Понимание истории как социального взаимодействия людей проявлялось в разные времена в специфических формах, обусловленных особенностями исторического бытия. Понятно, что попытки дать развернутую и точную дефиницию социальной истории "на все времена" наталкиваются на непреодолимые трудности и заранее обречены на провал. Учитывая исторический характер самого понятия социальной истории как отрасли исторической науки, ключевую роль в ее анализе приобретает выявление актуальных — на каждом этапе интеллектуальной эволюции — интерпретаций ее предмета, формулировки центральных проблем, особого угла их рассмотрения, методов и технических приемов социально-исторического исследования. Становление и расцвет социальной истории как ведущей исторической дисциплины справедливо связывается с интенсивным процессом обновления методологического арсенала исторической науки, развернувшимся в послевоенные десятилетия. Главной и определяющей чертой развития историографии середины XX в. Именно в русле этого широкого интеллектуального движения второй половины XX в. Если попытаться кратко сформулировать важнейшие отличительные черты социальной истории как области исторического знания, то, пожалуй, прежде всего, следовало бы отметить ее удивительную подвижность и способность адаптироваться к радикальным изменениям в динамично развивающейся современной историографии. На разных этапах своего развития эта научная дисциплина неоднократно оказывалась перед необходимостью переопределения собственного предмета и обновления ставших привычными моделей исследования и обобщения. Своей изменчивостью и восприимчивостью, определявшими логику развития "новой социальной истории" в течение нескольких десятилетий, она обязана той предельной открытости другим областям знания — исторического, гуманитарного, социально-научного, — которая заложена в самой природе ее интегрального объекта познания. В е — начале х гг. Именно в эти годы возрождается интерес к исторической и сравнительной социологии, а также к наследию Макса Вебера, который успешно сочетал конкретноисторический, сравнительно-типологический и идеально-типический методы рассмотрения общественных процессов т. Прямолинейному классовому подходу была противопоставлена более сложная картина социальных структур, промежуточных слоев и страт, позволявшая тоньше нюансировать характер социальных противоречий, политики государства, роли религии и церкви, различных форм идеологии. Позитивным моментом явился и постепенный отход от классического факторного анализа как в монистическом, так и в плюралистическом его вариантах. Принципиальной исходной установкой стал взгляд на общество как целостный организм, в котором все элементы взаимодействуют в сложной системе прямых и обратных связей, исключающей возможность редукции и нахождения какого-либо одного, пусть даже относительно независимого, фактора, способного определять все историческое развитие. Однако в целом социально-научные теории, облегчающие анализ структур и процессов, оказались неспособны связать его с изучением деятельности субъектов истории. Новое направление поиску придало введение в социальную историю подходов, заимствованных из антропологии и социальной психологии, причем в середине х — начале х гг. Именно под ее растущим влиянием происходит явный сдвиг интересов социальных историков от исследования объективных структур и процессов к изучению культуры в ее антропологической интерпретации, т. Показательно, что критика истории ментальностей на рубеже —х гг. Это проявлялось в признании социальной дифференцированности культурного поведения и субординации ментальных комплексов, а также в отрицании их автономной динамики и требовании соединения истории ментальностей с историей структур посредством нахождения диалектических взаимосвязей между объективными условиями жизни и способами их осознания. Реконструкция характерной для данной человеческой общности картины мира или совокупности образов, представлений, ценностей, которыми руководствовались в своем поведении члены той или иной социальной группы, все более воспринималась как неотъемлемый компонент анализа социальной системы и как необходимое звено, позволявшее связать исследование социальной среды с анализом деятельности. Особое внимание в объяснении формирующих социальную реальность человеческих действий, исторических событий и явлений стало уделяться содержательной стороне сознания действующих субъектов, в первую очередь их представлениям о взаимоотношениях между разными общественными группами, о социальной иерархии и о своем месте в ней. В такой интепретации история ментальностей, по существу и даже по формулировке ключевых проблем, превращалась в социальную историю ментальностей. В поисках информации, содержавшей достоверные, хотя и косвенные сведения о неотрефлектированных представлениях, социокультурных стереотипах людей прошлого, социальные историки стали также активно заимствовать специфические методы и познавательные приемы антропологов, разработанные для раскодирования чуждых и непонятных европейцу культур далеких племен методики истории жизни и семейной истории, или истории рода, анализ эпизода, события и др. Так, вслед за социологическим в современной историографии произошел антропологический поворот: Антропологическая ориентация выразилась, в частности, в проецировании на социальную историю центральных задач антропологии — постижения субъективных ментальных миров членов той или иной социальной группы и выяснение системы идей и понятий, лежащей в основе любого человеческого действия. Радикальное изменение самой проблематики исследования, направленного на выявление человеческого измерения исторического процесса, потребовало решительного обновления концептуального аппарата и исследовательских методов и привело к формированию новой парадигмы социальной истории, которая включила в свой предмет сферу человеческого сознания как неотъемлемую структуру социальной жизни. Одновременно развивалась ожесточенная полемика между наиболее активными сторонниками и теоретиками социальноструктурной истории, с одной стороны, и исторической антропологии, с другой. Сторонники и теоретики последней обвиняли представителей социально-структурной истории в игнорировании гуманистической стороны истории и призывали отказаться от надличностных или безличных структур и процессов и повернуться лицом к обычному человеку. Так, в социально-исторических исследованиях сложилась ситуация отнюдь не мирного сосуществования двух парадигм: Однако инициативу постепенно захватила антропологическая история, или историческая антропология, которая, поставив перед собой задачу синтеза всей исторической действительности в фокусе человеческого сознания в субъективной реальности , в свою очередь, выступила с претензией на последнюю истину и безраздельное господство в новейшей историографии. Начав с народных низов, антропологическая история постепенно включила в свой предмет поведение, обычаи, ценности, представления, верования всех социальных классов и групп, независимо от их положения в общественной иерархии включая отражение меры взаимного противостояния в их представлениях друг о друге , причем интересы историков, не ограничиваясь наиболее устойчивыми и всеобщими стереотипами обыденного сознания, распространялись и на обширный слой более изменчивых социокультурных представлений, во многом специфичных для разных социальных групп. Включение в исследовательский проект новой задачи реконструкции глубинной программы всех видов человеческой деятельности, заложенной в культурной традиции социального универсума, стало несомненным достижением антропологического подхода к социальной истории. И хотя центральный для исторического объяснения вопрос о механизме изменений в сфере сознания оставался нерешенным, антропологическая ориентация открыла пути выхода социальной истории на новый уровень познания. Группа дисциплин была обязана своим происхождением развитию массовых общественных движений, нуждавшихся в формировании исторического самосознания и стимулировавших интерес к прошлому угнетенных и эксплуатируемых слоев населения, народов "без истории" или "спрятанных от истории". Движение за "историю снизу", или народную историю, которое сыграло решающую роль в обогащении социальной истории и переопределении ее предмета, привело, в частности, к выделению таких субдисциплин, как "новая рабочая история", "история женщин", "крестьянские исследования" главным образом, по истории стран Азии, Африки и Латинской Америки и др. Одновременно организационно оформились объединенные по исследовательским методикам "локальная" и "устная" истории. В процессе становления новых субдисциплин росло разнообразие сюжетов и форм исследования, в тех или иных параметрах покрываемых "зонтиком" социальной истории. При этом большинство новых областей междисциплинарной истории, взаимно перекрывая смежные области, охватили все широкое пространство социальной истории и одновременно перекинули своеобразные мостки к смежным гуманитарным и социальным дисциплинам. Но в отсутствие теоретически проработанного основания для обобщения данных, полученных при исследовании все более дробившихся новых междисциплинарных объектов, перспективы ожидаемого синтеза становились все более туманными. Очередная смена научных ориентиров — антропологический поворот — не сопровождалась необходимой теоретической работой, которая могла бы способствовать практическому "присвоению" достижений различных исследовательских подходов. Ничто не свидетельствовало не только о согласии относительно будущей программы междисциплинарного синтеза, но и о наличии внутридисциплинарного консенсуса по самым принципиальным вопросам. Представители разных направлений в области социальной истории с самого начала расходились в понимании ее предмета и методов. Теоретико-методологические и идейно-политические разногласия обусловили и различные подходы к содержанию, задачам исследования и общественной функции социальной истории. Одни исследователи, рассматривая социальную историю как промежуточную область между историей экономической и политической, ограничивали ее задачу изучением социальной структуры в узком смысле слова, то есть социальных ячеек, групп, институтов, движений так называемая социально-структурная история. Другие стремились постичь человеческое общество в его целостности, исследуя социальные связи между индивидами в духе "тотальной" истории "школы "Анналов"" или "истории общества как системы". В этом контексте складывались научные программы, отражавшие представление об интегративной природе социальной истории и в то же время по-разному интерпретировавшие ее внутреннее содержание и основание синтеза. В дискуссиях х — начала х гг. Решение вопроса о статусе социальной истории наталкивалось не только на различия в субъективных оценках. Существовали объективные трудности, связанные с тем, что все, что имеет отношение к людям, — межчеловеческие, межличностные связи, — социально; сфера социального интегративна по сути и поэтому плохо поддается вычленению. В соответствии со сложившимися противоречивыми представлениями о статусе и предмете социальной истории последняя выступала, с одной стороны, как область исторического знания об определенной сфере исторического прошлого, и прежде всего как область знаний о всевозможных сферах социальных отношений и активности людей, а с другой — как особая, ведущая форма существования исторической науки, построенной на междисциплинарной основе. Эти противоречия не могли не распространиться и на сферу практической методологии, обсуждение принципов которой отличалось особой остротой. Все больше и чаще критиками как извне, так и в среде самих социальных историков отмечались следующие негативные моменты: В отсутствие специальных теоретических разработок подмена исторической методологии техническими приемами исследования, ориентированными на познание явлений современного мира или так называемых "неподвижных культур", отказ от создания собственных концепций, учитывавших исторический контекст и динамику развития и т. Критическим атакам подверглись и исследовательский инструментарий, и содержательная сторона, и способ изложения "новой социальной истории". Особенно это касалось бесконечной фрагментации объекта исследования, сложившейся традиции проблемного изложения материала и намеренного отторжения вопросов политической истории. Последнее, впрочем, в значительной мере было сглажено усилиями историков ментальностей, которые связали политическую историю с социальной посредством концепции политической культуры, включавшей в себя представления о власти в массовом сознании и отношение к политической системе и ее институтам. Вполне естественно было искать способ комбинации анализа общества и исследования культуры в задававшей познавательные ориентиры антропологической науке, но в ней самой не утихали многолетние споры о соотношении предметных полей социальной и культурной антропологии как и между категориями общества и культуры. Последствия конфликта между социальной и культурной антропологией негативно сказались на обеих дисциплинах. Воссоединение этих двух перспектив антропологического анализа в контексте исторического исследования выглядело чрезвычайно многообещающим. Одновременно росло осознание взаимодополняемости новых междисциплинарных и традиционных исторических методов, которые сохранили свое центральное место в исследовательской практике. В дискуссиях середины х гг. Интегративная тенденция проявлялась в то время во всех субдисциплинах социальной истории и в историографии всех западных стран, хотя и не совсем равномерно. Развитие социальной истории в разных странах имело специфические черты, которые отражали, с одной стороны, особенности соотношения различных традиций в национальных историографиях, а с другой — специфику влиявших на ее развитие внешних факторов. Например, в числе факторов, придавших характерные черты социальной истории в Англии, следует назвать авторитет и активность социальных историков марксистской ориентации; вековые традиции различных школ локальной истории и исторической географии, внесших немалый вклад в исследование динамики взаимодействия человека и его природно-социальной среды; мощное влияние английской социальной антропологии, обладавшей богатейшим практическим опытом. И наконец, последнее по порядку, но отнюдь не по значению: Заимствование проблематики и методов социальной антропологии сыграло особенно важную роль в развитии "новой социальной истории" в Великобритании. Смычка историографии и социальной антропологии произошла в значительной степени благодаря усилиям ведущих социальных антропологов, которые активно выступали в пользу взаимодействия двух дисциплин, а точнее — за оснащение "теоретически отсталой" историографии концепциями и методами, отработанными в полевых исследованиях различных этнических общностей на окраинах современного мира. Комплексный анализ локальных сообществ традиционного типа, моделирование и типологизация внутри- и межгрупповых социальных взаимосвязей и другие методы социальной антропологии использовались историками применительно к собственному объекту исследования — локальным общностям прошлого. История народной культуры, ставшая своеобразным английским эквивалентом французской истории ментальностей исследовала проблемы обыденного сознания на основе социально-антропологического подхода и использования фольклорных и локально-исторических источников. Она ввела в научный оборот огромный источниковый материал, характеризующий особенности духовной жизни и поведения людей, с локально-региональной и социально-групповой спецификациями. Главная История История исторического знания. Социальная история и историческая антропология Понимание истории как социального взаимодействия людей проявлялось в разные времена в специфических формах, обусловленных особенностями исторического бытия.
Проблемы usb 3
Виброцил инструкция по применению спрей в нос
Социальная история
Где жили николай 2
Расписание поезда нижний новгород питер нижний новгород
Новости на зик тв
Приглашаю в сетевой бизнес
Где находятся сохранения minecraft
Состав преступления и уголовный закон
Кроссворд неправильные глаголы английского языка
Характеристики усилителя вега 50 у 122
Кгасу расписание экзаменов
Социальная история
Выбрать хороший монитор для глаз
Игра кофейня рецептыи истории играть
Кузьмин дождь текст
Сколько норма холестерина в крови у женщин
Уфмс на неделина 11 график работы
Социальная история
Загальна характеристика нафти
Каширское шоссе 24 карта
Курсыпо истории искусствв москве
Тунисские цветы со схемами