб вы всех преступников схватили И настал покой у нас в стране. И чтоб денег больше вам платили, Вы достойны этого вполне. А себе желаю снов обычных, Чтоб опять пригрезился во сне Милицейский дядька симпатичный И свою фуражку мерил мне. Ночная кукушка Не хочешь, не говори. Я все без тебя узнаю. Поверь, для меня пустяк Какой-то твой страшный грех. На самом краю зари Кукушка твоя ночная Тебя заколдует так, Что ты позабудешь всех. Не хочешь, не открывай Той тайной заветной дверцы, Где стынет твоя душа, Закрыта на сто замков. Но только пробьют едва Двенадцать ударов сердца, Влетит туда, чуть дыша, Кукушки ночной любовь. Не хочешь, не отвечай На сотни чужих вопросов, Пускай все горит огнем И катится стороной. А то, что в глазах печаль — Так это крадется осень, И холодно станет днем Кукушке твоей ночной. Новый год Торопятся стрелки по кругу, Готовятся к смене веков. Давайте же скажем побольше друг другу Хороших и радостных слов. Считает минуты планета, Наметив компьютерный сбой. И кружится снег над частичкою света, Где мы проживаем с тобой. Разливайтесь, шампанского реки, К нам другие идут времена. С Новым годом, страна, С Новым веком, страна, С Новым тысячелетьем, страна! Разливайтесь, шампанского реки, Пьем за радость и счастье до дна! Дней радостных, горьких и разных Нам строит судьба этажи. Но, как бы там ни было, все это праздник С прекрасным названием — жизнь. Другая эпоха у двери. Ну что ж, раз пришла, проходи! Мы в прошлом оставим плохое, поверив, Что лучшее ждет впереди. Пускай в двадцать первом столетье Над злом побеждает добро. Пусть кто-то отыщет любовь в интернете, А кто-то, как раньше, в метро. Двадцатый, пора нам прощаться, Мы будем тебя вспоминать. Но замерли стрелки, часы бьют двенадцать, Пора новый век начинать! Ну что он смотрит? Он жил в высотке на последнем этаже, Он мне плеснул глоток шампанского в фужер. На белых стенах кабинета Портреты женщин неодетых, И я сама уже почти что неглиже. Ну что он смотрит сверху вниз, Исполню я его каприз, Он птица важная — я вижу по полету. А я не то что влюблена И от шампанского пьяна, А просто так — сопротивляться неохота. Печальный опыт я имела столько раз! Вот на часы он должен посмотреть сейчас. Он жил в высотке на последнем этаже, Он так запутал мной придуманный сюжет, И поняла я, что пропала, В высотный плен навек попала, И сам он тоже не торопится уже. Она была с глазами синими Она была с глазами синими, Почти под цвет морской воды. Благоухая апельсинами, Цвели приморские сады. Моя душа взрывалась гимнами, И белый ангел пролетал. Она была с глазами синими, Я о такой всю жизнь мечтал. Мы стояли у причала, Пароход вдали гудел. Я шептал, она молчала, Так весь отпуск пролетел. Окутан дом мой снами синими, Ведь все кончается, увы. Исчезла та, с глазами синими, Предмет моей морской любви. Мы, мужики, должны быть сильными, И сам я бросил не одну. Но, вспомнив ту, с глазами синими, Слезу невольную смахну. Она любила бланманже Она любила бланманже, Она читала Беранже, И были все ее движе… Ужасно грациозны. Ее увидев неглиже, Сказал я только — надо же! И полюбил ее уже Теперь совсем серьезно. В ее глазах был скрыт тайник, В ее словах журчал родник, Но разговор у нас возник Про наши отношенья. Она устроила вдруг крик, И я, конечно, сразу сник, Похож стал на пиратский бриг На краешке крушенья. Идя по лезвию ножа, Стоп-кран я вовремя нажал. Я был услужливей пажа Распахивая двери. Пока ее я провожал, По пудре от мадам Роша Текли остатки миража — Я им уже не верю. Остывший пляж В парках осыпаются магнолии, Море бьет прохладною волной. Видно, что-то мы с тобой не поняли, Обошло нас счастье стороной. Остывший пляж, Остывший пляж, Сезон любви окончен наш, Умчится поезд твой в сугробы и метели. Ведь все кончается, увы, Прошел и наш сезон любви, А мы с тобой совсем не этого хотели. Что же ты глаза отводишь в сторону, На ветру дрожат обрывки слов. Мы с тобой печаль разделим поровну, Как делили поровну любовь. Наступило время разлучальное, Не вернуть былое, не зови. Мы, как два кораблика, причалили К берегу несбывшейся любви. Отечество В дни удачи и в трудные годы Мысль одна согревает меня — Что мы все из Отечества родом, По Отечеству, значит, родня. Сердцем чувствовал, где бы я ни был, И куда б меня жизнь ни вела — Над Отечеством хмурое небо Мне дороже чужого тепла. Живи, Отечество, живи, Клянусь тебе в моей любви, И как бы ни было в судьбе, Клянусь я верным быть тебе. Прости мне громкие слова, Пока душа моя жива, Клянусь тебе в моей любви, Живи, Отечество, живи!!! Прилетят к нам и теплые ветры, К нам дотянутся солнца лучи, И в потоке весеннего света Побегут из-под снега ручьи. Пусть пускает кораблики мальчик, Он поймет, когда будет большой — У него есть Отечество, значит, Он на этой земле не чужой. Пульт Ты ключ в машине повернешь, Нажмешь на газ, рванешь, как ветер, Как бритвой, взглядом полоснешь И на вопрос мой не ответишь. К душе твоей так сложен путь, А может, все от неуменья. Чтоб быть с тобой, мне нужен пульт С дистанционным управленьем. Ты зависел бы от кнопки — Ты бы наглым был и робким, Ты был ярким бы и бледным, То богатым был, то бедным. Если б я с тобой скучала, Я тебя бы выключала. Ты массу тела накачал, И тяжесть мне твоя приятна. С тобой летаю по ночам И не спешу обратно. Ты идол мой, мой бог, мой культ, Ты мой восторг и сожаленье. Но где же взять мне чертов пульт С дистанционным управленьем?! Пустые хлопоты Помню, ветер гнул сирень в аллее, Произнес ты горькие слова. Я еще сказала — пожалеешь, Вот и оказалась я права. Помню, как проплакала я ночью, Представляя, как ты там с другой. Ты теперь вернуть былое хочешь, Это невозможно, дорогой. Пустые хлопоты, пустые, мой хороший, Пустые хлопоты, ты тратишь время зря. Пустые хлопоты, цена им — медный грошик, Не расцветет сирень в начале января. Помню, как сидели мы с подругой И решали, как мне дальше жить. Но судьба умеет как разрушить, Так и из кусочков все сложить. Помню, ветер дул такой холодный, Я с другим согрелась в холода. Ты сказал, что хочешь быть свободным, Ты теперь свободен навсегда. Это сладкое слово — свобода Я столько лет с тобой в недружном хоре пела, И все сносила, и все терпела. Твое вранье, всегда понятное до боли. Я отпускаю поводок, живи, как хочешь, Сама я знаю, как мне тратить ночи! Это сладкое слово — свобода! Брошусь в это звенящее лето, Без печали, забот и тревог. Я танцую с небосводом, На призывный гудок парохода Я лечу, как на свет мотылек. Хочу успеть я то, что раньше не успела. Душа, как вишня, к любви поспела. И я готова к приключеньям и романам, Пускай недолгим, может быть, обманным. Я отпускаю поводок, живи, как хочешь. Сама я знаю, как мне тратить ночи! Паразит Давно известно — мужики — все паразиты. На них свои надежды строить ни к чему. Но вот однажды всем известный композитор Такое спел, что я поверила ему. Я на экран тогда смотрела, чуть не плача, Какой же голос! Хоть жизнь моя — одна сплошная неудача, Должно же все же повезти в конце концов!!! Что человек — кузнец, я слышала так часто, И сам себе он все что хочет накует. Я начала ковать немедленное счастье, И билось сердце громким молотом мое. Потом — спасибо, и немного о себе, Потом — простите, что я ваше время трачу, И попросила скорой помощи в судьбе. А на отдельном бледно-розовом листочке Я композитору писала самому: Вы мой кумир, моя судьба… и многоточье… Без вас на свете жить мне просто ни к чему. Потом добавила, что он мой светлый лучик, Про царство темное, конечно, ни гу-гу. Как хорошо, что нас чему-то в школе учат И перед ним блеснуть я знаньями могу. Я расписалась — про Онегина с Татьяной, И про Герасима и бедную Муму, Про то, что музыка на сердце лечит раны, Я намекнула тоже богу моему. Полюбовалась я на свой красивый почерк, Решила твердо — надоело мне страдать. Конверт заклеила — лети, мой голубочек, Поцеловала и ответа стала ждать. Я в парикмахерский салон пошла с получки, Решила химию я сделать для него. К его приезду надо ж выглядеть получше, Хоть и без химии я тоже ничего. Подшила юбку, чтоб коленки стало видно, Купила клипсы голубые, под глаза. И так за жизнь свою мне сделалось обидно, Что накатилась, тушь размазавши, слеза. Однажды вижу — мой любимый на экране, И вдруг блондиночка цветы ему дает. Куда полезла эта дура, он же занят?! Ко мне приедет он, как только все споет. Но потянулись дни и долгие недели, Слетели листья все и снегу намело, И я подумала однажды: Уже всю химию мне срезал парикмахер, Резинкой черненькой я хвостик собрала. Давно пора бы мне послать все это… к черту, А я сидела и, как дурочка, ждала. Смотрю, законный мой чего-то заподозрил, Не знаю, что он мог заметить с пьяных глаз? Пришел однажды и дает мне в руку розы, Пять лет живем мы, а такое в первый раз. Потом он спать пошел, а я включила телек, Шипом от розы укололась и реву. Глотаю слезы — неужели, неужели Так без него весь бабий век я проживу? Вдруг стало легче чуть моей сердечной ране, И я устала жить в печали и тоске. Прости-прощай, моя любовь, мой композитор! Душа еще чуть-чуть поноет и пройдет. Ведь ты ж мужик, а мужики все — паразиты, И мой сейчас, небось, подвыпивши, придет. Сбитый летчик Умелым летчиком был ты, А я боялась высоты, Но замирала в облаках, Про все забыв в твоих руках. Луна катилась в вышине, И ты шептал на ухо мне, Что будем вместе мы всегда, Но я не верила тогда. В блокноте строчка — Как ошибалась я, мой малыш. Ты — сбитый летчик, Ты — сбитый летчик И больше в небо не улетишь. Теперь на сердце Покой и тишь. Ты — сбитый летчик, Ты — сбитый летчик И больше в небо не улетишь! Совет мой будет очень прост — Ты не считай на небе звезд, А на земле твои следы — Лишь путь от счастья до беды. Зачем же снится мне опять, Что учишь ты меня летать? И, просыпаясь, я боюсь, Что снова с облака сорвусь. Как раз к концу диктовки я успела все это насочинять. Как же мне хотелось такое же! Но ничего такого мне в ближайшей перспективе не светило. А наутро как всегда: Вот так все и вышло. Жизнь сама мне указала, где мой шесток. Кошелек, между прочим, преспокойно лежал у меня на рабочем столе. ВСЕ БЫЛО, КАК ПОЛОЖЕНО Все было, как положено Все было, как положено и как заведено, Но утро непогожее с бедою заодно. Расстались по-хорошему — он вовсе мне не враг. Все было, как положено, да вышло все не так. Все было, как положено, от счастья в стороне. Казалось невозможным мне, что вспомнит обо мне. Клубилась пыль дорожная любви ушедшей вслед. Все было, как положено, когда надежды нет. Но речка заморожена до первого тепла. Пустое да порожнее заполниться должно. Все вышло, как положено и как заведено. Забытые истины В предчувствии снега сады задремали Под вялыми листьями. В предчувствии снега луч солнца прощальный Блеснул и погас. А мы с опозданьем с тобой открывали Забытые истины, Как будто не знали, что все эти тайны Открыты до нас. В предчувствии грусти наш путь через полночь Туманами выстелен. В предчувствии грусти все точки расставить Давно бы пора. И, может, напрасно зовем мы на помощь Забытые истины, Ведь нет у любви ни законов, ни правил, Любовь не игра. А может, не стоит нам думать о снеге За зимами быстрыми. Горячее солнце вновь землю согреет, Пройдет без следа. А может, не стоит нам думать о грусти, Мы поняли истину. Чтоб солнца дождаться, нам надо с тобою Прожить холода. Невеселая пора Невеселая пора — осень поздняя, И в ушедшее тепло нам не верится. В серых тучах так редки неба просини, И они-то с каждым днем реже светятся. Торопливые слова в строчки сложены, Листьев вялых перелет стайкой рыжею. И проходим мы с тобой вдоль по осени, И надеется любовь — может, выживет. Не спеши произносить слово горькое, Пусть горячая обида остудится. Лужи стынут по утрам льдистой коркою, И печальная пора позабудется. Осиновый огонь Огнем горит любовь, Осиновым огнем, Оранжевым огнем, Осенним наважденьем. Давай от вечных слов Немного отдохнем, Над пламенем осин Дождя сопровожденье. Осиновый огонь — причуда сентября, Каприз последних дней Сгорающего лета. А если навсегда Осины отгорят, То ты прошедший дождь Не обвиняй за это. Невольница-любовь В плену огня осин, В плену у перемен, Случайных, неизбежных. Но ветер налетел, Осины погасил, И в пламени осин Сгорела наша нежность. Признание в любви Звезды, падая, качают ветки сада, Я спою тебе сегодня серенаду. Догорел закат пожаром, Искры звезд взметнул в ночи, Только не молчи, моя гитара. Моя гитара, ты не молчи. В миг цветенья и в пору листопада Буду петь я под балконом серенады. Мне поможет способ старый Подобрать к тебе ключи, Только не молчи, моя гитара, Моя гитара, ты не молчи. Сколько окон слушать пенье распахнулось, Только ты от серенады не проснулась. Видно, я тебе не пара, Мед любви порой горчит. Только не молчи, моя гитара, Моя гитара, ты не молчи. Орешник Напоминаньем дней ушедших, Живущих рядом где-то, Зазеленел в лесу орешник К концу весны, к началу лета. Нам не найти тропинок прежних, Тепло сменилось на прохладу. Но тянет ветки к нам орешник, И ничего уже не надо. Мы дни торопим в вечной спешке, Но память путаем напрасно. Вернул друг другу нас орешник, И это все-таки прекрасно. В первый раз У нас все будет, как в кино, — Свеча и свет погашенный. Качни на донышке вино И ни о чем не спрашивай. Испуг твоих коснется глаз, Поможет хмель отчаяться. Со всеми это в первый раз Когда-нибудь случается. Не так все страшно, не грусти И не терзай вопросами. За смелость рук меня прости, Прости, что сделал взрослою. Свет звезд ночных уже погас, В окне рассвет качается. Домой вернешься на заре, Наврешь чего-то маме ты И обведешь в календаре Кружком денечек памятный. В кино закончится сеанс, Но ни к чему печалиться — Со всеми это в первый раз Когда-нибудь случается. Нахал Я как-то отдыхала В объятиях нахала. Он мне словами голову кружил. Балдела я от счастья, Душа рвалась на части, А он шептал: И были так желанны Горячих глаз каштаны. Я жизнь свою поставила на кон. Но был недолгим праздник, Цветы завяли в вазе, И оборвался мой недолгий сон. Оборванным сюжетом, Куплетом недопетым Досталась мне на память эта ночь. Я отравилась ядом Каштанового взгляда, И никаким лекарством не помочь. Но я не стала злее И вовсе не жалею, Что жизнь свою сломала об него. А то, что я вздыхала В объятиях нахала — Так то любовь. Ты полюбил другую женщину Ты полюбил другую женщину — Такие горькие дела.
Как из ибп сделать инвертор
Кинотеатр художественный маяковская расписание
Как отменить подписку велнес в орифлейм
Карта fallout для майнкрафт пе
Алименты с военнослужащего по контракту
Сколько обычно групп в детском саду