Помню, осень стоит неминучая,. Восемь лет мне, и за руку мама: В пеших далях — деревья корявые,. Дождь то в щёку, то в спину,. И в мои сапожонки дырявые. Образ детства навеки —. Как мы входим в село на болоте. Вот и церковь с разрушенным верхом,. Вся в грачином помёте. На минуту укроет от ветра. Нас возьмёт грузовик попутный,. По дороге ползущий юзом,. И опустится небо мутное. К нам в дощатый гремучий кузов. И споёт во все хилые рёбра. Октябрятский мой класс бритолобый: Из чего я росла-прозревала,. Что сквозь сон розовело? Ты горька, как осина,. Но превыше и лести, и срама. Моя Родина — самая сильная. Сожалеть об утраченном поздно. И куда за подмогой пойдёшь? На единственном поле колхозном,. Еле слышен, развеян по воле. Весь в пыли, не растерян нисколько,. Ветер сушит усталые очи,. К ночи Колька работу закончит. И, достав из кармана чекушку,. Как отрадно зелёному лесу. И грибы ему в ноги полезут,. Солнца луч предзакатный и длинный. Набери на закуску малины,. Колька, Колька, родная душа! Выше горечи, выше обиды. Спи под сводами древнего шума,. И не думай, вовеки не думай,. Не отрёкся от первой любви,. Он как будто и жил. Старомодно свой век отслужил. Он от жизни не взял ничего,. Этот знал, что пойдёт далеко,. Ведь для умного ложь — не обман,. А быть может, и благо порою. Он пошёл из романа в роман,. Он с десяток имён износил. Побывал он в добре и во зле,. И доживший до наших времён,. И за ней же — не ждут никого,. Пётр Гринёв и невеста его,. Церковь закрыта в двадцать восьмом,. Плавает пух сорняков над селом,. Женщина выйдет, бледна и худа,. Лучше накрыло бы общей волной,. Тихо отпрянет куда-то во мглу,. Тянется длинный асфальт по селу,. Церковь стоит посредине села,. Липа ветвями её обняла,. Ясен и светел над ней небосвод,. Ангел, сказали мне, в липе живёт. Белые крылья сложив в вышине,. Там, в лучезарной долине из роз,. Надо — построю вам новый колхоз,. Спит население, лишь от души. И, уставая бессильно сгорать,. Полно, никто не хотел умирать. Выбилось лето из сил,. Август к окну подступил,. Всё обращается в прах,. Лёд у порога разбить. Здесь живая кукушка кукует,. Сосны хвоей сорят в огород. Где найдёшь первозданность такую? Надышись на столетье вперёд! В час, когда за шершавой стеною. Огонёк потухает в избе,. Я вселенской дышу тишиною,. Но не рада ни ей, ни себе. Не рыдает, не ропщет, не стонет. Этот жалкий десяток домов,. Но покорно и медленно тонет. И к последнему часу готов. И, внимая разверзшейся бездне,. У нахлынувшей ночи в плену,. Он не этим ли часом исчезнет,. Без остатка уйдя в глубину? И сомкнутся, цветеньем повиты,. Эти травы над ним, как вода,. И средь жёлтой пыльцы ядовитой. Будут долго ржаветь провода. Ты не слышишь ли там, под землёй,. Там почудятся кровли строений,. Тени тёмных старух скользят. И старик, закурив папиросу. У завалинки возле окна,. Долго правит ненужную косу —. И звенит, и звенит она. Над чёрной пропастью пруда,. Она царит, в сердца неся. И каждый маленький листок. И каждый тихо изнемог,. И подойдя, что ближе нет,. И мы молчим из нашей тьмы,. Мы тихо сжались, чтоб пришли. Я не ищу судьбы иной. Но травы, птицы и цветы. И молча вышли я и ты. Где бы знатное выбрать родство —. Только глянешь — на сердце падёт. Эта древнего стойбища стать,. В ваших лицах нельзя прочитать. О чужой, неразгаданный взгляд,. Так таёжные звери глядят,. И колхозы, и голод, и план —. Что с того, что сама я не раз. И как быстро вы в землю ушли,. Так с годами до сердца земли. Что не жить, что не здравствовать мне. Как млденец, умерший во сне,. И отрезала вас немота. И живу я с пустого листа,. Быть вольной вовек, как трава молодая,. Чей короток срок, но выносливы корни;. В лицо рассмеяться, под серп попадая: Трофей незавиден, он вас не накормит! Всходить, чтоб везде узнавали: По чистому цвету, по буйному росту,. По старой привычке — без страха селиться,. Где счастья не вдоволь и выжить непросто. Сгодиться Отчизне в тот день её чёрный,. Когда ни сказать и ни крикнуть иначе,. Как только лишь выпрямить стебель упорный. И, молча поднявшись, себя обозначить. И путник, проснувшись, покинет жилище,. И утренний ветер навстречу подует. И терпенью приходит конец. Я тебе благодарна заране,. Смотрит в окна осколок зари,. Выйди вон и один покури. Вымирает твой древний народ,. И всё так же природа сильна. Брат, ты вышел из этих дверей —. Обратися же в сойку скорей. Ты летишь, и тебе нипочём,. И гудела в кустах тетива,. Никого не сгубила молва,. Так мы жили без нефти и газа! Ты лети, ты неси свою весть,. Ты летишь — тебе некуда сесть: И на твой бессознательный клик,. Вот стоит твоя нищая рать,. А другой не удастся собрать. Глупостей этих, и в сумерках летней поры,. О, не скрипи полусонных окраин дверьми,. Цепью собачьей, как мимо иду, не греми! Что ты мне под ноги льнёшь. Узких дощечек, зачем подглядеть мне даёшь. Таинство сада, где вздрогнула ветка и — бух! Ягода спелой малины упала в лопух. Хлещут меня по плечу, утыкаются прямо в лицо. Быть безоглядно доступным для всех и для вся. Я так успешно тебя начала забывать. Не смей же меня волновать! Что мне покорная родина? Крайнего дома покатая крыша чиста,. Месяц над ней, и берёза, и шелест листа…. Это давнего, дивного детства весна,. И опять во все стороны света видна. Пусть убога, мала, не на месте взошла. Кто её уберёг для себя и детей,. Фронтовик, навидавшийся всяких смертей,. Это было в далёкой советской стране,. Вот он едет в село на железном коне —. Это жизнь, это в космос Гагарин ушёл,. И ребёнка спросонья сажают за стол,. На юбилейном вечере В. Русские поэты читают свои стихи. Песни на стихи Николая Рубцова. СЫРНЕВА Светлана Анатольевна родилась в году в деревне Русско-Тимкино Уржумского района Кировской области. После окончания Кировского государственного педагогического института работала учительницей русского языка и литературы, корреспондентом, а затем редактором уржумской районной газеты, корреспондентом кировских областных газет. Сейчас она руководитель пресс-службы администрации города Кирова. Помню, осень стоит неминучая, Восемь лет мне, и за руку мама: В пеших далях — деревья корявые, Дождь то в щёку, то в спину, И в мои сапожонки дырявые Заливается глина. Образ детства навеки — Как мы входим в село на болоте. Вот и церковь с разрушенным верхом, Вся в грачином помёте. Лавка низкая, керосинная На минуту укроет от ветра. Нас возьмёт грузовик попутный, По дороге ползущий юзом, И опустится небо мутное К нам в дощатый гремучий кузов. И споёт во все хилые рёбра Октябрятский мой класс бритолобый: Из чего я росла-прозревала, Что сквозь сон розовело? Ты горька, как осина, Но превыше и лести, и срама Моя Родина — самая сильная И богатая самая. На единственном поле колхозном, как положено, вызрела рожь. И грибы ему в ноги полезут, ему ягоды в руки пойдут. Набери на закуску малины, Колька, Колька, родная душа! Выше горечи, выше обиды несмолкающий шелест вершин. И не думай, вовеки не думай, для чего надо жить и дышать. Он как будто и жил по чужой, не по собственной воле. Побеждённый соперник его оказался хитрее. Он пошёл из романа в роман, и — центральным героем. Плавает пух сорняков над селом, силясь приткнуться куда-то. Лучше накрыло бы общей волной, померли б вместе, не мучась. Тянется длинный асфальт по селу, Взрытый пучками растений. Липа ветвями её обняла, купол собой заменяя. Ангел, сказали мне, в липе живёт и по ночам вылетает. Надо — построю вам новый колхоз, новую школу открою! Невыразимо они хороши, краткие летние ночи! Полно, никто не хотел умирать по отведённому сроку. Август к окну подступил, и запотело окно. И остывания пар в келье скопился моей, словно внесли самовар для неизвестных гостей. Много таких вечеров будет теперь у меня: Всё обращается в прах, всюду печаль залегла, и дотлевает в лесах пламя любви и тепла. Возле багряных калин, возле седых тополей сам ты себя закалил к холоду жизни своей. И, преклонясь головой, стал ты на тополь похож: Всё потерять заодно, приобретая взамен это седое окно, сон остывающих стен! Лёд у порога разбить и на задворках села снег и свободу любить больше любви и тепла. В час, когда за шершавой стеною Огонёк потухает в избе, Я вселенской дышу тишиною, Но не рада ни ей, ни себе. Не рыдает, не ропщет, не стонет Этот жалкий десяток домов, Но покорно и медленно тонет И к последнему часу готов. И, внимая разверзшейся бездне, У нахлынувшей ночи в плену, Он не этим ли часом исчезнет, Без остатка уйдя в глубину? И сомкнутся, цветеньем повиты, Эти травы над ним, как вода, И средь жёлтой пыльцы ядовитой Будут долго ржаветь провода. Порою закатной Ты не слышишь ли там, под землёй, Отголоски беседы невнятной, Шевеление жизни живой? Там почудятся кровли строений, Очертания старых оград. Отворяются тёмные сени, Тени тёмных старух скользят. И старик, закурив папиросу У завалинки возле окна, Долго правит ненужную косу — И звенит, и звенит она. И каждый тихо изнемог, ещё не зная, что случилось. Ничтожны пред тобой мои поля, мои дубравы, когда ты луч бросаешь свой для развлеченья и забавы. И молча вышли я и ты навстречу неизвестной силе. И нет ничего, кроме старого жёлтого фото. В ваших лицах нельзя прочитать ни волненья, ни счасья, ни горя. Так таёжные звери глядят, на мгновение выйдя из чащи. Так с годами до сердца земли утопают ненужные клады. Как млденец, умерший во сне, ничего вы сказать не успели. И живу я с пустого листа, и своё сочиняю наследство. Сгодиться Отчизне в тот день её чёрный, Когда ни сказать и ни крикнуть иначе, Как только лишь выпрямить стебель упорный И, молча поднявшись, себя обозначить. И путник, проснувшись, покинет жилище, И утренний ветер навстречу подует. МАРИЙСКИЙ ПЕВЕЦ - И терпенью приходит конец. Я тебе благодарна заране, неизвестный марийский певец, отказавшийся петь в ресторане. Выйди вон и один покури под кустом первобытной сирени! Обратися же в сойку скорей по природе твоей, по поверью! Никого не сгубила молва, никого не сгубила зараза. А другой не удастся собрать и надеяться надо на эту. Маленький город, нельзя Быть безоглядно доступным для всех и для вся. Я так успешно тебя начала забывать В лёгкой разлуке. Крайнего дома покатая крыша чиста, Месяц над ней, и берёза, и шелест листа… Кривая берёзка Ларисе Барановой-Гонченко Это давнего, дивного детства весна, где природа блестит, оживая. И опять во все стороны света видна в чистом поле берёзка кривая. Фронтовик, навидавшийся всяких смертей, иль подросток деревни голодной. Вот он едет в село на железном коне — Работяга, отец, победитель! И ребёнка спросонья сажают за стол, где раздольные песни поются. Там, где канули села в глубины земли, где деревни рассыпались в прах — молчаливо и мощно они возросли на неведомых миру корнях. Что из недр пробирается к кронам живым, для кого этих листьев шлея? Может, разум вселенский читает по ним тайну нашего здесь бытия. Не они ли в подземной сплелись темноте километрами цепких корней, общей жилой срослись: И, срываясь, по ветру летят семена, и в потоке воздушной волны, шар земной огибая, текут имена, что не нам и не нами даны. ФЕЛЬДШЕР Ветер в пробоинах стен завывает, парк вековой безнадёжно печален. Старенький фельдшер здесь часто бывает, ссохшейся тенью стоит у развалин. Каменных статуй понурые спины, холод мансарды да яма колодца… В дом этот чёрный, дворянский, пустынный жизнь никогда, никогда не вернётся! В давние, былью поросшие годы знатный хозяин бежал за границу. В доме господском по воле народа односельчане открыли больницу. Вместе со всеми на стройке с рассвета вкалывал дюжий глава сельсовета, зычно орал со стропил всему свету: Сколько здесь раненых к жизни вернулось — да с того свету, считай, воротилось! Помнят ли стены промозглые эти, как здесь рождались весёлые дети, как на лошадке своей по ухабам фельдшер являлся к беременным бабам! Незачем долго работать в России — кровью к земле прикипая, трудиться. Нынче никто не содержит такие в нищей деревне большие больницы. Если ты хворый — ступай себе в город, катятся к городу автомобили. А за околицей, у косогора церковь покрасили, восстановили. Тянутся к ней просветлённые лица, скованный дух обретает свободу. Старенький фельдшер не ходит молиться: Разве душе, изгоревшей до края, легче или тяжелее бы стало? Грозные образы ада и рая блёкнут пред тем, что она испытала. Вехи дорожные чести и долга, детские призраки рая и ада… Слишком уж долго живу я! Так долго русскому жить человеку не надо. Привычная к зною и стуже, вдали от глобальных идей, живу я не лучше, не хуже других неприметных людей. Работали люди и пили, убогую ношу несли. И акций они не скупили, и в новую жизнь не вросли. Уткнувшись в свои огороды, в нехитрый удел свой земной, наивные дети природы неслышно пройдут стороной. И там, где сольётся дорога в тумане, в морозном дыму, всё мнится присутствие Бога, но нет доказательств тому. ЗИМНИЙ ХОЛОД Выхожу я в тёмное пространство зимней ночи, длящейся давно, и её морозное убранство звёздным светом всё озарено. Не было ни осени, ни лета, не бывало юности моей. Падают на землю иглы света, иней упадает с тополей. Так тропа туманная, сырая, знойная, зелёная стезя тихо довела меня до края, за которым жить уже нельзя. Словно тяжкий упадает молот, грозный наступает приговор. Но люблю я этот зимний холод и морозом скованный простор! Рождена среди студёной пыли, я ещё не ведаю сама, как меня спасали и хранили снег, мороз и русская зима; чем меня дарили поневоле, в снежное закутав полотно. Им досталось местечко в углу фотографии. И лицом-то, лицом получились как неруси. Почему это так, уж они ли не русские! Ведь живой ты на свете: Чай, за всю свою жизнь раза два и снимаешься. Гости спали ещё, и не выпито горькое,. Лишь бы имечко внуку придумать позволили,. Об этом мечтать не приходится. Может, в гости приедут? Пусть когда-то потом, ну понятно, не сразу ведь…. Хорошо хоть, что фото со свадьбы останется: Климов Поэзия Проза Песни Русская гармонь Фольклор Фото Кино Живопись Народные промыслы Советуем прочитать Русская мысль РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ История. Уклад Трагедия русской деревни. Прописи Поле Куликово Капитанская дочка Сельский ангел "Выбилось лето из сил МАМЕ Только травы одни наклоня, ветерок пробегает упрямо. Здесь когда-то жалели меня и деревья, и птицы, и мама. Через адские муки земли вы себе находили дорогу, но любить меня так же смогли, как беспечно счастливые могут. И в деревне, пробитой насквозь, под ветвями ничейного сада столько счастья когда-то сошлось, что иного поныне не надо. Тёплый дух всё идёт от межи, где когда-то строенья стояли. Положи мне постель, положи в чистом поле любви и печали! И пускай, охраняя постель, под созвездьями счастья и воли с криком бродит всю ночь коростель, не видавший ни горя, ни боли. Зарастают лихие года, зарастает и счастье простое. Нас с тобой не поймут никогда, потому что того мы не стоим: И молчали они всю дорогу, уставшие, две родимых сестры, на двоих одно дитятко возрастившие и, как могли, воспитавшие: А они горожанам глаза не мозолили и не станут мозолить, как нонече водится. Лишь бы имечко внуку придумать позволили, где уж нянчить! Пусть когда-то потом, ну понятно, не сразу ведь… Хорошо хоть, что фото со свадьбы останется: Ну а дома бутылку они распечатали, за Володюшку выпили, песня запелася:
Нино катамадзе перевод песен
Бит руками на столе
Журнальный зал
Нулевой баланс образец заполнения 2016 год
Берут ли в армию с переломом руки
Права детей в социальной сфере
Пример заявления об увольнении по собственному желанию
Инструкции для кассира
Crystal castles deicide перевод
Где в днр можно
Цитаті из книг
Вызов фагот отзывы кто делал
Светлана Сырнева. Избранные стихи
Подчеркни в тексте орфограммы на правописание шипящих
Причины выпадения кислотных дождей
Игры про историю героев
Схема соборов кремля
Как испечь пшенично ржаной хлеб в хлебопечке
Светлана Сырнева. «Прописи»
Нефть сегодня график
Камбала способ приготовления
Как обновить драйвера на windows 7 максимальная
Субфебрильная температура днем пониженная ночью