Skip to content

Instantly share code, notes, and snippets.

Created September 25, 2017 23:56
Show Gist options
  • Star 0 You must be signed in to star a gist
  • Fork 0 You must be signed in to fork a gist
  • Save anonymous/7b8669ca09719004e632b282008e318b to your computer and use it in GitHub Desktop.
Save anonymous/7b8669ca09719004e632b282008e318b to your computer and use it in GitHub Desktop.
Рассказ снежный ком

Рассказ снежный ком



Ссылка на файл: >>>>>> http://file-portal.ru/Рассказ снежный ком/


Презентация «Составление рассказа «Снежный ком» по серии сюжетных картинок»
Дидактическая игра «Снежный ком» для старшего дошкольного возраста.
Урок "Про снежный ком"
























Её бабушка всегда с утра шла сначала доить корову, а потом уже заниматься другими делами. А Нюре, как гостье и вообще городской девочке, позволялось немного полежать. Обычно бабушка заходила с большой чашкой парного молока, которое Нюра любила выпить не вставая с постели. А когда вышла во двор и подошла к коровнику, почувствовала неладное. Бабушка лежала у самых дверей, а корова Ромашка неловко переминалась с ноги на ногу и осторожно нюхала бабушкины калоши. Так Нюра осталась одна. Конечно, первой мыслью было: Но пока похоронили бабушку, пока пришел ответ отца, что он никак не может выехать из части раньше, чем через месяц… Ехать самой? Когда Нюра увидела, с какой готовностью соседка Александра Евдокимовна согласилась присмотреть за Ромашкой, то решила, что никуда не поедет, и раз бабушка справлялась одна, то и она справится. Главное, доить, она умела. А потом началась война. И всё стало сразу очень непонятно. Сначала было много шума и суеты. Потом опять стало тихо и как-то жутко. Неясно было, что делать. Кто-то собирался и уезжал, но Нюра опять осталась. Просто бросать все и куда-то ехать было страшнее, чем оставаться в привычном бабушкином доме. Через неделю пришли немцы. Мимо дома долго ехали танки, грузовики и шагали солдаты. Тогда Нюра по-настоящему испугалась. Но в первый день ничего не произошло, а на следующее утро, когда Нюра только встала и едва успела одеться, она услышала гул моторов прямо под окном. С дороги во двор сворачивал мотоцикл с коляской, а следом небольшой открытый автомобиль, из него выскочили солдаты и стали подходить к дверям. Зазвучала немецкая речь, послышались удары. Нюра зажмурилась, у неё ослабели ноги и она просто не могла заставить себя отпереть задвижку. Тут по двери ударили очень сильно, и она с треском открылась. На пороге стоял солдат и черное отверстие в дуле его винтовки смотрело прямо в нюрино лицо. Она прикрыла глаза, и из-под ресниц потекли слезы. Её обступили, подтолкнули в плечо. Она оказалась во дворе. Подошел офицер, глядя в какую-то книжку, спросил медленно, с сильным акцентом: Нюра смотрела в его лицо, почти наполовину затенённое козырьком форменного кепи, и не могла понять вопроса. Он повторил еще медленнее. Последовал еще один вопрос: Офицер внимательно смотрел на неё. Потом повернулся и отдал приказ. Высокий солдат в каске и с автоматом, болтающимся за спиной, вытащил из машины ранец, и они вдвоем с офицером вошли в избу. Остальные автоматчики разбрелись по двору. Нюра побежала к Ромашке. Кажется, о ней забыли, и корову, слава богу, не трогали. Она просидела до вечера в коровнике, прислушиваясь к чужим голосам. Было ясно, что офицер и, кажется, один солдат поселились в доме. Можно было переночевать на соломе, но без одеяла не заснуть, холодно. Нюра следила за домом. К вечеру стало тихо, во дворе остался один мотоцикл. Ей было безумно страшно выходить, а как войти в дом, где теперь чужие солдаты, она даже боялась представить. Но надо решаться пока светло… Она глубоко вздохнула и осторожно переступила порожек коровника. Медленно пересекла двор, подошла к ступенькам крыльца. Она поняла, что ни за что не решится открыть дверь и войти. Наконец дверь отворилась и высокий солдат медленно спустился, поглядывая на неё. Он молча прошёл мимо Нюры и через пару минут вернулся. Немец прошёл к дверям, но потом остановился, обернулся и что-то спросил. Хотя Нюра изучала немецкий в школе, она ничего не поняла. Она заставила себя пойти следом за солдатом. Стараясь не поворачиваться к нему спиной, Нюра быстро подошла к кровати, сдёрнула верхнее байковое одеяло и выбежала. В коровнике она устроилась довольно удобно в углу, собрав всю разбросанную солому и, прикрыв глаза, попробовала себя подбодрить: Дрожащими руками она приоткрыла дверь: Надо было принести воды. Она пошла к колонке. По улице нужно было пройти метров тридцать. Солдат видно не было, но недалеко стоял бронетранспортер. Нюра пробежала мимо него, быстро набрала воды. Денщик так она про себя стала называть высокого перелил воды в таз и внес в дом. Нюра стояла, не зная, что делать дальше. Немец опять показался в дверях с кувшином в руке и подошёл к ней. Она слышала, что он идёт за ней к коровнику. Пока доила, он стоял в дверях. Потом опять проводил её с ведром молока к дому. Когда она остановилась у крыльца и поставила ведро, он вдруг схватил её за талию и грубо притянул к себе. Нюра завизжала резким и высоким голосом, как кричат городские девчонки, когда видят мышь, немец выпустил её, в дверях появился офицер. Она в ужасе присела на корточки, обхватив руками колени и зажмурилась, ожидая удара или пули. Она слышала, как офицер спустился по ступенькам, он что-то приказал солдату, тот откозырял и исчез. Нюра сидела, втянув голову в плечи, немец стоял над ней, когда она решилась приоткрыть глаза, увидела блестящие черные носы его сапог. На следующее утро денщик кажется, она слышала, что офицер называл его Хайнц , подойдя к коровнику, постучал в дверь, оставил ведро и ушёл. Нюра сама набрала воды для немцев и себе, подоила корову, принесла к крыльцу крынку с молоком. Она хотела оставить все это на ступенях и уйти, но денщика не было видно, стояла тишина, и Нюра замешкалась. Вдруг входная дверь распахнулась и вчерашний офицер оказался прямо перед ней. Она застыла, глядя ему в лицо. Худощавый невысокий мужчина не старше тридцати лет, как ей показалось, без кителя, в коричневых подтяжках, стоял, держась за ручку двери и смотрел на неё в упор. Нюра хотела поздороваться, но губы пересохли и только беззвучно шевельнулись. Немец перевёл взгляд на ведро и крынку молока, потом опять посмотрел на неё. Он сделал какое-то движение рукой, отступил немного назад. Нюра, глубоко и медленно вздохнув, взяла молоко и на ватных ногах вошла в горницу. Она увидела разобранную кровать, чужие вещи и одежду на лавках. Офицер прошел перед ней вглубь комнаты, сел за стол, на котором лежала бумага, авторучка, портсигар. Он взял ручку, чтобы продолжить письмо. Нюра осторожно опустила крынку на край стола. Он опять поднял голову и посмотрел на неё. Он задумчиво повертел ручку, попробовал улыбнуться. Она, помертвев, отступила к двери. Она кивнула, да живу одна. Потом подвинул ей половинку от шоколадной плитки, лежавшей на столе. Нюра сделала шаг назад. Но она покачала головой, повернулась и быстро вышла. Когда назавтра Нюра опять принесла молоко, денщик сидел на крыльце. Она хотела оставить кувшин на ступеньках, но Хайнц велел ей войти. Девушка остановилась на пороге и негромко поздоровалась. Она не сразу увидела офицера, сначала только его мундир на спинке стула и кобуру на столе. Немец брился, сидя боком на подоконнике, почти спиной к ней, глядя в зеркало, прикреплённое к оконной раме. Створки окна были раскрыты, свежий утренний воздух наполнил комнату. Нюра стояла, завороженная пугающим видом кобуры с торчащей ручкой пистолета. Немец глянул на нее через зеркало: Она обошла стол и поставила молоко на край, подальше от оружия. Шоколадка по-прежнему лежала рядом с портсигаром и авторучкой. Нюра чувствовала, что он продолжает за ней наблюдать. Нюра посмотрела на немца. Он кончил бриться, вытер лицо и спрыгнул с подоконника. Прошёлся по комнате, не глядя на неё, стал надевать китель. Неожиданно осмелев, она отломила от плитки кусочек. Он застегнул пуговицы, поддёрнул полы и взял со стола ремень с кобурой. Он коротко взглянул на неё, кивнул и отвернулся. Нюра привыкла к новой жизни. Она теперь спала в дровяном сарайчике. Там было тесно и нельзя было подпереть дверь, но зато было чище и суше. А чтобы запереться, Нюра приспособила щеколду. Не очень надёжно, но, подумала она, если вздумают ломиться, какие уж тут подпорки Впрочем, её не трогали. Каждое утро она приносила молоко, воду, яйца. С офицером, точнее, унтер-офицером, вежливо здоровалась. Однажды он спросил, как её зовут. Он опять сидел на подоконнике, но не брился, как в тот раз. Она вытирала стол тряпкой. Она повернулась в сторону выхода, но он вытянул ногу, преграждая ей путь в узком пространстве между окном и столом. Мужчина в распахнутой рубахе сидел около неё, почти касаясь её колена, она слышала его дыхание, и, если бы повернула голову, заглянула бы ему прямо в глаза. Но она не шевелилась, её почти парализовало страхом или чем-то, что она приняла за страх. Наконец, овладев собой, она проговорила: Он опустил ногу, она сделала шаг к двери, опять остановилась, обернулась. И посмотрела в его лицо долгим, внимательным взглядом. Он ответил ей серьёзно, без улыбки. Оказалось, он моложе, чем она думала, это просто парень, сказала себе Нюра, просто парень, с которым можно сидеть на подоконнике И тут же одёрнула себя: Она пошла к двери, ожидая его шагов за спиной, но было тихо. Огонёк в ней погас. Она видела боковым зрением, что Гюнтер всё так же сидит на окне, но уже не глядя на неё, опустив голову. Она подошла к иконе и наклонилась за бутылочкой масла в тумбочке, долила в лампадку, но зажечь огонь было нечем. Нюра оглянулась вокруг, немец подошёл сзади и стал смотреть на икону богоматери. Он щелкнул зажигалкой и поднёс её к лампаде. Они стояли рядом перед иконой и думали только друг о друге. И когда он взял её за плечи, повернул к себе и стал целовать, она уже не смогла его оттолкнуть. Нюра сидела в углу кровати, подобравшись комочком, почти в такой же позе, как тогда, перед крыльцом, и смотрела в окно, светлевшее посреди сумеречной комнаты. Странное ощущение сладостной тревоги и одновременно умиротворения владело ею. Недавние боль и стыд исчезли бесследно. Он только показался ей обычным парнем, но всё в нем было не такое, как в окружавших её местных ребятах. Слишком аккуратная стрижка, слишком выбритое лицо, незнакомая одежда, непонятный язык. Нюре захотелось подняться, но она не могла решиться переступить через немца. Наконец он пошевелился и открыл глаза, сел на кровати, натянул брюки. Достал портсигар, открыл его и, взглянув на Нюру, протянул ей сигареты. Она мотнула головой и стала торопливо одеваться. Он смотрел на неё не вставая, снизу вверх, потом вдруг поймал её руку и притянул к себе. Нюре пришло в голову, что кто-нибудь из солдат может войти в любую минуту. Но он не отпускал, глядя в глаза и словно ожидая от неё чего-то. Только когда она слегка надавила ему на плечи, он разжал руки. Жизнь у Нюры изменилась мало. Она заходила в избу по утрам с едой, иногда варила картошку или курицу. В форме он казался более взрослым, чужим, непроницаемым.. Она разглядывала его украдкой, когда он стоял у зеркала и приглаживал волосы. Гюнтер перехватил её взгляд, неожиданно подмигнул по-мальчишески, надел фуражку. У неё сжалось сердце и она заставила себя опустить глаза. Близости между ними больше ни разу не было. Немцы теперь каждый день куда-то уезжали. Между тем стали появляться тревожные слухи, шептались о расстрелах и виселицах, говорили, что увозят молодёжь в Германию. Однажды холодным августовским утром на рассвете, выйдя из коровника, Нюра увидела Хайнца в шинели у мотоцикла, Гюнтер стоял в дверях, он подозвал её: Завёл в комнату, достал разговорник и стал листать его. Посмотрел на неё требоваательно: Он взял её за руку выше локтя и повторил: Она послушалась и весь день просидела в избе. Правда, было тихо, только однажды до неё донеслись звуки выстрелов и мимо проехало несколько грузовиков. Немцы вернулись уже в темноте, мокрые и грязные. Когда Гюнтер появился в дверях, Нюра посмотрела ему в лицо и тут же опустила глаза. Стараясь скрыть дрожь в руках, суетливо полезла за горячей водой в печь, наполнила ушат. Офицер расстегнул шинель и опустился на лавку у двери, казалось, он не заметил её. Потом стянул с себя мокрую верхнюю одежду и пошёл к кровати. Нюре было страшно, но она не уходила. Гюнтер сидел, прислонившись к коврику на стене, глядя перед собой остановившимся стекляным взглядом. А Нюра стояла над ним, соображая, что делать Было ясно, что надо что-то делать. Она присела на край кровати, листая его. Она нашла то, что искала. Нюра протянула Гюнтеру раскрытую книжку и приложила палец к найденному слову. Он прочёл его, поднял на неё взгляд, медленно покачал головой: Он смотрел в её лицо, и она с ужасом ждала, что сейчас он ударит, или закричит, или заплачет. Он начал расстёгивать верхние пуговицы кителя, но рука его опять безвольно опустилась, он замер, глядя перед собой. Нюра решительно придвинула табурет к полкам рядом с кроватью, потянулась и достала с самого верха свёрток, замотанный в пожелтевшую газету. Развернула полбутылки самогона, поставила на стол, принесла стакан. Гюнтер бросил взгляд на бутылку, с силой, обеими руками потёр лицо, размазывая по нему грязь. Налил себе, выпил большой глоток и закашляляся сильно, едва не до рвоты. Нюра побежала за водой, напоила его, села рядом, обняла: Он наконец снял ремень с кобурой, бросил на пол, лёг, свернулся, не выпуская её руки. Она осталась сидеть на полу у кровати, глядя на его запачканный грязью висок и край уха. Плевать, плевать на всё Несмотря на тревогу и бессонницу, она чувствовала себя болезненно, недопустимо, незаконно счастливой. Этот мужчина с его запахом табака и одеколона, который даже сейчас ощущался, несмотря на грязь, этот мужчина в чужой форме, слишком аккуратный и пугающе вежливый Это был её мужчина. Она прижалась к нему и вдруг разрыдалась, а он стал гладить её волосы и говорить что-то тихим голосом, успокаивая её и себя, пока она не заснула. После той ночи прошло двенадцать лет. Нет, не мало, это очень много. Она это смогла, она этому научилась. Как молча терпеть, как никого не слушать и никого не слышать. Как быть сильной, чтоб не растоптали, и как вставать, после того как растоптали. Как делать один шаг за другим, даже если это очень маленькие шаги, даже если это никому не заметные шаги, главное их делать. А немецкую любовь спрятать глубоко-глубоко, а лучше совсем забыть. Тогда, в сорок первом ей это удалось без труда, само забылось, когда война навалилась на неё по-настоящему. Однажды на швейной фабрике, где Нюра теперь работала, девчонки завели разговор о парнях. Кто-то обратился и к ней с вопросом, но остальные расхохотались: Весь день она была особенно молчаливой. Вечером вместо обеда только выпила чаю, забралась на кровать и долго сидела, крепко сцепив руки вокруг колен. Вместо кос куцый хвостик на затылке. И она совсем не удивилась, когда он подошел и прилёг рядом. Она не столько увидела это, сколько почувствовала, ощутила его около себя. Подвинулась, давая ему место на такой же узкой, как тогда, кровати. Осторожно положила руку на его плечо под шероховатым сукном. А вот имя его она вспомнила, только когда утром увидела Гюнтера на трамвайной остановке по дороге на работу. Полуразрушенное здание бывшей почты разбирали пленные. Он работал рядом с пожилым седым человеком, она узнала его почти сразу. Целую минуту она стояла, не дыша. Когда Нюра наконец опять смогла думать, она сказала себе твёрдо: Она заставила себя отвернуться. Это не может быть он. Тем времененм Гюнтер вместе с напарником складывал на деревянные носилки обломки и мусор. Он поднял целый кирпич, отряхнул его, отнёс в сторону. Подъехал трамвай, и Нюре пришлось отойти, чтобы её не затолкали в вагон. Она не могла заставить себя уехать. Пусть это невероятно, и всё-таки это он. Его песочные волосы, его, хотя и постаревшее лицо. Нюра покосилась на говорившую и отодвинулась. Пришёл и ушёл ещё один трамвай, а она не двигалась с места. Нюра приказывала себе опустить глаза, сосредоточенно разглядывая рельсы и брусчатку, и через мгновение опять возвращалась к нему. Это не он, мало ли похожих людей Нюра заставила себя подняться наконец в подошедший вагон. Когда она возвращалась домой, на развалинах уже никого не было, но на следующий день всё повторилось. Правда, она не сразу разглядела Гюнтера, он был дальше, в глубине. К вечеру Нюра решила, что надо что-то делать. Она знала, что пленные расконвоированы и по крайней мере в светлое время суток могут передвигаться относительно свободно. Иногда некоторые за хлеб или еду помогали жителям. Нюра опять лежала без сна, глядя в потолок. Ну и что ты получишь, даже если это он? Неизбежное и скорое ещё одно расставание навсегда? Она отчётливо вспомнила его лицо в то последнее утро: Во дворе гудел заведённый мотор. Она знала, чувствовала, что это навсегда, и в то же время была почти спокойна. Гюнтер уже вышел за дверь, потом вернулся, взял её за плечи, глядя в глаза. С чем он прощался, этот удачливый унтер, только ли с ней, глупой деревенской девчонкой, только ли с ней тогда, в самом начале долгой войны? Утром Нюра сделала круг, чтобы оказаться около разрушенной почты. Пленные только собирались работать, им раздавали инструменты. Нюра замедлила шаг, она узнала Гюнтера даже со спины. Он взял лопату и, отойдя в сторону, проверял, не болтается ли черенок. Нюра прошла немного вперёд, потом остановилась и оглянулась. Он поднял голову и встретился с ней взглядом. И тут же отвернулся. Напарник хлопнул его по плечу, и они пошли работать. Нюру кто-то толкнул, она быстро пошла вперёд. Три красных яблока и несколько картофелин высыпались из упавшей сумки. Девушка присела на корточки и стала медленно собирать их. Одно яблоко откатилось совсем далеко. Гюнтер в это время прибивал штакетину забора к рейке. Он посмотрел на яблоко, потом на девушку. Она ждала, не шевелясь. Он медлил, потом все-таки положил молоток, сделал шаг в сторону тротуара, наклонился и поднял яблоко. Она тут же оказалась рядом. Она стояла перед ним, глядя прямо в лицо. Он протянул ей яблоко. Кажется, он просто не понимал, чего от него хотят. Он вложил яблоко ей в руку и вернулся к своему забору. Нюра автоматически дошагала до дома и без сил упала на кровать. Ну вот и всё. Навыдумывала, дура, с какого-то перепугу Господи, но как же паршиво Она перевернулась на спину. Но ведь это он. И всё-таки он должен был её узнать, как он мог её не узнать!.. Но что он пережил за эти годы, он мог быть ранен, контужен, мало ли, столько лет в плену Но ведь ты его узнала. А ты разве мало пережила? Ах, знаем мы эти изнасилования, подстилка немецкая. Но я его узнала, а он меня нет. Значит, так тому и быть. Разнюнилась, смотри, ридикюль упрут и всё потеряешь Не потеряю, другое время, усатый откинулся. Она встала, подошла к умывальнику. Они начали ставить забор. Закроют площадку для стройки и тогда всё! Бросилась искать карандаш, какой-нибудь листок, выскочила, не запирая дверь. Пленные уже построились и двигались вдоль трамвайных путей. Они шли навстречу ей, и Нюра остановилась в расстерянности. Гюнтер был в самом конце колонны. Нюра видела, как его седой напарник заметил её и что-то сказал. Он остановился, она подошла. Она опять стояла прямо перед ним и смотрела ему в лицо, ождая увидеть хоть тень узнавания. Но он просто ждал, что она скажет, как ждут билета от кондуктора. Нюра заставила себя заговорить: Он с недоумением посмотрел на пустой лист. Она неловко улыбнулась и нацарапала рисунок. На обратной стороне она написала адрес. Она всё пыталась заглянуть ему в глаза. Нюра осталась стоять на рельсах. Она сунула руки в карманы жакета и нашла яблоко, которое он тогда ей дал. Перекатила его в ладони, как снежок, потом прижала к щеке: Он появился на четвёртыё день. Нюра это время провела в лихорадке и уже успела убедить себя, что больше никогда его не увидит. Но вот он стоит у подворотни, жёлтый деревянный ящик у ног. Увидев его, Нюра на мгновенье прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы справиться с волнением. Подошла к нему, следя, чтобы шаги не казались торопливыми. Он выпрямился и вынул руки из карманов. Он остановился в дверях. Она повернула выключатель, и лампочка под самодельным абажуром из цветного лоскута осветила комнату. Гюнтер огляделся инстинктивно, как делает человек, оказавшись в незнакомом месте. Его удивление не ускользнуло от неё, слегка кольнув. Она не решалась заговорить с ним или подойти. Она переложила в миску обед и наконец посмотрела на него. Он всё ещё стоял в дверях. Вдруг ей опять показалось, что это не Гюнтер, что она ошиблась, перед ней другой человек, хоть и похожий. И дело было не в том, что обноски на нём очень мало напоминали военную форму, что под ногтями въелась неотмываемая грязь, и даже не в том, что пахло от него отнюдь не одеколоном, пахло бараком, недоеданием, безнадёжностью. Что-то глубокое, потаённное в нём изменилось. Нюра показала на единственный стул: Гюнтер опустил приготовленный для Нюры ящик на пол, подошёл к столу. Взяла немца за локоть и показала на рукомойник в углу. И пока она возилась с едой, сидел неподвижно, напряжённо выпрямившись, не поднимая взгляда от края стола. Только когда тарелка опустела, он посмотрел наконец ей в глаза. И она почти спокойно ответила на этот взгляд. Она уже не сомневалась, кто перед ней. И даже больше, она была уверена, что и он узнал её. Он выпрямился и поблагодарил, кашлянув. Кажется, теперь у него прибавилось смелости. Впервые он не отвёл взгляда. И он совсем не удивился, когда она назвала его по-имени. Закурила и передала ему зажигалку. Она смотрела, как он держит в руке зажигалку, очень похожую на ту, что оживила когда-то бабушкину лампаду. Её волнение осталось только в кончиках пальцев, всё еще немного дрожавших. Нюра отдала ему всю пачку, оставив себе одну на утро. И всё равно заговорить было трудно, чёрт, он и теперь оставался человеком из другого измерения, из другой системы координат. Я ничего не знаю о тебе кроме имени, но для меня нет мужчины важнее Такая невероятная встреча, как чудо Неделю назад я даже не вспоминала о тебе Да, ты ни слова не понимаешь, но может, это и лучше Господи, мне хочется прижаться к тебе и стоять и не двигаться Так хочется вспомнить, как у тебя пахнет кожа, волосы Помнишь, как ты звал меня, помнишь? Я вот не забыла Осмелев, она взяла его руку, сжала пальцы. Заглянула ему в глаза. Никто больше никогда меня так не называл, никто Она прижалась щекой к его руке: Du hast Zopfe mit Banderchen gehabt. Im Zimmer war eine Ikone. Она подняла к нему лицо. Du warst so jung! Нюра то ли смеялась, то ли всхлипывала: Он осторожно прикоснулся к её волосам: Тёмно-серый, выше человеческого роста забор из горбыля тянулся вдоль трамвайных рельсов. Остатки развалин полностью скрылись за ним. Ни голосов, ни шума работы из-за ограды слышно не было. Может, улица заглушала их своей утренней суетой. Нюра поднялась в подошедший вагон. Она достала деньги, протиснулась к кондукторше. Невысокая полная женщина-кондуктор оторвала билет. Отсчитала сдачу, не переставая говорить с соседкой: Он прямо на рельсах лежал. Вот здесь, перед поворотом. Я сначала думала пьяный Подошла, смотрю, кепка немецкая, куртка хаки Ноги ослабели, но она всё-таки не упала, когда трамвай остановился. Кто-то помог ей выйти, довёл до тротуара. Когда её перестали поддерживать, она медленно опустилась на колени, продолжая стискивать руками рот, хотя сил кричать уже не было. Боль, вполне физическая, в районе диафрагмы, не давала разогнуться. Нюра лежала, сжавшись, на мокром асфальте. Из пульсирующей боли в её мозгу выплывало: Не было сил ни шевелиться, ни думать, ни дышать. Хотя дышать она продолжала зачем-то. Кто-то потянул её за руку. Ладонь отделилась от губ и на пальцах показалась кровь. Через какое-то время появились носилки. Нюру подняли с земли, погрузили в скорую помощь, кто-то положил рядом снявшуюся туфлю. Дверцы захлопнулись, машина развернулась и уехала. Помогавшие Нюре люди какое-то время стояли вместе, потом подъехал трамвай и тротуар опустел. Может, это болезнь, может быть, но я чувствую, что ты меня слышишь Правильно, что тут сказать. Я виновата в твоей смерти. И говорить больше нечего Двенадцать самых страшных лет моей жизни Но когда я увидела тебя, всё вернулось, как будто их не было Вот какой вопрос я хочу задать Как жить, когда каждый вдох причиняет боль. Воздух режет мне лёгкие, как раскалённое лезвие И кроме тебя мне больше не с кем говорить. А ты всё время молчишь Скажи, что мне делать? Как мне вымолить прощение? Я могу встать на колени. Хочешь, я буду стоять так всю ночь Но что еще я могу сделать? Может, я и не хочу, чтобы она ушла, боль связывает меня с тобой. Ты хочешь уйти, не успев появиться? Я много раз должен был умереть. Я причинял смерть другим, другие причиняли смерть мне. У меня там никого не осталось. Я четыре года стрелял не по мишеням в тире Теперь они не режут, а рвут. Что сказать, чтобы не сделать хуже? Скажи, что ты чувствуешь? И если ты умрёшь, меня тоже не станет. Ты ничего не знаешь обо мне. Ты даже забыл, как меня звал Но и то имя, которое ты не вспомнил, оно не настоящее. Ты даже не знаешь моего настоящего имени!


Журнал выдачи сменных заданий
Где реле поворота на ваз 21099
Сколько нужно вложить
Рассказ снежный ком по серии сюжетныкх част 1
Сделано в лос анджелесе фильм 1989
Пищевая ценность птицы схема
Закон о гос секретах
Исторический снежный ком
Псков на карте мира
Карта cs go 1 на 1
Тема: «Снежный ком. Рассказ по серии картинок»
Лунинец пинск расписание поездов и электричек
Сериал мыслить как преступник 7 сезон
Сорт помидор вельможа описание
Занятие 58. Тема: «Снежный ком. Рассказ по серии картинок»
Опустынивание земель как глобальная экологическая проблема
Sign up for free to join this conversation on GitHub. Already have an account? Sign in to comment