Ссылка на файл: >>>>>> http://file-portal.ru/Бальмонт стихи люблю/
Анализ стихотворения Бальмонта О любви
Константин Бальмонт — Стихи о любви
Стихи о любви
Переводы, статьи по проблемам искусства. Бальмонт родился в Гумнищах Шуйского уезда Владимирской губернии 3 июня г. Он рос в небольшой усадьбе отца, помещика небогатого, страстного охотника. Мать - дочь генерала, известная в Шуе и её окрестностях деятельная помещица. По свидетельству поэта, мать оказала на него глубокое влияние. Воспитывался Бальмонт на произведениях русских классиков. Чтение стало любимым занятием Бальмонта. В его жизни чтение, книги, самообразование играли первостепенную роль. Первые стихи, написанные в десятилетнем возрасте, жестоко были раскритикованы матерью. После перерыва из-под его пера появляются стихи, в которых чувствуются явные перепевы поэтов некрасовской школы, поздних народников. Бальмонта исключили из гимназии VII класс за принадлежность к кружку, занимавшемуся распространением нелегальной литературы. В конце г. Год спустя он был обвинён в участии в студенческмх беспорядках, три дня просидел в Бутырской тюрьме и был выслан в Шую. Здесь он снова связывается с революционно настроенными людьми, задумывает новые решительные шаги: Вскоре он оказывается вне университета. Короленко, принявшем близкое участие в его начальной литературной судьбе. После новой неудачной попытки систематического ученья ярославский Демидовский лицей занимается самообразованием. Неудачная женитьба, нервное расстройство, бытовые неурядицы, душевная смута, в которой он не в силах был разобраться и преодолеть её, толкнули Бальмонта на самоубийство. В марте г. Бальмонт уничтожил почти весь тираж, повторяя поступок других русских поэтов. В эту пору начиная с осени г. Последний самыми возвышенными словами рисует нам портрет Бальмонта, говорит о его тонкости, чутье, образованности: Книга вызвала и резко отрицательные, уничижительные, и благожелательные отклики, в которых отдавалось должное и изяществу формы, и музыкальности стиха, и чувству речи. В конце века Бальмонт много ездит: Ему хотелось побывать во всех странах, познакомиться со всеми народами. Он желал быть очевидцем, свидетелем, летописцем. И - решительно обо всём написать. Языки, литература, искусство мира всю жизнь увлекали поэта. Любознательность и подвижность остались навсегда характерными чертами его облика. Один за другим выходят сборники стихов Бальмонта: Имя Бальмонта становится известным, популярным, его книги охотно раскупаются. В - гг. И до этого и после этого ежегодно выходят новые книги поэта. Первое десятилетие века, вплоть до первой мировой войны, было для Бальмонта временем его наибольшей популярности. О нём писали Горький и Блок , Брюсов и Белый , Городецкий и Чуковский , Балтрушайтис и Анненский , Вячеслав Иванов и Волынский. Отклики на творчество Бальмонта были самые разноречивые, порой диаметрально противоположные. В конце января г. Бальмонт едет в Мексику и в США. Редко кто из русских поэтов ездил так много и на такие долгие сроки. Но это были не вояжи, а творческие поездки, своего рода поэтические завоевания других земель. Его переводы мифов ацтеков и майя, его описания памятников древней мексиканской литературы отмечаются учёными как произведения, в которых есть любопытные наблюдения. Революционное настроение масс передалось и ему. И наконец, уезжает в Париж - надолго, на семь с лишним лет. Год - грандиозное кругосветное путешествие Лондон, Плимут, Канарские острова, Южная Америка, Мадагаскар, Южная Австралия, Полинезия, Новая Гвинея, Цейлон и др. После амнистии г. Ему рады, его шумно встречают как знаменитого поэта. В его честь устраивают вечера и приёмы. В мае г. Объезжает с лекциями-концертами всю страну - от Саратова до Омска, от Харькова до Владивостока. Крушение царизма было воспринято Бальмонтом ликующе. Это было в феврале г. В дальнейшем, после Октября, он в стане правых: Его пугает разруха, террор, решительные способы переустройства мира, он ратует за отделение литературы от политики. Бальмонт уезжает с семьёй в командировку за границу сроком на год. Но этот год продлился 21 год, до конца жизни. Смятение, печаль, недостаток в средствах, подчас доводивших до бедственного положения, не отражались на непрерываемом и обильном творчестве Бальмонта: Душевная депрессия переходит в душевую болезнь. Бальмонт в оккупированном гитлеровцами Париже 24 декабря г. Похоронен в Нуази-ле-Гран, близ Парижа. БАЛЬМОНТ, Константин Дмитриевич [3 Родился в дворянской семье. В поступил на юридический факультет Московского университета, но был исключён за участие в студенческом движении. Для поэзии Бальмонта характерны декадентские черты, мотивы экстатического восприятия природы, самоутверждения сильной личности, индивидуализма. Стихам Бальмонта присущи элементы импрессионизма и экзотичность. Они отличаются гибкостью, музыкальностью, искусной внутренней рифмовкой, богатством аллитераций, хотя не лишены порой ложной красивости, вычурности. Бальмонт переводил много западно-европейских писателей: Переводы Бальмонта несут на себе сильный отпечаток индивидуального стиля переводчика. В Бальмонт эмигрировал за границу. Переводил чешских поэтов Я. Сова и польских Я. БАЛЬМОНТ Константин Дмитриевич [—] - современный русский поэт. Родился в деревне Гумнищи, Владимирской губернии, в дворянской семье. По окончании гимназии поступил [] на юридический факультет Московского университета, но был исключён за участие в студенческом движении. В детстве и юности Бальмонт проявил сильную неуравновешенность характера и пытался кончить жизнь самоубийством. Общественные интересы и революционные настроения очень скоро выветрились и уступили место эстетизму и индивидуализму. Бальмонт стал одним из вождей русского символизма. В Россию вернулся в , после царского манифеста. На империалистическую войну Бальмонт откликнулся шовинистически. Вскоре после этого, выехав по командировке советского правительства за границу, Бальмонт перешёл в лагерь белогвардейской эмиграции. Сам Бальмонт в одном из предисловий так охарактеризовал этапы своего творчества: В автобиографической заметке Бальмонт очертил грани своей среды: Первые поэты, которых читал ребёнком и подростком Бальмонт, были - Никитин , Кольцов , Некрасов и Пушкин. Гуманизм, гражданская скорбь, самоотречение - характерные мотивы этих книг. Бальмонт утверждает бесстрастие как первую ступень выделения и самоутверждения самоценной личности. Таков был первый этап индивидуализма Бальмонта. Преклонение перед гармоническим пантеистом Шелли сменяется преклонением перед извращённо-демоническим Бодлером. Эстетический аморализм становится евангелием Бальмонта. В страстности, солнечности, аморализме Бальмонта много напускного, искусственного. Чуковского , очень удачно вскрывшего чисто городское происхождение всех этих типично-импрессионистических особенностей, но не понявшего специфически буржуазно-интеллигентского характера урбанизма Бальмонта. Бальмонт нарочито заострённо, претенциозно, порой карикатурно декларировал своё сверхчеловечество. Знаменитая солнечность Бальмонта - лишь выражение его ницшеанских устремлений. Эти черты побудили друга Бальмонта, А. Вместе с тем Бальмонт утверждает мистический порыв от земли в потусторонний мир. Брюсов , и стихию огонь, ветер и т. Бальмонт особенно охотно славит потому, что в ней нет сознания. Эта эволюция Бальмонта от расплывчатого народничества к импрессионизму, эстетизму, индивидуализму, аморализму была выражением обуржуазивания определённых кругов разночинной интеллигенции. Из всей плеяды поэтов-символистов Бальмонт особенно полно воплотил тип эстетического импрессионизма, художественного идеолога капитализировавшейся интеллигенции х гг. Этот порыв от эстетического индивидуализма к общественности оказался и неудачным и недолговечным. Революционные стихи Бальмонта тяжелы, топорны, крикливы, искусственны. Брюсов справедливо указывает, что Бальмонт на поприще гражданского поэта оказался неловким, растерянным и жалким. Бальмонт очень скоро вернулся к привычному антиобщественному эстетизму. Лучшие стихотворения Бальмонта относятся к — Дальнейшие книги Бальмонта полны однообразных перепевов старых мотивов, скатываются к поверхностному и утомительному стилизаторству. Сам Бальмонт чрезвычайно высоко ценил свой поэтический талант. Большое мастерство Бальмонта не подлежит сомнению. Ещё в А. Бальмонт более чем кто бы то ни было был верен завету Верлена: Музыкальности, певучести подчинены все остальные элементы стиха Бальмонта. Звуковая виртуозность Бальмонта не всегда сочетается с чувством меры. Асоциальность и нелюбовь к земному породили склонность к отвлечённым словам. Неологизмы Бальмонта - тоже обычно абстрактные слова. Даже пытаясь воссоздать народные былины, Бальмонт не может не злоупотреблять отвлечёнными понятиями. Владея многими языками, Бальмонт перевёл собрание сочинений Шелли, Уитмена, много произведений Эдгара По, Кальдерона, Уайльда, Гауптмана. Большая часть этих переводов испорчена крайним субъективизмом Бальмонта и чрезмерно вольным обращением с оригиналом. Критические статьи Бальмонта собраны в книге: Бальмонту принадлежит теоретический этюд: Поэзия как волшебство, М. Несколько томов собрания стихов вышли в изд. На страницу "Меню сайта". Бальм о нт Константин Дмитриевич [ 3 15 июня , деревня Гумнищи Владимирской губернии - 24 декабря , Париж; похоронен в местечке Нуази-ле-Гран под Парижем ], русский поэт-символист. Подробнее Фотогалерея 18 [Приглашаю посмотреть моё стихотворение: Отчего мне так скучно? Капля Я заснул средь ночи. Но в грёзе сна Расцвела в полях гречиха И цветочек синий льна. Это таяла сосулька, Капля звякнула в окно, И затейница-рогулька, Чу, вертит веретено. Я люблю тебя Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение, Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле. Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления, Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле. Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно, Я тебя увидал - как слепой вдруг расширит глаза И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна, Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами. И люблю - и любовь - о любви - для любимой - поёт. Разлучность Я с вами разлучён, деревья, Кругом ненужный мне Париж, А там, где вы, вдали, кочевья Звенящих пчёл, улыбка девья И солнце - праздник каждодневья. А там, где вы, любая мушка Звенит создателю хвалы, Лесная вся в цветах опушка, И, одиноких грёз подружка, Кукует гулкая кукушка В душистом царстве нежной мглы. Я с вами разлучён, щеглята, Что звонко пели мне в окно, Вся вольность от меня отъята, И всё моё неволей взято, Мне помнится - я жил когда-то, Но это было так давно. Я русский Я русский, я русый, я рыжий. Под солнцем рождён и возрос. Гляди же В волну золотистых волос. Я русский, я рыжий, я русый. От моря до моря ходил. Низал я янтарные бусы, Я звенья ковал для кадил. Я рыжий, я русый, я русский. Я знаю и мудрость и бред. Иду я - тропинкою узкой, Приду - как широкий рассвет. Просветы Блеснув мгновенным серебром, В реке плотица в миг опаски Сплетёт серебряные сказки. Телега грянет за холмом, Домчится песня, улетая, И в сердце радость молодая. И отчий манит дом. В душе растает много снега, Ручьём заплачет в сердце нега. И луч пройдёт душевным дном, И будешь грезить об одном, О несравненном, о родном. Только Ни радости цветистого Каира, Где по ночам напевен муэззин, Ни Ява, где живёт среди руин, В Боро-Будур, Светильник Белый мира, Ни Бенарес, где грозового пира Желает Индра, мча огнистый клин Средь тучевых лазоревых долин, - Ни все места, где пела счастью лира, - Ни Рим, где слава дней ещё жива, Ни имена, чей самый звук - услада, Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, - Мне не поют заветные слова, - И мне в Париже ничего не надо, Одно лишь слово нужно мне: Звук Тончайший звук, откуда ты со мной? От сердца ли до сердца свеян луч? Поэт ли спал, и был тот сон певуч? Иль нежный с нежной заперся на ключ? Быть может, колокольчик голубой Качается, тоскуя сам с собой, Заводит тяжбу с медленной судьбой? Быть может, за преградою морей Промчался ветер вдоль родных полей И прошептал: Быть может, там, в родимой стороне, Желанная томится обо мне, И я пою в её душе на дне? И тот берущий кажущийся звук Ручается, как призрак милых рук, Что верен я за мглою всех разлук. Узник В соседнем доме Такой же узник, Как я, утративший Родимый край, Крылатый в клетке, Сердитый, громкий, Весь изумрудный, Попугай. Он был далёко, В просторном царстве Лесов тропических, Среди лиан, Любил, качался, Летал, резвился, Зелёный житель Зелёных стран. Он был уловлен, Свершил дорогу - От мест сияющих К чужой стране. В Париже дымном Свой клюв острит он В железной клетке На окне. И о себе ли, И обо мне ли Он в размышлении, - Зелёный знак. Но только резко От дома к дому Доходит возглас: Прощание с древом Я любил вознесённое сказками древо, На котором звенели всегда соловьи, А под древом раскинулось море посева, И шумели колосья, и пели ручьи. Я любил переклички, от ветки до ветки, Легкокрылых, цветистых, играющих птиц. Были древние горы ему однолетки, И ровесницы степи, и пряжа зарниц. Я любил в этом древе тот говор вершинный, Что вещает пришествие близкой грозы, И шуршанье листвы перекатно-лавинной, И паденье заоблачной первой слезы. Я любил в этом древе с ресницами Вия, Между мхами, старинного лешего взор. Это древо в веках называлось Россия, И на ствол его - острый наточен топор. Кольца Ты спишь в земле, любимый мой отец, Ты спишь, моя родная, непробудно. И как без вас мне часто в жизни трудно, Хоть много знаю близких мне сердец. Я в мире вами. Мне ваша правда светит изумрудно. Однажды духом слившись обоюдно, Вы уронили звонкий дождь колец. В них золото - оправа. И из страны в страну Иду, вещая солнце и весну. Но для чего без вас мне эта слава? И я с любовью кольца вам верну. И беги угрозы Бесстрастия. Твой полдень вмиг - вдали. Твою зарю теченья зорь сожгли. Люби огонь и грёзы. Кто не любил, не выполнил закон, Которым в мире движутся созвездья, Которым так прекрасен небосклон. Он в каждом часе слышит мёртвый звон. Ему никак не избежать возмездья. Пусть хоть распят он. Что со мной Что сделалось со мной? Свиваю мысли в тонкий строй сонета. Ласкаю зорким взором то и это, Всю вечность принимаю как мою. Из чёрных глыб я белое кую. И повесть чувства в сталь и свет одета. Во всём я ощущаю только лето, Ветров пьянящих тёплую струю. О, что со мной? Ведь боль я знаю так же, как и все. Хожу босой по стёклам. И в росе Ищу душой того, что невозвратно. Это - солнце ароматно Во мне поёт. Я весь в его красе. Дурной сон Мне кажется, что я не покидал России, И что не может быть в России перемен. И голуби в ней есть. И мудрые есть змии. И ряд тюремных стен. И Глеб Успенский жив. И всюду жив Щедрин. Порой сверкнёт пожар, внезапно обнаружась, И снова пал к земле земли убогий сын. Там за окном стоят. У вас нежданный гость. То - голубой мундир. Любезный в самом деле. Из ваших дневников себе устроил пир. И на сто вёрст идут неправда, тяжба, споры, На тысячу - пошла обида и беда. Жужжат напрасные, как мухи, разговоры. И кровь течёт не в счёт. И слёзы - как вода. Где б я ни странствовал Где б я ни странствовал, везде припоминаю Мои душистые леса. Болота и поля, в полях - от края к краю - Родимых кашек полоса. Где б ни скитался я, так нежно снятся сердцу Мои родные васильки. И, в прошлое открыв таинственную дверцу, Схожу я к берегу реки. У старой мельницы привязанная лодка, - Я льну к прохладе серебра. И так чарующе и так узывно-чётко Душа поёт: Мерещится, что вышла в круге снова Вся нежить тех столетий темноты: Кровь льётся из Бориса Годунова, У схваченных ломаются хребты. Рвут крючьями язык, глаза и руки. В разорванный живот втыкают шест, По воздуху в ночах крадутся звуки - Смех вора, вопль захватанных невест. Средь бела дня - на улицах виденья, Бормочут что-то, шепчут в пустоту, Расстрелы тел, душ тёмных искривленья, Сам дьявол на охоте. И я их брат? И быть среди людей! Это - для Яги? Идут дороги всё, дороги. Как я пишу стихи Рождается внезапная строка, За ней встаёт немедленно другая, Мелькает третья ей издалека, Четвёртая смеётся, набегая. И пятая, и после, и потом, Откуда, сколько, я и сам не знаю, Но я не размышляю над стихом И, право, никогда - не сочиняю. Осень Поспевает брусника, Стали дни холоднее, И от птичьего крика В сердце стало грустнее. Стаи птиц улетают Прочь, за синее море. Все деревья блистают В разноцветном уборе. Солнце реже смеётся, Нет в цветах благовонья. Скоро Осень проснётся И заплачет спросонья. Осенняя радость Радость может ждать на каждом повороте. Осень, в жёлтых листьях, в нежной позолоте, Медленно колдует. Будем ждать, что чары улыбнутся нам. Пляска мёртвых листьев завершится Маем. Лютики засветят снова по лугам. Даже и сегодня… Ум предав заботам, Шёл я хмурый, скучный, по лесной глуши, Вдруг, на самой тропке, да, на повороте, Красный цвет мелькнул мне в ласковой тиши. Спелая рябина прямо предо мною, Алая калина тут же рядом с ней. Мы нарвём ветвей их на зиму с тобою, Пред окном повесим комнатки твоей. Прилетит снегирь, смешной и неуклюжий, Раза два чирикнет, клюнет, да и прочь. И метель завоет, всё затянет стужей, Но зимой, пред лампой, так уютна ночь. И пока на всполье будут свисты вьюги, Сон тебя овеет грёзой голубой. Ах, и я с тобой! В тюрьме Мы лежим на холодном и грязном полу, Присуждённые к вечной тюрьме. И упорно и долго глядим в полумглу: Ничего, ничего в этой тьме! Только зыбкие отсветы бледных лампад С потолка устремляются вниз. Только длинные шаткие тени дрожат, Протянулись - качнулись - слились. Позабыты своими друзьями, в стране, Где лишь варвары, звери да ночь, Мы забыли о Солнце, Звездах, и Луне, И никто нам не может помочь. Нас томительно стиснули стены тюрьмы, Нас железное давит кольцо, И как духи чумы, как рождения тьмы, Мы не видим друг друга в лицо! Лесной пожар Стараясь выбирать тенистые места, Я ехал по лесу, и эта красота Деревьев, дремлющих в полуденном покое, Как бы недвижимо купающихся в зное, Меня баюкала, и в душу мне проник Дремотных помыслов мерцающий родник. Я вспомнил молодость… Обычные мгновенья Надежд, наивности, влюблённости, забвенья, Что светит пламенем воздушно-голубым И превращается внезапно в чёрный дым. Зачем так памятно, немою пеленою, Виденья юности, вы встали предо мною? Мне нельзя вернуться к чистоте, И я уже не тот, и вы уже не те. Вы только призраки, вы горькие упрёки, Терзанья совести, просроченные сроки. А я - двойник себя, я всадник на коне, Бесцельно едущий - куда? Всё помню… Старый сад… Цветы… Чуть дышат ветки… Там счастье плакало в заброшенной беседке, Там кто-то был с лицом, в котором боли нет, С лицом моим - увы - моим в шестнадцать лет. Неподражаемо-стыдливые свиданья, Любви несознанной огонь и трепетанья, Слова, поющие в душе лишь в те года: Как сладко вместе быть! Как страшно сесть с ней рядом! Как можно выразить всю душу быстрым взглядом! О, сказкой ставшая, поблекнувшая быль! О, крылья бабочки, с которых стёрлась пыль! Темней ложится тень, сокрыт густым навесом Родной мой старый сад, сменённый диким лесом. Невинный шёпот снов, ты сердцем позабыт, Я слышу грубый звук, я слышу стук копыт. То голос города, то гул глухих страданий, Рождённых сумраком немых и тяжких зданий, То голос призраков, замученных тобой, Кошмар, исполненный уродливой борьбой, Живое кладбище блуждающих скелетов С гнилым роскошеством заученных ответов, Очаг, в чью пасть идут хлеба с кровавых нив, Где слабым места нет, где силен тот, кто лжив. Но там есть счастие - уйти бесповоротно, Душой своей души, к тому, что мимолётно, Что светит радостью иного бытия, Мечтать, искать, и ждать - как сделал это я. Мне грезились миры, рождённые мечтою, Я землю осенял своею красотою, Я всех любил, на всё склонял свой чуткий взор, Но мрак уж двинулся - и шёл ко мне, как вор. Мне стыдно плоскости печальных приключений. Вселенной жаждал я, а мой вампирный гений Был просто женщиной, познавшей лишь одно, - Красивой женщиной, привыкшей пить вино. Она так медленно раскидывала сети, Мы веселились с ней, мы были с ней как дети, Пронизан солнцем был ласкающий туман, И я на шее вдруг почувствовал аркан. И пьянство дикое, чумной порок России, С непобедимостью властительной стихии Меня низринуло с лазурной высоты В провалы низости, тоски, и нищеты. Иди, иди, мой конь. Хочу забыть себя, убить самосознанье. Что пользы вспоминать теперь, перед концом, Что я случайно был и мужем, и отцом, Что хоронил детей, что иногда, случайно… О, нет, молчи, молчи! Пусть лучше эта тайна Умрёт в тебе самом, как умерло давно, Что было так светло Судьбой тебе дано. Вокруг меня завеса Непроницаемо-запутанного леса, Повсюду - острые и цепкие концы Ветвей, изогнутых и сжатых как щипцы; Они назойливо царапают и ранят, Дорогу застят мне, глаза мои туманят, Встают преградою смутившемуся дню, Ложатся под ноги взыгравшему коню. Я вижу чудища за ветхими стволами, Они следят за мной, мигают мне глазами, С кривой улыбкою. Враждебным ропотом и смехом полон лес. Вершины шорохом окутались растущим, Как бы предчувствием пред сумрачным грядущим. И тучи зыбкие на небе голубом С змеистой молнией рождают гул и гром. Удар, ещё удар - и вот вблизи налево, Исполнен ярости и мстительного гнева, Взметнулся огненный пылающий язык. В сухом валежнике как будто чей-то крик, Глухой и сдавленный, раздался на мгновенье И замер. И кругом, везде - огонь, шипенье, Деревьев-факелов кипящий дымный ад, И бури бешеной раскатистый набат. Порвавши повода, средь чадного тумана, Как бы охваченный прибоем Океана, Мой конь несёт меня, и странно-жутко мне На этом взмыленном испуганном коне. Перед душой моей вы встали на прощанье, О, тени прошлого! Скифы Мы блаженные сонмы свободно кочующих Скифов, Только воля одна нам превыше всего дорога. Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов, От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага. Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи От востока на запад молитвенным светят лучом. Только богу войны тёмный хворост слагаем мы в кучи И вершину тех куч украшаем железным мечом. Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем, И бесстрашно насытим мы алчные души свои. И всегда на врага тетиву без ошибки натянем, Напитавши стрелу смертоносною жёлчью змеи. Налетим, прошумим - и врага повлечём на аркане, Без оглядки стремимся к другой непочатой стране. Наше счастье - война, наша верная сила - в колчане, Наша гордость - в не знающем отдыха быстром коне. Забудем о том, Кто нас ведёт по пути золотому, Будем лишь помнить, что вечно к иному - К новому, к сильному, к доброму, к злому - Ярко стремимся мы в сне золотом. Будем молиться всегда неземному В нашем хотенье земном! Будем, как солнце всегда молодое, Нежно ласкать огневые цветы, Воздух прозрачный и всё золотое. Будь же счастливее вдвое, Будь воплощеньем внезапной мечты! Только не медлить в недвижном покое, Дальше, ещё, до заветной черты, Дальше, нас манит число роковое В вечность, где новые вспыхнут цветы. Будем как солнце, оно - молодое. В этом завет красоты! К людям О, люди, я к вам обращаюсь, ко всем, Узнайте, что был я несчастен и нем, Но раз полюбил я возвышенность гор, И всё полюбил я и понял с тех пор. Я понял, но сердцем, - о, нет, не умом, Я знаю, что радостен царственный гром, Что молния губит людей и зверей, Но мир наш вдвойне обольстителен с ней. Мне нравится всё, что Земля мне дала, Все сложные ткани и блага и зла, Всего я касался, всему я молюсь, Ручьём я смеялся, но с Морем сольюсь. И снова под властью горячих лучей С высот оборвётся звенящий ручей. Есть мудрость, но жизнь не распутал никто, Всем мудрым, всем мёртвым скажу я: Когда же упьюсь я вином мировым, Умру и воскресну и буду живым, И буду я с юными утренним вновь… О, люди, я чувствую только Любовь! Другие итоги Другие итоги… Их много, И скоро я их расскажу. Но я ещё здесь - у порога, С восторгом смотрю на межу. И то, что заветная тайна До завтра во мне заперта, Не прихоть, что встала случайно, Но знаний моих полнота. О, сколько вам будет открытий, Безвестные братья мои, О, сколько блистательных нитей, Различных в одном бытии. Ещё я колеблюсь, робею, Ещё я горжусь и гляжу, Великою тайной моею Лелейно ещё дорожу. Но скоро всю бездну сокровищ Явлю в прорицаньях я вам, И вы, миновали чудовищ, Войдёте в невиданный Храм. Не будет ни звука, ни краски, К которым мечтой не коснусь. И в правде неслыханной сказки Я все их отдам вам… Клянусь! Лестница любви Только бы встречаться. Двум в одно смешаться. У сердца особенный счёт, Мгновенья я в годы вменяю. И год я считаю за миг, Раз только мечта мне прикажет, Раз только мне тайный родник Незримое что-то покажет. Спросила ты, сколько мне лет, И так усмехнулась мне тонко. Но ты же ведь знаешь: Но также могла бы ты знать, Что всю многозыблемость света Привыкло в себе сохранять Бездонное сердце поэта. Я старше взметнувшихся гор, - Кто Вечности ближе, чем дети? Гляди в ускользающий взор, Там целое море столетий! Учись, художник, у него, - И, если твой талант крупица, Соделай с нею чудеса, Взрасти безмерные леса, И сам, как сказочная птица, Умчись высоко в небеса, Где светит вольная зарница, Где вечный облачный прибой Бежит по бездне голубой. Мало криков Мало криков. Нужно стройно Гармонически рыдать. Надо действовать спокойно И красивый лик создать. Мало искренних мучений, Ты же в Мире не один. Если ты разумный гений, Дай нам чудо звонких льдин. Силой мерного страданья Дай нам храмы изо льда. И тогда твои рыданья Мы полюбим навсегда. Я совсем остываю к мечте. Дни мои равномерны, жизнь моя однозвучна, Я застыл на последней черте. Только шаг остаётся; только миг быстрокрылый, И уйду я от бледных людей. Для чего же я медлю пред раскрытой могилой? Не спешу в неизвестность скорей? Я не прежний весёлый, полубог вдохновенный, Я не гений певучей мечты. Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный, Я стою у последней черты. Только миг быстрокрылый, и душа, альбатросом, Унесётся к неведомой мгле. Я устал приближаться от вопросов к вопросам, Я жалею, что жил на Земле. Тише, тише Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды, Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет. У развенчанных великих как и прежде горды вежды , И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт. Победитель благородный с побеждённым будет ровен, С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь. Будь в раскате бранных кликов ясновзорен, хладнокровен, И тогда тебе скажу я, что в тебе мудрец - и царь. Дети Солнца, не забудьте голос меркнувшего брата, Я люблю в вас ваше утро, вашу смелость и мечты, Но и к вам придёт мгновенье охлажденья и заката, - В первый миг и в миг последний будьте, будьте, как цветы. Расцветайте, отцветайте, многоцветно, полновластно, Раскрывайте всё богатство ваших скрытых юных сил, Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна, И что царственно величье холодеющих могил. Воздушность Как воздушно в нежном сердце у меня! Чуть трепещут очертания страстей, Все видения оконченного дня, Все минутности предметов и людей. Самого себя бесплотным двойником Вижу в ясной успокоенной воде. Был себе я странным другом и врагом, Но уж больше не найти себя нигде. Только тень моя качается едва Над глубокой зачарованной водой. Только слышатся последние слова Нежной жалости о жизни молодой. Жар-Птица То, что люди называли по наивности любовью, То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью, Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу, Как поймать её, я знаю, но другим не расскажу. Что другие, что мне люди! Пусть они идут по краю, Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю. То, что в пропастях и безднах, мне известно навсегда, Мне смеётся там блаженство, где другим грозит беда. День мой ярче дня земного, ночь моя не ночь людская, Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая. И меня поймут лишь души, что похожи на меня, Люди с волей, люди с кровью, духи страсти и огня! Далёким близким Мне чужды ваши рассуждения: Я нежный иней охлаждения, Я ветерка чуть слышный вздох. Мне чужды ваши восклицания: Я причиняю всем терзания, Но светел мой свободный смех. Вы так жестоки - помышлением, Вы так свирепы - на словах, Я должен быть стихийным гением, Я весь в себе - восторг и страх. Вы разливаете, сливаете, Не доходя до бытия. Но никогда вы не узнаете, Как безраздельно целен я. Карташовым официальный редактор П. Это очень реальная реальность. Брюсову летом г.: Моё единое отечество - Моя пустынная душа. С людьми скучаю до чрезмерности, Одно и то же вижу в них. Желаю случая, неверности, Влюблён в движение и стих. О, как люблю, люблю случайности, Внезапно взятый поцелуй, И весь восторг - до сладкой крайности, И стих, в котором пенье струй. Снежинка Светло-пушистая, Снежинка белая, Какая чистая, Какая смелая! Дорогой бурною Легко проносится, Не в высь лазурную, На землю просится. Лазурь чудесную Она покинула, Себя в безвестную Страну низринула. В лучах блистающих Скользит, умелая, Средь хлопьев тающих Сохранно-белая. Под ветром веющим Дрожит, взметается, На нём, лелеющем, Светло качается. Его качелями Она утешена, С его метелями Крутится бешено. Но вот кончается Дорога дальняя, Земли касается Звезда кристальная. Лежит пушистая, Снежинка смелая. Какая чистая, Какая белая! Благовещенье в Москве Благовещенье и свет, Вербы забелели. Или точно горя нет, Право, в самом деле? Благовестие и смех, Закраснелись почки. И на улицах, у всех Синие цветочки. Сколько синеньких цветков, Отнятых у снега. Снова мир и свеж и нов, И повсюду нега. Вижу старую Москву В молодом уборе. Я смеюсь и я живу, Солнце в каждом взоре. От старинного Кремля Звон плывёт волною. А во рвах живёт земля Молодой травою. В чуть пробившейся траве Сон весны и лета. Благовещенье в Москве, Это праздник света! Старая песенка - Mamma, mamma! А сама - темней, чем ночь. Так промолвила со зла. Но на целый вечер прочь, Прочь ушла куда-то дочь. Долго будет дочку ждать. Быстро ходит в мире Зло. Мать обмолвилась со зла. Дочь ей денег принесла. Зачем ты это сказала? Зачем ты это сделала? Она не страшилась возмездья, Она не боялась утрат. Хочу Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, Из сочных гроздий венки свивать. Хочу упиться роскошным телом, Хочу одежды с тебя сорвать! Хочу я зноя атласной груди, Мы два желанья в одно сольём. Мне сладко с нею побыть вдвоём! Пусть будет завтра и мрак и холод, Сегодня сердце отдам лучу. Другу Милый друг, почему бесконечная боль Затаилась в душе огорчённой твоей? Быть счастливым себя хоть на миг приневоль, Будь как царь водяной и как горный король, Будь со мною в дрожанье бессвязных ветвей. Посмотри, как воздушно сиянье луны, Как проходит она - не дыша, не спеша. Все виденья в застывшей тиши сплетены, Всюду свет и восторг, всюду сон, всюду сны. О, земля хороша, хороша, хороша! Горькому В мучительно-тесных громадах домов Живут некрасивые бледные люди, Окованы памятью выцветших слов, Забывши о творческом чуде. Всё скучно в их жизни. Полюбят кого, Сейчас же наложат тяжёлые цепи. И чахнут, замкнувшись в гробницах своих. А где-то по воздуху носятся птицы. Мудрей привидений людских Жуки, пауки и мокрицы. Всё цельно в просторах безлюдных пустынь, Желанье свободно уходит к желанью. Там нет заподозренных чувством святынь, Там нет пригвождений к преданью. Кто понял тебя, Тот знает, как вольны разливные реки. И если лавина несётся губя, Лавина прекрасна навеки. Кто близок был к смерти и видел её, Тот знает, что жизнь глубока и прекрасна. О люди, я вслушался в сердце своё, И знаю, что ваше - несчастно! Да, если бы только могли вы понять… Но вот предо мною захлопнулись двери, И в клеточках гномы застыли опять, Лепечут: Я проклял вас, люди. Тоскуйте в размеренной чинной боязни. Бледнейте в мучительных ваших домах. Вы к казни идёте от казни! Завет бытия Я спросил у свободного ветра, Что мне сделать, чтоб быть молодым. Мне ответил играющий ветер: Мне ответило звучное море: Ничего не ответило солнце, Но душа услыхала: Анаксагор Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце И синий кругозор. Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце И выси гор. Я в этот мир пришёл, чтоб видеть море И пышный цвет долин. Я заключил миры в едином взоре, Я властелин. Я победил холодное забвенье, Создав мечту мою. Я каждый миг исполнен откровенья, Всегда пою. Мою мечту страданья пробудили, Но я любим за то. Кто равен мне в моей певучей силе? Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце, А если день погас, Я буду петь… Я буду петь о Солнце В предсмертный час! Я не знаю мудрости Я не знаю мудрости годной для других, Только мимолётности я влагаю в стих. В каждой мимолётности вижу я миры, Полные изменчивой радужной игры. Что вам до меня? Я ведь только облачко, полное огня. Я ведь только облачко. И зову мечтателей… Вас я не зову! Маленький султан То было в Турции, где совесть - вещь пустая. Там царствует кулак, нагайка, ятаган, Два-три нуля, четыре негодяя И глупый маленький султан. Во имя вольности, и веры, и науки Там как-то собрались ревнители идей. Но сильны волею разнузданных страстей, На них нахлынули толпой башибузуки. И вот их больше нет. И тайно собрались избранники с поэтом: И тот собравшимся, подумав, так сказал: Я - внезапный излом, Я - играющий гром, Я - прозрачный ручей, Я - для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зелёного мая - Всё пойму, всё возьму, у других отнимая. Вечно юный, как сон, Сильный тем, что влюблён И в себя и в других, Я - изысканный стих. Безглагольность Есть в Русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаённой печали, Безвыходность горя, безгласность, безбрежность, Холодная высь, уходящие дали. Приди на рассвете на склон косогора, - Над зябкой рекою дымится прохлада, Чернеет громада застывшего бора, И сердцу так больно, и сердце не радо. Во всём утоленье, глухое, немое. Войди на закате, как в свежие волны, В прохладную глушь деревенского сада, - Деревья так сумрачно-странно-безмолвны, И сердцу так грустно, и сердце не радо. Как будто душа о желанном просила, И сделала ей незаслуженно-больно. И сердце простило, но сердце застыло, И плачет, и плачет, и плачет невольно. Зачарованный грот Жизнь проходит, - вечен сон. Хорошо мне, - я влюблён. Жизнь проходит, - сказка - нет. Хорошо мне, - я поэт. Душен мир, - в душе свежо. Придорожные травы Спите, полумёртвые увядшие цветы, Так и не узнавшие расцвета красоты, Близ путей заезженных взращённые Творцом, Смятые невидевшим тяжёлым колесом. В час, когда все празднуют рождение весны, В час, когда сбываются несбыточные сны, Всем дано безумствовать, лишь вам одним нельзя, Возле вас раскинулась заклятая стезя. Вот, полуизломаны, лежите вы в пыли, Вы, что в небо дальнее светло глядеть могли, Вы, что встретить счастие могли бы, как и все, В женственной, в нетронутой, в девической красе. Спите же, взглянувшие на страшный пыльный путь, Вашим равным — царствовать, а вам — навек уснуть, Богом обделённые на празднике мечты, Спите, не видавшие расцвета красоты. Избранный О, да, я Избранный, я Мудрый, Посвящённый, Сын Солнца, я - поэт, сын разума, я - царь. Но предки за спиной, и дух мой искажённый - Татуированный своим отцом дикарь. Узоры пёстрые прорезаны глубоко. Хочу их смыть - нельзя. И с диким бешенством я в омуты порока Бросаюсь радостно, как хищный зверь на лань. Но, рынку дань отдав, его божбе и давкам, Я снова чувствую всю близость к Божеству. Кого-то раздробив тяжёлым томагавком, Я мной убитого с отчаяньем зову. До последнего дня Быть может, когда ты уйдёшь от меня, Ты будешь ко мне холодней. Но целую жизнь, до последнего дня, О друг мой, ты будешь моей. Я знаю, что новые страсти придут, С другим ты забудешься вновь. Но в памяти прежние образы ждут, И старая тлеет любовь. И будет мучительно-сладостный миг: В лучах отлетевшего дня, С другим заглянувши в бессмертный родник, Ты вздрогнешь - и вспомнишь меня. Камыши Полночной порою в болотной глуши Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши. О чём они шепчут? Зачем огоньки между ними горят? Мелькают, мигают - и снова их нет. И снова забрезжил блуждающий свет. Полночной порой камыши шелестят. В них жабы гнездятся, в них змеи свистят. В болоте дрожит умирающий лик. То месяц багровый печально поник. Трясина заманит, сожмёт, засосёт. Склоняет всё ниже свой лик. И, вздох повторяя погибшей души, Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши. Воскресший Полуизломанный, разбитый, С окровавлённой головой, Очнулся я на мостовой, Лучами яркими облитой. Зачем я бросился в окно? Ценою страшного паденья Хотел купить освобожденье От уз, наскучивших давно. Хотел убить змею печали, Забыть позор погибших дней… Но пять воздушных саженей Моих надежд не оправдали. И вдруг открылось мне тогда, Что всё, что сделал я, - преступно. И было Небо недоступно, И высоко, как никогда. В себе унизив человека, Я от своей ушёл стези, И вот лежал теперь в грязи, Полурастоптанный калека. И сквозь столичный шум и гул, Сквозь этот грохот безучастный, Ко мне донёсся звук неясный: Знакомый дух ко мне прильнул. Умри, когда отдашь ты жизни Всё то, что жизнь тебе дала, Иди сквозь мрак земного зла, К небесной радостной отчизне. Ты обманулся сам в себе И в той, что льёт теперь рыданья, - Но это мелкие страданья. То Смерть - владычица была, Она явилась на мгновенье, Дала мне жизни откровенье И прочь - до времени - ушла. И новый, лучший день, алея, Зажёгся для меня во мгле. Океан Сонет Валерию Брюсову Вдали от берегов Страны Обетованной, Храня на дне души надежды бледный свет, Я волны вопрошал, и океан туманный Угрюмо рокотал и говорил в ответ: Надежды нет, Ты вверился мечте обманчивой и странной. И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман, Охвачен пламенной, но безутешной думой, Я горько вопросил безбрежный океан, Зачем он страстных бурь питает ураган, Зачем волнуется, - но океан угрюмый, Свой ропот заглушив, окутался в туман. Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю, Живу одной тобой в моих терзаньях страстных, Для прихоти твоей я душу погублю, Всё, всё возьми себе - за взгляд очей прекрасных, За слово лживое, что истины нежней, За сладкую тоску восторженных мучений! Ты, море странных снов, и звуков, и огней! Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений! И чем выше я шёл, тем ясней рисовалисль, Тем ясней рисовались очертанья вдали, И какие-то звуки вдали раздавались, Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор, И сияньем прощальным как будто ласкали, Словно нежно ласкали отуманенный взор. И внизу подо мною уж ночь наступила, Уже ночь наступила для уснувшей Земли, Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Я узнал, как ловить уходящие тени, Уходящие тени потускневшего дня, И всё выше я шёл, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. Родная картина Стаи птиц. С отуманенного неба Грустно смотрит тусклый день, Ряд берёз, и вид унылый Придорожного столба. Как под гнётом тяжкой скорби, Покачнулася изба. Полусвет и полусумрак, - И невольно рвёшься вдаль, И невольно давит душу Бесконечная печаль. Пять быстрых лет пройдёт, - мне минет тридцать лет. Замолкнут соловьи, и холодом повеет, И ясных вешних дней навек угаснет свет. И в свой черёд придут дни, полные скитаний, Дни, полные тоски, сомнений и борьбы, Когда заноет грудь под тяжестью страданий, Когда познаю гнёт властительной судьбы. И что мне жизнь сулит? К какой отраде манит? Быть может, даст любовь и счастие? Она во всём солжёт, она во всём обманет, И поведёт меня путём тернистых бед. И тем путём идя, быть может, падать стану, Утрачу всех друзей, моей душе родных, И, - что всего страшней, - быть может, перестану Я верить в честь свою и в правду слов своих. Но я пойду вперёд без колебанья - И в знойный день, и в ночь, и в холод, и в грозу: Хочу я усладить хоть чьё-нибудь страданье, Хочу я отереть хотя одну слезу! Фантазия Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья, Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берёз; Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грёз. Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели, В мягкой бархатной постели им отрадно почивать, Ни о чём не вспоминая, ничего не проклиная, Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать. Чьи-то вздохи, чьё-то пенье, чьё-то скорбное моленье, И тоска, и упоенье, - точно искрится звезда, Точно светлый дождь струится, - и деревьям что-то мнится, То, что людям не приснится, никому и никогда. Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи, В час глубокой полуночи мчатся духи через лес. Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет? Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес? Всё сильней звучит их пенье, всё слышнее в нём томленье, Неустанного стремленья неизменная печаль, - Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога, Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль. А луна всё льёт сиянье, и без муки, без страданья Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов; Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов. Грусть Внемля ветру, тополь гнётся, с неба дождь осенний льётся, Надо мною раздаётся мерный стук часов стенных; Мне никто не улыбнётся, и тревожно сердце бьётся, И из уст невольно рвётся монотонный грустный стих; И как тихий дальний топот, за окном я слышу ропот, Непонятный странный шёпот - шёпот капель дождевых. Отчего так ветру скучно? Плачет, ноет он докучно, - И в ответ ему стозвучно капли бьются и бегут; Я внемлю, мне так же скучно, грусть со мною неразлучна, Равномерно, однозвучно рифмы стройные текут; В эту пору непогоды, под унылый плач Природы, Дни, мгновенья, точно годы - годы медленно идут. Влага С лодки скользнуло весло, Ласково млеет прохлада. Лебедь уплыл в полумглу, Вдаль, под луною белея. Ластятся волны к веслу, Ластится к влаге лилея. Слухом невольно ловлю Лепет зеркального лона. Бальмонта приглашают в Англию. Он читает лекции по русской поэзии в Оксфорде. Бальмонт выбран в Общество любителей российской словесности. Уже в - гг. Попав за границу, он тоскует по России, и это выражено в его поэзии. Тоска Бальмонта по России выражена в его стихах и в прозе. Лев Озеров БАЛЬМОНТ, Константин Дмитриевич [3 Советская энциклопедия, БАЛЬМОНТ Константин Дмитриевич [—] - современный русский поэт. Бальмонт насквозь лиричен, эпос никогда не удавался этому типичному импрессионисту.
Сколько картв уно должнобыть
Как увеличить мощность двигателя ваз 2103
Понятие и типы рыночных структур
Константин Бальмонт Люблю тебя, люблю как в первый час, Как в первый
Церковь для начинающих как себя вести
Новости испанского футбола
Причины жидкого стула лечение
Бальмонт К.Д. - стихи о любви.
Никита высоцкий стихи
Корчит рожу фото
Стихи о любви. Константин Бальмонт.
Птица галка фото и описание
Суперсооружения третьего рейха сколько серий
Понятие исполнения обязательств в гражданском праве
Стихи Константина Бальмонта о любви
Вентиляция картера своими руками