НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ИЗ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ
CFNM - рассказы, воспоминания, заметки, обмен мнен
gentelmen.ru - эротические гей рассказы
Витька докурил сигарету и, щелчком упокоив окурок на клумбе с пионами, хотел уже подниматься — идти спать, как вдруг увидел мелькнувшие в проеме между сараем и кухней-времянкой два силуэта, — сразу за кухней был сад, точнее, несколько яблонь и слива, и там кто-то шарился; Витька замер. Осторожно ступая, он крадучись обогнул сарай и — не выходя из-за угла, замер…. А пацаны уминали сливы… Дни стояли знойные, к вечеру воздух в доме нагревался, спать было душно, — и, проветривая перед сном комнаты, Витька у входа в дом сидел без света, и это-то обстоятельство, очевидно, и ввело пацанов в заблуждение: Витька стоял за углом сарая — буквально в полутора метрах от пацанов, лихорадочно соображая, что ему сделать, чтобы эффект от его появления был максимальный… свистнуть, как Соловей-разбойник, возникнув из-за угла, или, наоборот, спокойно спросить, вкусные ли сливы, — еще неизвестно, что произведет большее впечатление…. Или — белую простынь сейчас бы… завернуться — и медленно… медленно выплыть из-за угла… Витька, представив эту картину, сам себе в темноте улыбнулся: Витька, издав горловой, словно рык медведя, и одновременно пронзительный, напоминающий вой сирены звук, вылетел пулей из-за угла — пацаны, беспечно поедающие сливы, на какой-то миг оцепенели, — они, пацаны и Витька, оказались лицом к лицу…. Рядом, в соседнем дворе, отзываясь на боевой Витькин рев, тявкнула собака, но тут же замолкла, то ли запоздало испугавшись не меньше пацанов, то ли, наоборот, поняв, что парень-сосед дурачится… глухой топот, издаваемый кроссовками убегающего пацана, стих. И вновь наступила тишина…. Пацан чуть дернул рукой, пытаясь освободиться. Ужас, сковавший его в первое мгновение, когда Витька, как спецназовец из крутого боевика, с ревом выскочил из-за сарая, прошел — пацан понял, что они влипли, точнее, влип он, потому что друг его дал деру, бросил его, и теперь ему одному надо как-то выкручиваться — отдуваться за двоих, и еще неизвестно, что теперь сделает с ним хозяин, крепко держащий его за руку, — ужас сменился страхом…. Витьке был двадцать один год; ни отца, ни матери у него не было — во всяком случае, Витька не помнил их и не имел о них никакого представления, они погибли — утонули, когда Витьке было два года, и воспитывала — и воспитала — Витьку бабка. Когда Витька служил, бабка, до этого ничем не болевшая, неожиданно умерла, и Витька, вернувшись домой, оказался на всем белом свете один-одинешенек: Может, поэтому, не особо раздумывая, Витька сразу женился — на дискотеке в соседней станице увидел девчонку, как-то легко, шутя познакомился с ней; спустя неделю они переспали, причем, для Витьки это было впервые — до армии он ни с кем не успел, никого не попробовал; утром, проснувшись, Витька сказал: Ни матери, ни бабки у Витьки не было, и никто не мог ему ни посоветовать, ни отсоветовать… а Светке было уже двадцать четыре, парни в станице пили-ширялись, и Витька на фоне их был настоящим принцем, — через неделю они подали заявление, а вскоре сыграли скромную свадьбу… так, спустя каких-то два месяца после демобилизации, был Витька уже женат…. Все это было в прошлом году. А теперь был июль, Светка была у тещи, в соседней станице — помогала матери консервировать на зиму фрукты-овощи и приехать должна была к выходным, через четыре дня…. Они — и пацан, и Витька — стоя почти вплотную друг к другу, наконец-то один одного хорошо рассмотрели; пацан с удивлением обнаружил, что тот, кто стоит перед ним, вовсе не дяденька, а просто парень, и у этого парня совсем не злое лицо, а Витька, всмотревшись, машинально отметил, что пацан миловиден и что ему, пацану, наверное, лет тринадцать…. Пацан уловил в Витькином голосе вдруг возникшую недоброжелательность и тут же пожалел, что сказал про Москву; ему хотелось Витьке понравиться, и потому про Москву он добавил… зря это сделал, не надо бы говорить, — подумал пацан. Мысль возникла внезапно… и эта внезапно возникшая мысль была Витьке настолько несвойственна и потому для него самого так неожиданна, что в первую секунду, когда эта мысль возникла, он, Витька, не то чтобы как-то опешил или удивился — в первую секунду Витька не поверил себе сам… Пацан смотрел уже не испуганно, а скорее настороженно и в то же время чуть заискивающе — было заметно, что он старается уловить Витькино настроение… и Витька, словно испугавшись, что пацан вдруг исчезнет, непроизвольно сжал ладонь вновь, — он держал пацана за руку чуть выше кисти…. Витька заметил, как пацан чуть поморщился, не пытаясь, впрочем, руку вырвать или как-то освободить. В душе Витька нисколько не осуждал пацана — он сам точно так же лазил когда-то по чужим садам-огородам, и это было не воровство, а скорее неистребимая мальчишеская жажда опасности и приключений, да и сливы Витьке было тоже не жалко — оттого, что пацаны съели по десятку слив, он, Витька, беднее не станет… и тем не понятнее для него самого была вдруг вспыхнувшая к пацану злость; Витька еще сильнее стиснул ладонь… рука у пацана было по-мальчишески тонкая, теплая — на этот раз пацан, ничего не говоря, чуть шевельнул рукой, как бы давая Витьке знать, что тот делает ему теперь еще больнее, и Витька увидел, как пацан снова поморщился…. Было темно, тихо… было уже поздно — наверное, около двенадцати… или даже двенадцать. Витька ослабил хватку… мысль, внезапно возникшая, не только не уходила, а наоборот: Они — пацан и Витька — стояли друг против друга, Витька держал пацана за руку, и у него, у Витьки, было такое чувство, что этот пацан — его пленник, — может быть, так поступали когда-то, давным-давно, древние воины, когда брали в плен мужчин и женщин?.. Пацан, еще ничего не зная о Витькиной мысли, напряженно смотрел на Витьку со смешанным чувством страха и ожидания. Я же сказал тебе, что отпущу… ну! Сарай был разделен на две неравные половины: Ни окна, ни окошка здесь не было — пацан очутился в кромешной тьме и, развернувшись, хотел тут же податься назад, но Витька, шагнувший в сарай за ним следом, одной рукой мгновенно перехватил его и крепко, чтоб удержать, прижал к себе. В сарае был всякий хлам: Витька — невысокий и плотный, но при этом по-мальчишески стройный — стоял спиной к двери, загородив собой выход, — пацан почувствовал, что он в ловушке… он перевел затравленный взгляд на Витьку — Витька смотрел на него внимательно, даже как-то излишне, неестественно сосредоточенно, и пацану вдруг сделалось по-настоящему страшно… Нет, в Витькином облике ничего страшного не было — наоборот, открытое лицо Витьки скорее вызывало симпатию, чем отталкивало или, тем более, пугало, и только взгляд… взгляд у Витьки был словно отсутствующий, обращенный внутрь, — пацану показалось, что Витька не видит его…. А Витька, глядя на пацана, чувствовал, как в нем стремительно нарастает жаркое, сладостное возбуждение… и дело было вовсе не в том, что пацан, стоящий перед ним, был симпатичен, — тех нескольких секунд, что Витька держал пацана, прижимая его к себе, оказалось вполне достаточно, чтобы мысль, невесть из каких глубин внезапно возникшая и в считанные минуты Витькой овладевшая, получила свое логическое завершение в форме обычного, хорошо знакомого Витьке возбуждения, сладким зудом возникшего между ног и вот уже жаркой волной стремительно растекающегося по телу…. Пацан попятился… но сзади были мешки с зерном — икры пацана уперлись в лежащий на полу мешок, и пацан, потеряв равновесие, с размаху на этот мешок сел — упал. И в тот же миг Витька очутился рядом — не давая пацану подняться, он с силой надавил ему на плечи; лицо пацана оказалось на уровне Витькиного паха — одной рукой удерживая пацана в сидячем положении, Витька другой рукой тут же оттянул вниз резинку спортивных штатов, вместе с трусами зацепив ее большим пальцем, и — прямо перед глазами пацана оказался напряженно вздыбленный член, — пацан, вывернув голову набок, попытался увернуться, однако Витька, сжав ноги пацана ногами своими, чтобы тот не имел возможности вскочить, большим и указательным пальцами оттянул на члене крайнюю плоть, обнажив багрово-красную, похожую на сливу головку, одновременно ладонью другой руки, обхватив пацана за подбородок, вновь повернул его лицо к члену и, чуть подав бедра вперед, коснулся головкой сжатых губ, — пацан, замычав, еще плотнее стиснул, сжал губы…. Застонав от боли, пацан открыл рот — и в ту же секунду Витька, двинув бедрами резко вперед, почти наполовину вогнал залупившийся член пацану в рот. Член был горячий, эластично-твердый и — безвкусный, — Витька уже поздно вечером ходил в душ, смыл с себя накопившийся за долгий летний день пот, и потому пацан не почувствовал того специфического вкуса, какой бывает у члена, если его день-другой не мыть; может быть, поэтому пацан не почувствовал никакого отвращения; ему не с чем было сравнить ощущение члена во рту — разве что с круглым на палочке эскимо, которое он любил сосать… да, было очень похоже, с той лишь разницей, что эскимо всегда было холодное, а член оказался горячим — и, тем не менее, член был похож на эскимо… и у пацана невольно мелькнула мысль, что это — член во рту — совсем не страшно… во всяком случае, не так страшно, как об этом он думал. Витька толчками вталкивал член в рот, и пацан, чтобы эти толчки сдержать, инстинктивно вцепился в Витькины бедра, при этом губы его сомкнулись плотней — Витька почувствовал их обжимающий жар, это было необыкновенно приятно, и Витька, обхватив ладонями голову пацана, стал рывками насаживать его рот на член, одновременно двигая навстречу рту бедрами. Пацану показалось, что член проникает в гортань, — он замычал, невольно сжав зубы, и в ту же секунду Витька дернулся, рывком вырывая член изо рта. Пацан понял, что сделал больно, и, боясь, что эта боль разозлит парня, торопливо зашептал, оправдываясь:. Пацан безропотно подчинился движению Витькиных рук. Взгляды их встретились — глаза у пацана были испуганные, он смотрел на Витьку умоляющим и одновременно вопрошающим взглядом. Член у Витьки был не очень большой — средний, сантиметров пятнадцать-шестнадцать в длину — и при этом ни капельки не искривленный, как это часто бывает у парней и мужчин, чья юность прошла под знаком Онана, — член не внушал ни отвращения, ни страха, и пацан, не дожидаясь, когда Витька снова начнет его натягивать резкими толчками, сам, открыв рот, потянулся к члену губами… В конце концов, член у него уже был сейчас во рту — он, пацан, всего несколько минут назад этот член уже сосал, и ничего страшного или смертельного не случилось. Да, ничего не случилось… "Пососу… пососу хорошо, чтоб ему понравилось, и он отпустит меня …" — подумал пацан, касаясь губами сочной, как слива, головки…. Витька замер… влажные теплые губы пацана, медленно скользнув по головке, на мгновение задержались на крайней плоти, и — вбирая член в рот, пацан осторожно, словно нерешительно, скользнул губами вдоль члена, — ощущение было обалденное! За полгода супружеской жизни Светка ни разу у Витьки не сосала, и он ей тоже ни разу не предлагал сделать это — взять член в рот, а других женщин, кроме Светки, у Витьки еще не было, — ощущение члена во рту было для Витьки ново, и поэтому Витька замер… замер от удовольствия. А пацан, между тем, чуть успокоился. В принципе, ничего в этом страшного не было — сосать член у парня… Пацан никогда ни у кого не сосал, и теперь, делая это, он думал, что это только кажется, что это невозможно. А на самом деле… Конечно, если кто узнает… а если никто не узнает? Да, если никто не узнает? Вот он сосет… ну, и что? Ничего… главное, думал пацан, отсюда выбраться, — сидя на мешке, он ритмично двигал головой, скользя губами вдоль члена… Он был обычным тинэйджером, и, как у всякого в его возрасте, у него был полный сумбур в голове: Наедине с собой — в своих мыслях — пацан не был так однозначно категоричен по отношению к голубым и даже несколько раз, занимаясь онанизмом, пытался представить себя с пацаном… да, мастурбируя в ванной, он несколько раз представлял себя с Юриком, своим другом, и еще с Саней — парнем, который вернулся из армии, и хотя это у него получалось не очень хорошо, тем не менее смутное любопытство в душе все равно оставалось, — пацан, сам о том не зная, переживал типичный для своего возраста период бисексуальности, когда многие пацаны, демонстрируя перед друзьями-приятелями свое негативное отношение к гомосексуализму, втихоря потягивают друг друга либо время от времени тайно об этом мечтают или это пытаются иногда представить, при этом себя голубыми не считая и над голубыми продолжая насмехаться, — в действительности никогда невозможно определить тех пацанов, которые трахаются в рот или в попку, если только они сами себя по какой-либо оплошности не выдадут…. Сидя на мешке, пацан сосал. И еще пацан чувствовал, что от сосания уже болят челюсти, но он боялся остановиться, резонно предполагая, что этот парень, у которого он сосет, должен, наверное, скоро кончить… кончить — куда? А Витька балдел… блин, это было охуительно — вафлить пацана! Оба они — и пацан, и Витька — были новичками в этом деле, и, тем не менее, для первого раза получалось совсем не плохо. Да, неплохо… Витька зачарованно смотрел сверху вниз, как член его, исчезая наполовину во влажном горячем рту пацана, появляется вновь, и вновь исчезает, и вновь появляется — голова пацана, словно маятник, ритмично двигалась взад-вперед, и в этом движении было что-то необыкновенно возбуждающее и вместе с тем невольно завораживающее, — Витька почувствовал, как первые признаки приближающегося оргазма дали знать о себе сладким покалыванием в ноющей промежности, и, торопливо обхватив ладонями голову пацана, конвульсивно задвигал задом, судорожно сжимая под спортивными штанами круглые ягодицы… оргазм катил уже — мощно, сильно, и его было не остановить…. Оба они — и пацан, и Витька — тяжело дышали: Витька — от только что пережитого наслаждения, а пацан — от вновь пережитого страха… Какое-то время Витька смотрел, как пацан, отплевываясь, то и дело вытирает тыльной стороной ладони рот, затем медленно перевел взгляд на свой лишь слегка наклонившийся, но по-прежнему напряженный член… сладость оргазма уже ушла из тела, но возбуждение не проходило — он, Витька, хотел еще! Да-да, еще — он хотел продолжения, и ничего удивительного в этом не было: Наконец отплевавшись, пацан, не вставая с мешка, посмотрел снизу вверх на Витьку. Во взгляде пацана был все тот же страх, и вместе с тем пацан смотрел вопросительно — парень стоял перед ним с торчащим членом, и пацан, изо всех сил стараясь не опустить взгляд на этот член, тихо, чуть запинаясь, проговорил:. Он увидел, как взгляд пацана вмиг изменился — в глазах вновь отразился ужас. Витька хотел пацану сказать, чтобы тот его не боялся, но, неожиданно усмехнувшись, проговорил вдруг совсем другое: Так что… давай, пацан… в жопу еще…. Ну, чего ты ревешь? Сказал, отпущу — значит, отпущу… только сначала… сначала в жопу! В жопу выебу — и отпущу… ты меня слышишь? Одной рукой держа пацана, другой рукой Витька дернул на себя верхний мешок, и мешок тут же с шуршанием скатился вниз. Пацан стоял, не шевелясь, словно в оцепенении, — Витька за первым мешком потянул второй, потом третий, четвертый — мешки плотно ложились на пол друг подле друга, образуя своеобразное ложе…. Ты чего меня дрочишь, а? Отсосал — и все? А в жопу… в жопу не хочешь? Я же ясно… ясно тебе сказал: Ни хуя, пацан… никуда ты не денешься! Очко разорву, а выебу… понял?! Ты, блядь… ты не зли меня лучше… ты — по-хорошему лучше… по-хорошему, блядь, давай… слышишь? Выебу в жопу — и все, отпущу тебя… слышишь? По-хорошему, и — пойдешь домой…. Витькино дыхание, пока он яростно, торопливо шептал, захлебываясь словами, обжигало пацану ухо, но, вновь до смерти напуганный, придавленный молодым горячим телом, пацан, лежа под Витькой, ни разу не шевельнулся — из всего, что Витька выдохнул ему в ухо, пацан внятно, осознанно понял только три слова: А Витька, выплеснув из себя внезапно возникшую злость, вдруг почувствовал, что выдохся: Мысль попугать пацана пришла спонтанно, но увидев, как у того глаза мгновенно наполнились ужасом, Витька, мысленно хмыкнув — удивившись, как легко пацан ему поверил, решил попугать его еще, вдруг подумав, что страх парализует у пацана даже малейшую волю к сопротивлению, и тогда… тогда пацан сделает все, что он, Витька, ему скажет, — по-прежнему глядя пацану в глаза, Витька усмехнулся:. Пацан, с ужасом глядя на Витьку, попытался что-то сказать, но из открытого рта вырвалось что-то невнятное, и он лишь мелко-мелко затряс головой, отказываясь — произнести что-то членораздельное пацан оказался не в силах. Лежат они там, в колодце… А еще один был — третий пацан… так тот умней оказался: Пацан, между тем, был не просто напуган — бедный пацан был буквально парализован от охватившего его ужаса; он лежал с полуоткрытым ртом, тараща на Витьку остекленевшие глаза. Пацан шевельнул губами… или, точнее, у него шевельнулись губы, словно он хотел что-то сказать, но не раздалось ни звука. Пацан — по сравнению со Светкой — был маленький, и это почему-то особенно возбуждало Витьку, — лежа на пацане, Витька чувствовал, как мельчайшие иголочки сладко покалывают в заднем проходе, и ломит… почти до боли ломит от сладости между ног — в промежности… сжав ягодицы — вдавив в пацанячий живот напряженный член — Витька снова обдал лицо пацана горячим шепотом:. Член у Витьки торчал. Пацан уже успел хорошо загореть: Очко было чистое и такое маленькое, что Витька на какой-то миг опешил — у него мелькнула мысль, что нельзя, невозможно туда засунуть… ничего не получится… но древний инстинкт — инстинкт мужчины-завоевателя при виде юных чресл мальчика, покорно застывшего в ожидании — тут же отбросил возникшее было сомнение, и Витька, чувствуя сладкий жар нетерпения, любопытства и похоти, резко рванул с себя вниз спортивные штаны, — пацан стоял перед ним задом, подставив попку… в сарае горел неяркий свет… было тихо… член у Витьки не просто стоял — он гудел от распиравшего его напряжения… и Витька, торопливо переступив с ноги на ногу, вместе с трусами содрал с себя штаны совсем, швырнул их, не глядя, в сторону и, голый, со вздыбленным членом, опустился на колени позади пацана — крепко, словно тисками, сжал в ладонях мальчишечьи бедра…. Несколько секунд Витька стоял, не двигаясь; член был зажат в ложбинке, и пацан, чувствуя твердый горячий член между ягодицами, тоже не двигался — он ждал… напряженно ждал, внутренне сжавшись от страха; наконец Витька, подавшись назад, отстранился; одной рукой продолжая по-прежнему удерживать пацана за бедро, другой рукой Витька приставил член к коричневому кружочку — бархатисто-багровая головка уперлась в то место, где подразумевался вход… пацан, почувствовав тупое давление, зажмурился, и в ту же секунду Витька с силой надавил — пацан дернулся, невольно подавшись вперед…. Стой, блядь, спокойно… - нетерпеливо прошептал Витька. Витька, не слушая, надавил опять, и опять безуспешно — туго сжатое, стиснутое очко не разжималось… и тогда Витька, упираясь членом в кружочек, с силой потянул пацана на себя, но и это не принесло успеха — пацан снова дернулся, вырываясь из Витькиных рук. Голос прозвучал растерянно и одновременно вопросительно — в голосе не было никакой угрозы, и пацан вдруг подумал — нет, скорее почувствовал — что у парня, безуспешно пытающегося вставить ему в задний проход свой член, нет совершенно никакого опыта… похоже, что в деле этом парень лох … а значит, никакой он не маньяк, — пацан почувствовал Витькину растерянность, и это немного приободрило его; и тут же, словно подтверждая догадку пацана, Витька вновь проговорил с той же самой интонацией — полурастерянно-полувопросительно:. Слышь, пацан… смазать надо, да? Без смазки не лезет… А ну, блядь, ложись на спину… - Витька разжал ладони и, оттолкнувшись коленями от мешка, пружинисто выпрямился. Пацан развернулся и, торопливо подобрав к подбородку колени, сел на мешках, глядя на Витьку, — парень стоял перед ним во весь рост, расставив ноги, он был совершенно голый, его залупившийся член возбужденно торчал, но… несмотря на все это, в облике парня не было ничего угрожающего — скорее недоумение можно было прочитать на лице, и это делало парня похожим на большого мальчишку… да, именно на мальчишку, но никак не на взрослого маньяка, и пацан это тут же про себя отметил. Он хотел сказать, что ему надо домой, но промолчал, боясь вновь разозлить этого незнакомого, с торчащим членом стоящего перед ним голого парня. Никогда в бане не был, что ли? Жаркий озноб нетерпения, охвативший Витьку в первые секунды при виде покорно распахнутого пацанячего зада, прошел, и теперь его возбуждение хотя и было по-прежнему сильное, но, лишенное похотливой торопливости, оно приняло более спокойную форму; Витька уже не сомневался, что он пацана выебет, натянет его в очко, и весь вопрос для него теперь заключался только в деталях — Витька думал, чем смазать пацану туго сжатый входик…. Я же… я ведь уже… я пососал… не надо в жопу… - пацан проговорил это, чуть запинаясь, и вдруг опять… вдруг опять он почувствовал, что невольно возбуждается — щекотливый ознобик, сладко кольнув между ног, пробежал по члену… блин! Это кино всегда двухсерийное. Так что… не ссы — будем мы это кино крутить до конца… Ты же не хочешь в колодезь? Я, пацан, не шучу… двое в колодце уже лежат — можем сейчас пойти посмотреть… хочешь? Тебя я примкну… на всякий случай. Ровно десять секунд… ты понял? Если ты здесь хотя бы пискнешь… слышишь меня? Так вот… если ты здесь хотя бы пискнешь, через десять секунд ты будешь в колодце. Я, пацан, не шучу… Ты меня понял? Витька, кажется, на какой-то миг сам поверил в существование колодца — так убедительно прозвучали его слова, — бедный пацан, глядя на Витьку округлившимися глазами, лишь закивал головой, опять не в силах ничего произнести в ответ — этого-то Витьке и было нужно. Он наклонился, чтоб взять штаны, но — тут же передумав, голый шагнул к двери с вертикально торчащим залупившимся членом. И наступила тишина… Все это время пацан сидел на мешке со спущенными штанами, прикрываясь ногами, согнутыми в коленях, — приподнявшись, он первым делом торопливо натянул штаны и… снова сел, чувствуя, как бешено колотится сердце… Десять секунд… десять… он заперт здесь, как в ловушке… что можно сделать? Пацан сидел на мешках с бешено колотящимся сердцем, не зная, что предпринять… а время шло… время стремительно утекало, как вода сквозь пальцы, а он сидел, не зная, что сделать, на что решиться… десять, всего десять секунд… что можно сделать?! Витька, между тем, выскользнув из сарая, на мгновение замер, прислушиваясь… было тихо — глухая ночь окутывала станицу, и Витька, не тратя драгоценное время, метнулся к дому… двери были открыты — Витька влетел в коридор, проскочил прихожую и, оказавшись в спальне, рванул на себя выдвижной ящик прикроватной тумбочки, где — он знал — у Светки хранились какие-то кремы, — пальцы тут же наткнулись на несколько тюбиков, Витька схватил первый попавшийся, торопливо отвинтил колпачок, выдавил каплю крема на палец… черт его знает! Витька потер пальцы один о другой, и они заскользили — то, что надо, — не задвигая ящик, Витька метнулся назад — выскочил пулей из дома, вновь на секунду замер… было тихо — со стороны сарая не доносилось ни звука… Витька, непроизвольно коснувшись торчащего члена, улыбнулся: Пацан, услышав, как снаружи снова звякнула щеколда, вздрогнул… все! Он ничего не сделал… ничего не сделал, — с отчаянием подумал пацан, глядя на дверь… не закричал, никого не позвал на помощь, не попытался эту дверь выбить… даже не встал с мешка — ничего, совсем ничего не сделал, и теперь… теперь этот парень будет его ебать… в жопу… по-настоящему… как голубого, - мелькнула у пацана мысль…. Витька, приоткрыв дверь, вскользнув в образовавшийся проем и, тут же плотно за собой дверь закрывая, весело посмотрел на пацана:. Выебу — и отпущу… давай…. Пацан смотрел на Витьку, не шевелясь. Страха почти не было; точнее, страх был, но этот страх уже не сковывал волю, не мутил рассудок. Где-то в глубине души пацан понимал, что парень все равно его выебет… выебет обязательно, и — чувствуя неизбежность предстоящего, пацан, до конца еще не осознав этого сам, внутренне уже смирился с тем, что он будет выебан, и теперь, не шевелясь, он смотрел на парня, стоящего перед ним, с чувством смутного любопытства… Пацану было тринадцать с половиной лет, в Москве он жил на девятом этаже безликого многоэтажного дома с матерью и сестрой, отца не было… ни с кем никогда пацан не ходил в общественную баню — он никогда не видел голых взрослых парней, и теперь невольно рассматривал Витьку, стоящего перед ним во всей красе… Витька был невысок, но строен, и хотя фигура у Витьки была типично мужская, в ней в то же время присутствовала какая-то мягкость, почти неуловимая грация, и это не могло не нравиться; кроме того, стоя перед пацаном совершенно голым, с возбужденно вздернутым залупившимся членом, Витька совершенно не смущался ни своей наготы, но своего возбуждения, и эта внутренняя раскрепощенность странным образом завораживала, рождая в душе пацана невольное ощущение естественности всего происходящего, — пацан, затаив дыхание, опять почувствовал легкое возбуждение…. Или понравилось, как я с тебя их спускаю? Нравится, когда с тебя штаны снимают? Так мне нетрудно, я повторю…. Бросив на мешок тюбик с кремом, Витька резко опустился на колени. Пацан все это время сидел, поджав ноги, и — схватив пацана за обе лодыжки, Витька сначала рывком разогнул его ноги в коленях, а затем, быстро наклонившись, зацепил одновременно обеими руками резинку шорт и — тут же рванул шорты на себя; все это произошло так быстро, что пацан не успел оказать никакого сопротивления, — оказавшись со спущенными шортами, он инстинктивно прикрыл ладонями обеих рук свой член, и Витька, беспрепятственно сдернув шорты совсем, отбросил их в сторону — туда, где лежали его штаны. Эта короткая возня подстегнула Витькино возбуждение, и… неожиданно для себя он вытянулся на пацане во весь рост — лег на него, лежащего на спине, навалился всем телом, подмял под себя. Хочешь, я тебя поцелую? Желание это — поцеловать пацана, засосать его в губы — возникло внезапно: Пацан лежал полуголый — без штанов и трусов, в синей, задравшейся до сосков футболке… ноги его, в черных носках и белых кроссовках, были раздвинуты, разведены в стороны… руки, согнутые в локтях и откинутые назад, безвольно лежали кистями вверх… в сарае горел неяркий свет… пацан лежал под навалившимся на него парнем, не вырываясь и даже не дергаясь, - Витька, навалившись на пацана сверху, жадно и страстно, как он делать это умел и как делал это со Светкой, сосал пацана в губы, и пацан чувствовал, как сладкой истомой наполняется его тело, и твердеет… стремительно твердеет под давящим животом парня его, пацанячий, член…. Оба сопели… наконец Витька оторвался от пацанячих губ и, приподняв голову, посмотрел пацану в глаза. Ну, чего ты молчишь? Пацан, глядя в шальные, наполненные шумящим ликованием глаза парня, не отозвался… только теперь, когда парень оторвался от его губ, он вдруг поймал себя на мысли — не почувствовал, а именно подумал, осознал — что он возбужден, и возбужден сильно… и это внезапное осознание собственного возбуждения вдруг испугало его — случилось то, чего, как ему представлялось, не могло с ним быть: Это было необъяснимо… и, едва осознав, что он возбужден, пацан тут же почувствовал, как его охватывает невольное смятение, — этого не должно было быть, но это было: А Витька, шевельнув бедрами — с силой вдавив свой лобок в лобок пацана, вдруг почувствовал животом инородную твердость… и, рывком приподняв свое тело — став на колени, скользнул взглядом вниз…. Дернувшись, пацан хотел прикрыться руками, но Витька не дал ему это сделать — перехватив руки у запястьев, он крепко сжал их и, подержав так секунду-другую, резко отбросил в разные стороны. Длинный и толстый, с наполовину сдвинутой крайней плотью, член пацана выглядел довольно внушительно… довольно внушительно; конечно, он был чуть поменьше, чем у Витьки, и тем не менее… на фоне еще детского — мальчикового — тела этот напряженно торчащий член смотрелся почти по-взрослому, и потому возникало невольное ощущение, что длинный и толстый член существует на теле автономно, сам по себе; кроме того, под безволосой, но более темной кожей мошонки выделялись большие — в самом деле, большие — яйца; они были, пожалуй, даже крупнее, чем у Витьки… во всяком случае, точно не меньше, и это несоответствие — между большим, как у взрослого, напряженным членом, крупными яйцами и еще детским телом — одновременно выглядело и необычно, и странным образом возбуждающе… Конечно, ничего необычного в этом не было — так нередко бывает у взрослеющих пацанов, когда их половые органы вырастают раньше, чем вырастает само тело, и тем не менее… Витька, уже успевший забыть, как и что росло у него самого в тринадцать лет, но еще не заматеревший, еще остающийся где-то в душе таким же мальчишкой, как и этот пацан, рассматривал пацанячее хозяйство не без некоторого любопытства, — пацаны всегда, вольно или невольно, порой сами за собой того не замечая, с любопытством смотрят на других пацанов, когда возникает такая возможность…. Вы там, в Москве, небось, шустрые по этой части… да? С таким-то хуем… конечно, хочется! Пацан, смутившись, отвел взгляд в сторону. Наверное, уже поздно, — подумал пацан. Может быть, два часа или даже три, — глядя на потолок, грубо сбитый из плохо оструганных широких досок, подумал пацан и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал, что ему все равно… да, именно так: Он лежал на спине, раздвинув ноги, лежал полуголый, позорно возбужденный, и этот парень… этот парень бесцеремонно его рассматривает, смотрит на его напряженный член и, наверное, думает сейчас, что он… что он возбудился, а значит — голубой, и ничего не докажешь… да и как доказать, если член стоит… какие еще нужны доказательства, если он, пацан, возбудился оттого, что парень его сосал в губы, и это было ему, пацану, приятно… Я извращенец, — подумал пацан, — я уже сосал хуй, и сейчас этот парень будет ебать меня в жопу… и пусть, — неожиданно подумал пацан. Возбуждение не проходило… член был позорно — предательски! Витька, стоя на коленях между раздвинутыми ногами пацана, еще раз окинул медленным взглядом напряженно приподнятый над животом мальчишкин член с маленьким кустиком вьющихся подростковых волос у самого основания… загорелый, без единого волоска плоский живот… далее была синяя футболка — задравшись, она закрывала соски… тонкая шея, торчащая из футболки, показалась Витьке очень хрупкой… лицо у мальчишки было миловидное, чистое — без единого прыщика… Витька вдруг обратил внимание, что у пацана длинные, чуть завернутые вверх ресницы… как у девочки, — подумал Витька, и в душе его на мгновение опять возникло неясное теплое чувство, смутно напоминающее нежность… руки пацана, разбросанные в разные стороны, лежали ладонями вверх… глаза были закрыты… — пацан, безвольно лежащий на мешках, словно говорил всем своим видом: Пацан, дрогнув ресницами, открыл глаза. Так тоже было удобно… даже еще лучше, чем раком, — подумал Витька, становясь на колени перед открывшейся пацанячей задницей. Теперь пацан, словно сложенный вдвое, лежал перед Витькой на спине с прижатыми к плечам коленями, отчего его пацанячие булочки снова были раздвинуты, распахнуты еще шире… Витька посмотрел на очко — бледно-коричневый кружочек растянулся и теперь был похож на маленькую воронку с точечкой крепко сомкнутого, стиснутого входа. Пацан, обхватив свои ноги ладонями, послушно держал колени у плеч, и во взгляде его, устремленном на Витьку, уже не было страха — он, покорно лежащий с поднятыми, раздвинутыми ногами, следил за Витькой со смешанным чувством любопытства и ожидания. Витька, не глядя на пацана, выдавил из тюбика на указательный палец немного крема и, поднеся палец к носу — зачем-то понюхав, протянул руку к очку — выставив палец вперед, Витька осторожно коснулся пальцем кружочка… и в тот же миг он почувствовал, как сердцевина кружочка под его пальцем, чуть дернувшись, конвульсивно сократилась, — пацан, непроизвольно сжав очко, вздрогнул. Пацан, глядя на Витьку, не отозвался… да и что он мог сказать? Он пережил уже страх и пережил острый стыд, охвативший его в тот момент, когда он лежал перед парнем с торчащим членом и его, позорно возбужденного, этот парень бесцеремонно рассматривал… он уже понял, что никуда ему не деться, и внутренне смирился с тем, что все равно… все равно этот парень его выебет — по-настоящему, в жопу… и теперь ему в глубине души было даже любопытно… да, ему было любопытно — потому что все это было по-настоящему, и еще… еще, как ни стыдно в этом признаться, ему хотелось… хотелось попробовать…. А Витька, между тем, смазав кремом пацану очко, снова взял тюбик и, выдавив на палец крем еще, так же осторожно стал смазывать пальцем обнаженную головку своего члена, — пацан, по-прежнему прижимая колени к плечам — лежа на спине с поднятыми вверх пятками, молча наблюдал за Витькиными манипуляциями. Еще рассказы - на xgay. Этот голый парень, собирающийся его ебать, уже не вызывал у пацана никакого страха — парень, собирающийся его ебать, казался пацану таким же пацаном, как и он сам, только чуть старше. Витька, шире раздвигая ноги, придвинулся ближе — так что распахнутая, чуть приподнятая пацанячая задница оказалась между его раздвинутыми коленями, и, приподнявшись, подался вперед — оперся на правую руку… левой рукой, наклонив голову, Витька направил член — головка коснулась туго сжатого светло-коричневого кружочка… Витька помедлил и — по-прежнему держа член большим и указательным пальцами, слегка надавил… пацан дернулся, и Витька, не давая пацану увернуться, резко, одним сильным толчком вошел в него весь — разжимая, раздирая девственную дырочку, смазанная головка вскользнула в образовавшееся отверстие, и в то же мгновение весь член — все пятнадцать сантиметров — оказался у пацана в жопе…. Тупая, нестерпимая боль разодрала задний проход — твердый член, словно лом, вошел в прямую кишку стремительно, обжигая все внутри…. Глаза его от внезапно пронзившей боли в одно мгновение стали круглыми, рот широко открылся в непроизвольно вырвавшемся выдохе-крике, и все лицо его исказилось, перекосилось гримасой; дернувшись — на какой-то миг перестав что-либо соображать — пацан инстинктивно рванулся из-под Витьки, пытаясь освободиться, но Витька, чувствуя тесный, обжимающий жар пацанячего зада, в то же мгновение ладонью закрыл пацану рот…. Сложенный вдвое, пацан показался Витьке маленьким, словно игрушечным, — навалившись на него всем телом, вдавив свой живот в живот пацана, в его яйца и член, Витька быстро опустился на локти, отчего икры пацана уперлись ему в плечи, и, обхватив ладонями пацана за голову, наклонился над ним, пытаясь поймать его перекошенные, немым криком растянутые губы своими… и оттого, что он наклонился, его приподнявшаяся, чуть задравшаяся вверх задница распахнулась почти так же, как давеча у пацана, стоявшего перед ним раком, — туго сжатое, поросшее по окружности черными курчавыми волосами Витькино очко возбужденно шевелилось…. Боль в жопе — в заднепроходном отверстии, в одно мгновение растянутом вероломно вломившимся туда хуем — была тупая, давящая… невыносимая. Витька, выпрямляя руки в локтях, приподнялся и, опираясь на ладони, вдавленные в мешок рядом с плечами пацана, навис над пацаном, лежащим под ним с разведенными, задранными вверх ногами, — двинув бедрами чуть вперед, Витька шире раздвинул свои колени, еще плотнее вжимаясь пахом в пацанячий зад…. Лицо пацана вновь исказилось гримасой, но Витьку это уже нисколько не волновало, — чувствуя, как член, загнанный в пацанячий входик до самого основания, туго и в то же время горячо, эластично обтянут, сдавлен, сжат, Витька перенес тяжесть тела на вытянутые руки и, глядя пацану в глаза, сначала осторожно, словно неуверенно, а затем все быстрей и быстрей, постепенно входя в ритм, задвигал задом — стал пацана ебать…. Толчки были несильные, равномерные, но от этого для пацана не менее болезненные, — при каждом толчке все его тело дергалось, и прежде всего колыхались, дергались в кроссовках задранные вверх ноги, лежащие на плечах парня, нависающего над ним… при каждом толчке, тупо раздирающем обжигающей болью зад, пацан невольно приоткрывал рот, издавая икающее, на всхлипы похожие звуки… они смотрели в глаза друг другу — Витька, впервые ебущий пацана в жопу, и пацан, в жопу впервые парнем натягиваемый, — оба сопели — один от тупой, нестерпимым огнем обжигающей боли, другой — от сладостного, огнем полыхающего в теле небывалого наслаждения…. Это был кайф — ебать пацана в жопу… ебать, скользя хуем в узенькой, туго обжимающей горячей дырочке… ебать пацана, задравшего ноги… да-да, это был кайф: Обычно второй оргазм у Витьки был так себе — приятно, и все; ничего особенного… Однако сейчас, прижимая пацана к себе, кончая ему в жопу, Витька содрогнулся от небывало сладостного, все его тело пронзившего ощущения — словно током ударило… блин! Это все произошло так внезапно и вместе с тем так быстро, что пацан, толком не успевший ничего понять, оглушенный Витькиной страстью, какое-то время лежал под навалившимся на него потным парнем, не шевелясь; член парня был по-прежнему в жопе, но теперь парень не двигался, не делал никаких толчков, и пацану вдруг показалось, что боль как будто уменьшилась, притупилась… Парень глубоко, тяжело дышал, обжигая горячим дыханием шею, — пацан шевельнулся, пытаясь освободиться… и Витька, словно приходя в себя, разжал объятия, выпуская пацана из рук. В сарае специфически запахло; Витька перевел взгляд на свой член — он был испачкан кремом, спермой и пацанячим калом и, чуть опухший, покрасневший, натружено блестел, отражая неяркий свет электрической лампочки. Витька на секунду задумался… и, словно проделывал это не в первый раз, уверенно потянулся рукой за своими трусами — взял их, зачем-то скомкал, затем встряхнул, отчего трусы тут же расправились, и, не торопясь, тщательно вытер ими член; он хотел их уже отбросить в сторону, но, неожиданно передумав, посмотрел на пацана. Боль, в течение нескольких бесконечных минут казавшаяся невыносимой, ушла, рассосалась бесследно — этот парень его выебал, кончил ему в жопу, и теперь пацан лихорадочно думал, как напомнить ему о том, что уже поздно и ему, пацану, пора домой. Он, этот парень, обещал, что выебет в жопу — и все, сразу отпустит…. Ни слова не говоря, пацан осторожно взял чужие трусы и, чуть раздвинув ноги, коснулся трусами промежности — там, где была его проткнутая хуем дырочка. Член у мальчишки уже не стоял — похожий на небольшую сардельку, он выглядел соразмерно телу, и только крупные яйца все так же выпукло выделялись, перекатываясь в мошонке, похожей на тряпочный мешочек. Мне домой надо… - тут же добавил он, глядя умоляющими глазами на Витьку. Пойдешь ты сейчас домой… куда ты, блин, денешься? Пойдешь… - проговорил Витька и в то же мгновение вдруг поймал себя на мысли, что что-то не так… что-то еще не сделано или не сказано — и это ощущение какой-то незавершенности, чувство смутной, ему самому непонятной неудовлетворенности неожиданно царапнули душу. Что-то еще… что, что еще? Он выебал пацана — разрядился ему и в рот, и в зад, поддавшись внезапно возникшему, совершенно необъяснимому желанию попробовать с пацаном, и он… он попробовал — натянул пацаненка, натянул дважды, по полной программе удовлетворив свою чувственность… что еще? Что… что он может ему сказать? Все, что могло случиться, уже случилось — этого пацана, если посмотреть честно, он практически изнасиловал… да, пацаненок сопротивлялся, не хотел, а он запугал его, сломал его волю и — получил то, что хотел получить… о чем теперь с ним, с пацаном, говорить? О чем вообще говорить с незнакомым мальчишкой? Сказать ему, чтоб молчал, никому не рассказывал, и — пусть катится, пусть идет на все четыре стороны, тем более что уже, наверное, поздно… пусть идет — какое, блин, ему, Витьке, до этого пацана дело? Пацан с недоумением посмотрел на Витьку и, ничего не говоря, так же медленно и нерешительно — осторожно — опустил рядом с собой на мешок свою тонкую руку, так и не дотянувшуюся до трусов. Интонация, с какой парень произнес последнее слово, была совершенно новой, и пацан растерялся, не зная, к хорошему это или плохому. Какое-то время оба они — и пацан, и Витька — молчали. Витька опять поймал себя на мысли, что пацан… пацан ему нравится. Может, ты мне не веришь, но… это правда. И вообще… никогда я об этом не думал, никогда не хотел… ну, с пацаном чтобы — даже мысли такой никогда у меня в голове не было… сам не знаю, как получилось. Я ведь думал сначала, что просто… просто вас попугаю, и все… Думаешь, сливы мне жалко? Не жалко… я сам, когда пацаном был, точно так же, как вы, по садам чужим лазил… и еще был колхозный сад — за речкой… сейчас там все заросло, и деревья засохли, а лет семь назад там еще яблоки были, и сад охраняли… а мы собирались несколько человек… пацаны… и — за яблоками, воровать… через речку ночью на плотах переправлялись… прикольно было… я с бабкой жил, вдвоем — она добрая была… А про колодезь я все наврал — нет никакого колодца… все это я придумал… специально придумал, чтобы тебя попугать…. Витька говорил чуть сбивчиво, торопясь, словно боялся, что пацан его не дослушает, и тогда он, Витька, не успеет сказать пацану что-то очень важное; при этом он сам не знал, что именно он хочет сказать и что есть важное, а что нет, — сидя на мешке, пацан с удивлением смотрел на парня, вполне обычного и потому совершенно не страшного, который непонятно зачем ему, пацану, сбивчиво, торопливо рассказывал, как лазил он по чужим садам, как воровали они за речкой колхозные яблоки… пацан с удивлением слушал голого и… в общем-то, симпатичного парня, сидящего рядом с ним, и у него было такое чувство, что этот парень, натянувший его в рот в жопу, перед ним, пацаном, оправдывается… а что колодца нет, так пацан это сам понял — сам понял в какой-то момент, что все это лажа… а ведь поверил сначала — так было страшно… да и кто б не поверил в такой ситуации? Пацан, настороженно следящий за каждым малейшим движением сидящего рядом парня, мысленно отметил, что взгляд его вновь приобрел ясность. Давай… - горячо зашептал Витька, приподнимаясь. Сам увидишь, какой это кайф… ложись! Не раздираемый комплексами и не склонный к рефлексии, Витька был парнем простым, открытым и — очень порядочным. Витька, взяв пацана за руку, прикрывавшую член, медленно отвел узкую пацанячую ладонь в сторону. Член стоял… головка была полуоткрыта, и Витька, взяв большим и указательным пальцами за твердый горячий ствол, осторожно потянул тонкую кожу к основанию — крайняя плоть легко съехала, сползла вниз, и алая, сочная, похожая на спелую сливу головка открылась, бархатисто и влажно блестя в электрическом свете…. У нас в ПТУ это, знаешь, как пацаны называли? Перепихнуться с Дуней Кулаковой…. Витька, обхватив горячий член ладонью, быстро задвигал вдоль ствола вверх-вниз рукой… блин, как в детстве, когда он был таким же точно пацаном… почему он тогда ни с кем не ебался? Пацан, затаив дыхание, не шевелился — впервые чужая рука касалась его возбужденного члена, делала то, что делал себе он сам, и это было так же приятно… или нет — это было еще приятней… еще приятней, - подумал пацан, заворожено глядя на чужую руку, горячо обжимающую, снующую вдоль его окаменевшего члена, сладостно распираемого изнутри ничего не признающим подростковым вожделением…. Неожиданно Витька наклонился… и пацан почувствовал, как горячие влажные губы, скользнув по головке, вобрали ее вовнутрь и, эластично сомкнувшись, медленно скользнули вдоль ствола, — член… его член был у парня во рту! Член у мальчишки был горячий, твердый и… немного солоноватый, — Витька, скользнув губами до самого основания, почувствовал, как головка уперлась в гортань, и, едва не поперхнувшись, торопливо дернул головой вверх, но член изо рта не выпустил — обжимая губами твердую плоть, Витька медленно и осторожно — вверх-вниз, вверх-вниз — задвигал головой, видя перед собой два небольших кустика черных курчавых волос и — не чувствуя никакого удовольствия… вверх-вниз… вверх-вниз… Витька, не прекращая движения, закрыл глаза…. А пацан… пацан кайфовал! Парень сосал у него член — влажные горячие губы, плотно обхватив, обжав ствол члена, ритмично скользили вдоль ствола, язык парня то и дело касался уздечки… и, на какой-то момент прекращая движение головой, парень по кругу облизывал языком головку, сжимал ее, словно присосками, горячими влажными губами, опять облизывал, опять сжимал… и снова начинал двигать головой — вверх-вниз, вверх-вниз, ритмично насаживаясь на вертикально торчащий член своим ртом — пацан, вцепившись руками в мешок, приоткрыв рот, прерывисто дышал, чувствуя охуительный, до дрожи в коленях пробирающий кайф… блин, ради такого кайфа стоило пережить все страхи и все ужасы! Витька, внезапно оторвавшись от члена, сплюнул в сторону и, вытирая мокрые губы тыльной стороной ладони, взглянул на пацана:. Пацан, соглашаясь, молча кивнул — он был согласен хоть как, лишь бы продолжить… продолжить дальше. Витька, разогнувшись, выпрямился — стал на колени, и пацан, послушно приподнявшись вслед за ним, чуть подался в сторону, уступая парню место. Член у Витьки полустоял — в отличие от пацанячего, влажно блестящего, отвердевшего до окаменелости; они молча поменялись местами: Витька лег на спину в небольшое углубление, образованное телом мальчишки, вытянулся в полный рост, и пацан, не зная, как быть ему, на секунду замешкался, стоя сбоку на коленях. Давай… становись сверху … - прошептал Витька, тронув пацана за ногу, и тот, сообразив, как надо, молча перебросил ногу через Витьку, на ходу поворачиваясь к нему лицом. Теперь, раздвинув ноги, пацан стоял на коленях, вопросительно и вместе с тем возбужденно, нетерпеливо глядя на парня — на его губы — сверху вниз… длинная синяя футболка на пацане обвисла и, доставая лежащему под ним Витьке почти до сосков, смешно топорщилась спереди сильно выступающим, выпирающим вперед колом. Пацан, не раздумывая, торопливо вскинул вверх тонкие руки — послушно стянул с себя футболку и, отбросив ее в сторону, нерешительно улыбнулся Витьке в ответ; теперь он, пацан, был тоже голый — совсем голый, если не считать белые кроссовки на ногах. Член коснулся головкой губ парня, и губы тут же с готовностью разомкнулись… Блин… какой же все-таки это кайф — ебать в рот! Член снова был у парня во рту, но теперь парень не сосал его, — подавшись вперед — опираясь на согнутые в локтях руки, пацан чуть шире раздвинул колени и, таким образом нависая над Витькой сверху, сам двигал задом — он, пацан, ебал взрослого парня в рот! Витька, подставив губы, скользил ладонями вверх-вниз по колыхающейся, постоянно ускользающей из рук пацанячей попке… мягкие нежные булочки снова были разведены, и Витька, скользя пальцами по ложбинке, то и дело касался туго стиснутого скользкого пацанячего входика… а пацан, между тем, работал — шморгая соплями, пацан вовсю двигал попкой, и чувство приближающегося оргазма с каждой секундой — с каждым тычком — стремительно нарастало, усиливалось… пацанячая попка дергалась в Витькиных руках все быстрее… член тыкался Витьке в рот все глубже… и вдруг, дернувшись, пацан судорожно сжал попку, почти навалившись на Витькино лицо горячим животом, и в то же мгновение Витька почувствовал, как во рту у него появился солоноватый привкус, чем-то отдаленно напоминающий вкус огуречного рассола…. Спермы у пацана оказалось на удивление мало, и если б не этот появившийся во рту привкус, Витьке, наверное, пришлось бы у пацана уточнять, кончил он или нет… поняв, что пацан кончил, Витька легонько толкнул его от себя и, едва член, стремительно теряющий твердость, выскользнул изо рта, тут же, приподнявшись — повернув голову набок, сплюнул на мешок. Блин… кончил мне в рот, — с запоздалым удивлением подумал Витька, сплевывая еще раз. Кончил… кончил… кончил ему в рот… - чуть ошалело думал пацан, испуганно глядя на парня, раз за разом сплевывающего на мешок скопившуюся во рту слюну… слюну — и его, пацанячую, сперму… Мысли в голове пацана прыгали, словно чертики, обрывали друг друга, мешались, путались… и было от чего! Он, пацан, натянул, выебал в рот парня, выебал по-настоящему… блин, если кому рассказать — не поверят… выебал, натянул парня в рот… охуеть можно! Чувство оргазма, сладкой судорогой кольнувшего между ног, медленно уходило, рассасывалось, сменяясь чувством легкости, приятной опустошенности и одновременно — нарастающей тревоги, — пацан, глядя на Витьку, пытался угадать, хорошо он сделал или нет, что кончил… кончил этому парню прямо в рот… может, надо было фак вытащить, выдернуть изо рта? Ну, ты, блин, даешь… это вы там, в Москве, такие воспитанные, да? Пацан, запоздало сообразив, что он опять сказал что-то лишнее, испуганно замер… Ну, блин… кто его тянет за язык? Уже сколько раз давал себе слово не говорить о том, о чем не спрашивают — ничего не добавлять, не уточнять… вообще — не говорить ничего лишнего, и вот — опять… сначала про Москву зачем-то сказал… и теперь — снова…. Ты что… в самом деле еще никого не ебал? Я имею в виду девчонок… никакую писюшку еще не трахал? Пацан на какой-то миг растерялся… не испугался, а именно растерялся, и — почувствовав, что краснеет, торопливо выдохнул:. А Витька находился на распутье… Впрочем, если бы он был возбужден, то все было бы намного проще — здоровое любопытство уже толкнуло бы его на продолжение этого странного ночного приключения, и пацан уже наверняка мостился бы к нему, раздвинувшему ноги, чтобы по самые помидоры вогнать ему между ног свой недетских размеров писюн, но возбуждения не было, — Витька не чувствовал возбуждения, и в то же время… в то же время где-то в глубине его души слабо тлела, не угасая, непонятная для него, для Витьки, смутная нежность к этому пацану… Витька был парнем простым и внятным, никогда ничего не усложнял и решения, если приходилось что-то решать, всегда принимал однозначные, и они всегда были такие же ясные и простые, как он сам, и все всегда было понятно, но сейчас… сейчас все было не так: Чужой пацан… что за дурь — подставлять ему жопу? Не хочешь — не надо, - усмехнулся Витька, поднимаясь. Я одно местечко знаю… знаешь, как там клюет! Чего он, Витька, от него хочет? Какая, на хуй, рыбалка?! Чужой пацан… его, может, ищут уже. Хотя нет — вряд ли… если б искали, Славик уже рассказал бы, где искать… А если ищут?! Ведь поздно уже… поздно, блядь! Часа три, наверное… Витька вдруг подумал, что он все это время не курил, и, едва он только об этом подумал, как мгновенно захотелось курить… Чужой пацан… москвич… какое, блин, ему, Витьке, до этого пацана дело?! Пацан ему, блядь, понравился… В попку ебаться понравилось? На рыбалку… ага, на рыбалку, а там его раком ставить — и в попку… в попку поебывать, да? А в попку — кайф… травка зеленеет, солнышко блестит — мальчик наклонился, плавки приспустив… - неожиданно в рифму подумал Витька, но почему-то не удивился этому внезапно открывшемуся таланту, - рыбаки, блядь! Друзья-одногодки… да если кто об этом узнает — все, кранты… ведь никому потом не докажешь, что никакой ты не пидор… не пидор? А если не пидор, то — кто? Отсосал… теперь еще жопу подставить хочется — в жопу попробовать хочется, да? А он ведь натянет… еще как натянет! Пацан смотрел на Витьку все с тем же выражением настороженности в глазах — чужой пацан, изнасилованный в чужом сарае… А пацан, наверное, классный, - неожиданно подумал Витька, никогда не имевший в детстве близких друзей, никогда не имевший ни братьев, ни племянников…. Не хочешь — не надо. Одевай свои мини-бикини, и — домой… свободен! Пацан, ни слова не говоря, соскочил с мешков вслед за Витькой, торопливо нагнулся, поднимая с пола трусы. Витька не смотрел на него — пацан быстро натянул темно-красные трусики-плавки, затем, переступая с ноги на ногу, так же быстро вскочил в шорты, нагнулся еще раз — поднял с мешка футболку, надел ее и вновь превратился в обычного тинэйджера, какие тусуются с утра до вечера на улицах, в подъездах, на скамейках, бесцельно убивая время или ища приключений…. Вообще-то у нас не шалят, но если хочешь… если надо — я провожу, - произнес Витька, выключая в сарае свет и одновременно открывая дверь на улицу…. Темная летняя ночь окутывала станицу… Черное небо было усеяно звездами, но эти звезды почти не освещали землю, и деревья, словно сказочные чудовища, висящие в воздухе, безмолвно и таинственно подступали со всех сторон, то ли оберегая, то ли готовясь напасть… ветра не было — деревья стояли, не шевелясь ни единым листочком; воздух, прогретый за долгий летний день, уже успел остыть, и приятная, освежающая прохлада лизнула лица, - было темно и тихо, даже не слышен был лай собак, и только звенела в ночном неподвижном воздухе несмолкаемая, непонятно откуда льющаяся песня невидимых в темноте сверчков…. Витька молча довел пацана до калитки, так же молча, прикоснувшись к руке, придержал его, прислушиваясь… было тихо. Глухая ночь окутывала станицу…. Он отошел уже метров на пять, превратившись в темный силуэт, когда Витька неожиданно для себя вдруг окликнул его:. Видя, как пацан уходит, исчезает в ночной темноте, Витька окликнул мальчишку невольно, поддавшись внезапно возникшему порыву, и теперь, приближаясь, поймал вдруг себя на мысли, что он не знает, зачем пацана окликнул и что пацану говорить…. А пацан, услышав за спиной внезапно раздавшийся голос, вздрогнул, и первой его мыслью было: А то… тебе самому житья не будет, — приглушенным шепотом произнес Витька, пытливо всматриваясь в глаза пацана. Шаги пацана затихли, и только войдя во двор — бесшумно закрыв за собой калитку, Витька вдруг понял, чего ему так хотелось… да, очень сильно хотелось! Это было так просто и так понятно, что Витька, остановившись, невольно усмехнулся: Что за херня происходит? То, что Витька внезапно понял, было и просто, и вместе с тем опять непонятно, опять для него, для Витьки, необъяснимо… и, тем не менее, это было так: Светка была домовита, заботлива, и хорошо с ней было в постели… что еще нужно? Хуй дрочить тоже когда-то нравилось, но он же не дрочит его сейчас… так и это — все ерунда, и ничего ровным счетом не значит… а если не значит, — думал Витька, — так почему тогда… почему этот оттраханный в жопу пацан так неожиданно и глубоко, словно заноза, запал в душу? В душу… и жопа здесь ни при чем, — думал Витька, не находя ответа; никогда не интересовавшийся однополой любовью, Витька не знал, что когда-то, много веков назад, однополая любовь считалась не просто естественной — она поощрялась, ею гордились, и в солнечной Греции мужчины, имея жен, любили при этом красивых мальчиков, и эти две любви, как две стороны одной медали, совмещались между собой самым законнейшим образом, — ничего этого Витька не знал… да и когда это было? Древняя Греция… солнечная страна, где мужчины, равноправно любя женщин и мальчиков, жили в гармонии с собой и с миром — нет, ничего об этом, как, впрочем, и о многом другом, Витька не знал и даже никогда не слышал. Глухая темная ночь пеленала землю, обступала Витьку со всех сторон… он невольно задрал голову вверх — небо было усыпано звездами, и Витька неожиданно для себя подумал, что нет этой звездности ни конца ни края… и, подумав так, он впервые в жизни вдруг остро почувствовал свою одинокость — не одиночество, а именно одинокость, — монотонно и нескончаемо пели однообразную песню сверчки… симпатичный пацан, словно посланец из другого мира, стоял перед мысленным Витькиным взором — новое знание открылось Витьке, и хотя для многих и очень многих подобное знание было обыденным, и, обладая этим знанием, парни ложились в постель, чтобы дарить друг другу блаженство, и Витькино знание даже в сравнении со знанием многих и многих мальчишек было ничтожно, тем не менее, для него, для Витьки, это знание оказалось избыточным — это было знание о другой, совсем другой жизни, и Витька, думая о мальчишке, вдруг совершенно внезапно и вместе с тем совершенно отчетливо понял, что эта другая жизнь никогда не будет жизнью его, и смутная необъяснимая печаль легла на Витькино сердце…. Звездная ночь висела над миром… Витька зашел в сарай, плотно закрыл за собой дверь, зажег свет… на мешках — там, где пацан и он попеременно лежали — было небольшое, оставленное их телами углубление… да, вот здесь мальчишка лежал, подняв вверх разведенные ноги, и две его булочки были распахнуты, разведены в разные стороны, и между ними пульсировал туго стиснутый нежный входик, и в этот входик… Витька почувствовал, как возбуждается… блин, надо было дать пацаненку в жопу, чтоб он совсем перестал бояться, а потом… потом его — еще раз… член у Витьки стремительно встал — головка уперлась в штаны, отчего они тут же взбугрились колом, и Витька, поддаваясь невольно возникшему — в третий, в третий раз! Витька даже замер от удивления — строчки сложились сами собой, совершенно легко, на одном дыхании, и это уже было совсем непостижимо — крыша у Витьки определенно ехала… ну, блядь… поэт! Очко ему, вроде бы, не порвал, - Витька внимательно рассмотрел трусы, вспомнив, что он давал их мальчишке подтереть между ног, — крови на трусах не было… завтра их постираю, - подумал Витька… а этому другу своему, Славику, он, нужно думать, что-нибудь наплетет — мальчик не маленький… в рот натянул меня, как пидараса, - как-то легко подумал Витька и тут же мысленно вновь усмехнулся: И в жопу меня натянул бы тоже, если бы я ему жопу подставил… а как зовут его — не спросил… может, оно и к лучшему, - неожиданно подумал Витька, - говорят же: Да, к субботе должна вернуться Светка… и крем положить нужно на место… а насчет досок завтра можно будет узнать на пилораме, - подумал вдруг Витька, закрывая сарай. Глухая ночь пеленала станицу — всепоглощающее безмолвие царило над миром, и лишь нескончаемо пели свою монотонную песню невидимые в ночи сверчки… Витька прислушался к этому пению, чуть постоял и — неожиданно задрав голову, посмотрел на звезды, подумав, что гвозди тоже кончаются, а значит нужно будет еще прикурить гвоздей, — жизнь продолжалась…. Жизнь продолжалась, и пацан, благополучно добравшись до дома, хотел незаметно прошмыгнуть в комнату, но зацепился за пустое ведро — и ведро, опрокинувшись, загрохотало. Бабка ложилась спать рано и, ложась, дверь оставляла распахнутой настежь: Не зная, сколько времени, он хотел прошмыгнуть в свою комнату незаметно — иногда это ему удавалось, но проклятое ведро, попавшееся под ноги, выдало его с головой. Яйца сварила — еще, может, теплые… огурцы с помидорами мытые — если хочешь, порежь на тарелку… ты меня слышишь, Егор? Глухая темная ночь висела над миром, и у пацана было столько сейчас на душе, что ему хотелось хотя бы немного… да, хотя бы чуть-чуть разобраться. Я огурец сейчас съем… спи! Пацан не знал, но было, наверное, очень поздно. Бабка затихла, успокоенная, что внук вернулся. Егор повертел в руках огурец и тихо, чтоб не услышала бабка, положил его на место — есть не хотелось… Ясно было одно: Да и как было не подумать — сколько про этих маньяков рассказывают! У них в конце учебного года даже классный час был — классная говорила о всяких ситуациях, где нужна особая осторожность… а толстый Дубина, всегда достающий учителей каверзными вопросами, классную спросил: Или мальчикам нужно тоже опасаться? Интересно, что делал бы Славик, если бы с ним — так… а парень этот оказался вовсе не маньяком… и вообще он какой-то странный — любой первоклассник знает, что смазывать надо вазелином, а он хотел насухую всунуть… крем для жопы… тот же Дубина весной приносил в школу блестящую баночку и в классе всем пацанам показывал — говорил, что баночка английская и в ней был гель для ануса — специальная смазка для голубых… говорил, что нашел ее около дома… а этот — взрослый, а сам не знает… бегал куда-то за кремом для рук… если бы я убежал, то ничего бы дальше не было, - подумал Егор… и тут же вдруг вспомнил, что весной кто-то в их мальчиковом туалете на втором этаже ручкой написал на стенке одной из кабинок: Бабка заворочалась в темной глубине дома, и пацан замер, прислушиваясь… нет, затихла опять — не проснулась. Самым разумным было идти лечь в постель, но в комнате, несмотря на открытую настежь дверь, все равно было душно — и пацан остался сидеть у крыльца; он вдруг подумал, что ему почему-то очень важно сейчас решить, голубой этот парень или нет… да, он сказал, что он не голубой — ну, и что с того? Сказать можно что угодно… тот же Дубина приносил в класс газету, где было написано, что голубых на Земле — десять процентов, а он, Егор, еще ни одного голубого не видел… это потому, - вдруг подумал пацан, - что никто в этом не признается… не видел, а сегодня — увидел, мало не показалось, - мальчишка невольно улыбнулся… и все-таки парень на голубого был не похож — голубой бы в жопу точно дал, а этот… отсосал, потому что не больно, и все — не зря же он спрашивал, больно мне было или нет… сам еще целка — испугался, блин… а если бы не испугался? Да, если бы не испугался? Пацан вдруг почувствовал легкое щекотание между ног… попа совсем не болела — словно и не было ничего: И этот парень не голубой — он, Егор, ебался не с голубым, а значит — он тоже не голубой, а просто они два парня, и все… Член напряженно стоял — пацан, оттянув резинку шорт вниз, вытащил член из трусов и, чутко прислушиваясь, на какой-то время замер… Бабка спала — из распахнутой настежь двери доносилось ее тихое, с легким свистом посапывание… Было темно, хотя небо было усеяно звездами, — Егор, раздвинув ноги, сел поудобнее, большим пальцем одной руки придерживая внизу резинку шорт, а ладонью другой — сжимая возбужденно торчащий вверх член… Егор немного стеснялся, что у него такой большой член — больше, чем у других пацанов, и в то же время… в то же время это было классно: А Славику он завтра скажет, что мужик, схвативший его за руку, долго и нудно читал мораль о том, что сливы в чужом саду — это частная собственность. И еще… еще нужно будет узнать у Славки, какая рыба у них здесь водится…. Было темно, тихо… сидя на скамейке у крыльца, пацан бесшумно дрочил, приоткрыв от наслаждения рот, — жизнь продолжалась…. Нравится ли Вам оформление нового сайта? ГЕЙ ЛЕСБИ БИ ТРАНС. Радуга - заметки гей-путешественников. Книги Кинофильмы Нижнее белье Возбудители Смазка Фаллоимитаторы Сувениры Лесби Садомазо Эротика. Видео Рисунки Персональные Пароли к сайтам Эрот.
Дисконт центр красноярск мега каталог товаров
Як выйти замуж
Как приватить на фростленде
Как пожарить два яйца
Отчет о результатах отдельного этапа исполнения контракта
Умейте ценить стихи