Стихи поэтов серебряного века
Поэты Серебряного века
Топ-5 поэтов серебряного века
А Агнивцев Николай Анненский Иннокентий Асеев Николай Ахматова Анна Б Бальмонт Константин Белый Андрей Блок Александр Брюсов Валерий Бунин Иван Г Гиппиус Зинаида Гумилев Николай Е Есенин Сергей. К Кедрин Дмитрий М Мандельштам Осип Маяковский Владимир Н Набоков Владимир П Пастернак Борис С Северянин Игорь Т Тагор Рабиндранат. Х Хлебников Велемир Ц Цветаева Марина Ч Черный Саша Чуковский Корней. Пускай меня бранят за стансы — В них правда есть. Я видел праздник, праздник мая — И поражен. Готов был сгибнуть, обнимая Всех дев и жен. Мы их завет не сберегли. Мы потеряли всё святое: И стыд души, и честь земли. Мы были с ними, были вместе, Когда надвинулась гроза. И Невесте Солдатский штык проткнул глаза. В морозный день, заветный час, Они, на площади Сената, Тогда сошлися в первый раз. Идут навстречу упованью, К ступеням Зимнего крыльца Под тонкою мундирной тканью Трепещут жадные сердца. А где же солнце? А, впрочем, я не первый, Не стоит портить нервы". Голосами седых твоих пращуров Я, Россия, с тобой говорю. Для того ль новосел заколачивал В первый сруб на Москве первый гвоздь, Для того ль астраханцам не плачивал Дани гордый владимирский гость; Привет тебе, привет прощальный Шлю в эту ночь. А я всё тот же гость усталый Земли чужой. Бреду, как путник запоздалый, За красотой. Она и блещет и смеется, А мне - одно: Боюсь, что в кубке расплеснется Мое вино. А между тем - кругом молчанье, Мой кубок пуст. И ты, мой юный, вечной тайной Отходишь прочь. Я за тобою, гость случайный, Как прежде - в ночь. Я проснулась и припомнила: Милый, нынче праздник твой. Оттого и оснеженная Даль за окнами тепла, Оттого и я, бессонная, Как причастница спала. Я для сравнения слов не найду - Так твои губы нежны. Только глаза подымать не смей, Жизнь мою храня. Первых фиалок они светлей, А смертельные для меня. Вот поняла, что не надо слов, Оснеженные ветки легки Сети уже разостлал птицелов На берегу реки. Sed non satiatus Что же мне делать, когда не пресыщен Я - этой жизнью хмельной! Что же мне делать, когда не пресыщен Я - вечно юной весной! Что же мне делать, когда не пресыщен Я - высотой, глубиной! Что же мне делать, когда не пресыщен Я - тайной муки страстной! Ultima Thule Где океан, век за веком стучась о граниты, Тайны свои разглашает в задумчивом гуле, Высится остров, давно моряками забытый,- Ultima Thule. Миг - круги, ряби: Но она - глубина, Заходившая зыбко. А все-таки Улица провалилась, как нос сифилитика. Река - сладострастье, растекшееся в слюни. Отбросив белье до последнего листика, сады похабно развалились в июне. Я вышел на площадь, выжженный квартал надел на голову, как рыжий парик. Людям страшно - у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик. А вы могли бы? Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? А знаешь край, где хижины убоги, Где голод шлет людей на тяжкий грех, Где вечно скорбь, где лица вечно строги, Где отзвучал давно здоровый смех И где ни школ, ни доктора, ни книги, Но где - вино, убийство и А небо будущим беременно Опять войны разноголосица На древних плоскогорьях мира, И лопастью пропеллер лоснится, Как кость точеная тапира. Крыла и смерти уравнение,— С алгебраических пирушек Слетев, он помнит измерение Других эбеновых игрушек, Врагиню ночь, рассадник вражеский Существ коротких ластоногих, И молодую силу тяжести: Так начиналась власть немногих А Смоленская нынче именинница А Смоленская нынче именинница, Синий ладан над травою стелется, И струится пенье панихидное, Не печальное нынче, а светлое. И приводят румяные вдовушки На кладбище мальчиков и девочек Поглядеть на могилы отцовские, А кладбище — роща соловьиная, От сиянья солнечного замерло. Принесли мы Смоленской Заступнице, Принесли Пресвятой Богородице На руках во гробе серебряном Наше солнце, в муке погасшее,— Александра, лебедя чистого. А ты думал - я тоже такая А ты думал - я тоже такая, Что можно забыть меня, И что брошусь, моля и рыдая, Под копыта гнедого коня. Или стану просить у знахарок В наговорной воде корешок И пришлю тебе странный подарок - Мой заветный душистый платок. Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь, Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь, И ночей наших пламенным чадом - Я к тебе никогда не вернусь. А ты теперь тяжелый и унылый А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня непоправимо милый, И чем темней, тем трогательней ты. Ты пьешь вино, твои нечисты ночи, Что наяву, не знаешь, что во сне, Но зелены мучительные очи,- Покоя, видно, не нашел в вине. Блоку Все это было, кажется в последний, В последний вечер, в вешний час И плакала безумная в передней, О чем-то умоляя нас. Потом сидели мы под лампой блеклой, Что золотила тонкий дым, А поздние распахнутые стекла Отсвечивали голубым. Абиссиния Между берегом буйного Красного Моря И Суданским таинственным лесом видна, Разметавшись среди четырех плоскогорий, С отдыхающей львицею схожа, страна. Север - это болота без дна и без края, Змеи черные подступы к ним стерегут, Их сестер-лихорадок зловещая стая, Желтолицая, здесь обрела свой приют. Абиссинские песни Носороги топчут наше дурро, Обезьяны обрывают смоквы, Хуже обезьян и носорогов Белые бродяги итальянцы. Первый флаг забился над Харраром, Это город раса Маконена, Вслед за ним проснулся древний Аксум, И в Тигрэ заухали гиены. Абхазия Кавказ в стихах обхаживая, гляжусь в твои края, советская Абхазия, красавица моя. Когда, гремя туннелями, весь пар горам раздав, совсем осатанелыми слетают поезда, Август Еще горят лучи под сводами дорог, Но там, между ветвей, все глуше и немее: Так улыбается бледнеющий игрок, Ударов жребия считать уже не смея. Август Как ясен август, нежный и спокойный, Сознавший мимолетность красоты. Позолотив древесные листы, Он чувства заключил в порядок стройный. В нем кажется ошибкой полдень знойный,- С ним больше сродны грустные мечты, Прохлада, прелесть тихой простоты И отдыха от жизни беспокойной. В последний раз, пред острием серпа, Красуются колосья наливные, Взамен цветов везде плоды земные. Отраден вид тяжелого снопа, А в небе журавлей летит толпа И криком шлет "прости" в места родные. Август Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана. Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую, И край стены за книжной полкой. Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка. Мне снилось, что ко мне на проводы Шли по лесу вы друг за дружкой. Август - астры, Август - звезды, Август - грозди Винограда и рябины Ржавой - август! Полновесным, благосклонным Яблоком своим имперским, Как дитя, играешь, август. Как ладонью, гладишь сердце Именем своим имперским: Месяц поздних поцелуев, Поздних роз и молний поздних! Ливней звездных - Август! Август Когда погребают эпоху, Надгробный псалом не звучит, Крапиве, чертополоху Украсить ее предстоит. И только могильщики лихо Работают. И тихо, так, господи, тихо, Что слышно, как время идет. А после она выплывает, Как труп на весенней реке,— Но матери сын не узнает, И внук отвернется в тоске. И клонятся головы ниже, Как маятник, ходит луна. Так вот — над погибшим Парижем Такая теперь тишина. Авиатор Летун отпущен на свободу. Качнув две лопасти свои, Как чудище морское в воду, Скользнул в воздушные струи. Его винты поют, как струны Автомобиль в горах Как сон, летит дорога, и ребром встает луна за горною вершиной. С моею черной гоночной машиной сравню - на волю вырвавшийся гром! Все хочется,- пока под тем бугром не стала плоть личинкою мушиной,- слыхать, как прах под бешеною шиной рыдающим исходит серебром Сжимая руль наклонный и упругий, куда лечу? У альповой лачуги - почудится отеческий очаг; и в путь обратный,- вдавливая конус подошвою и боковой рычаг переставляя по дуге,- я тронусь. Ад Недобрый дух повел меня, Уже лежавшего в могиле, В страну подземного огня, Которой Данте вел Вергилий. Из первого в девятый круг Моя душа была ведома - Где жадный поп и лживый друг И скотоложец из Содома. Адмиралтейство В столице северной томится пыльный тополь, Запутался в листве прозрачный циферблат, И в темной зелени фрегат или акрополь Сияет издали, воде и небу брат. Ладья воздушная и мачта-недотрога, Служа линейкою преемникам Петра, Он учит: Азия Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди И с государственной печатью взамен серьги у уха. То девушка с мечом, не знавшая зачатья, То повитуха - мятежей старуха. Аисты В воде декламирует жаба, Спят груши вдоль лона пруда. Над шапкой зеленого граба Топорщатся прутья гнезда. Там аисты, милые птицы, Семейство серьезных жильцов Торчат материнские спицы И хохлятся спинки птенцов. Айболит Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться И корова, и волчица, И жучок, и червячок, И медведица! Всех излечит, исцелит Добрый доктор Айболит! Айболит и воробей Злая-злая, нехорошая змея Молодого укусила воробья. Захотел он улететь, да не мог И заплакал, и упал на песок. Айя-София Айя-София,- здесь остановиться Судил Господь народам и царям! Ведь купол твой, по слову очевидца, Как на цепи, подвешен к небесам. И всем векам - пример Юстиниана, Когда похитить для чужих богов Позволила эфесская Диана Сто семь зеленых мраморных столбов. Акростих Рюрику Ивневу Радость, как плотвица быстрая, Юрко светит и в воде. Руки могут церковь выстроить И кукушке и звезде. Кайся нивам и черемухам, — У живущих нет грехов. Из удачи зыбы промаха Воют только на коров. Не зови себя разбойником, Если ж чист, так падай в грязь. Верь — теленку из подойника Улыбается карась. Актер и рабочий Здесь, на твердой площадке яхт-клуба, Где высокая мачта и спасательный круг, У южного моря, под сенью Юга Деревянный пахучий строился сруб! Это игра воздвигает здесь стены! Разве работать — не значит играть? По свежим доскам широкой сцены Какая радость впервые шагать! Але А когда — когда-нибудь — как в воду И тебя потянет — в вечный путь, Оправдай змеиную породу: Дом — меня — мои стихи — забудь. Пей вино, правь тройкой, пой у Яра, Синеокою цыганкой будь. Аленушка Аленушка в лесу жила, Аленушка смугла была, Глаза у ней горячие, Блескучие, стоячие. Мала, мала Аленушка, А пьет с отцом — до донушка. Пошла она в леса гулять, Дружка искать, в кустах вилять, Да кто ж в лесу встречается? Аленушка соскучилась, Безделием измучилась, Зажгла она большой костер, А в сушь огонь куда востер! Сожгла леса Аленушка На тыщу верст, до пёнушка, И где сама девалася — Доныне не узналося! Алфёрово Немало славных полководцев, Сказавших "счастлив", умирая, Знал род старинных новгородцев, В потомке гордом догорая. На белом мохнатом коне Тот в Польше разбил короля. Победы, коварны оне, Над прежним любимцем шаля. Алый мрак в небесной черни Алый мрак в небесной черни Начертил пожаром грань. Я пришел к твоей вечерне, Полевая глухомань. Нелегка моя кошница, Но глаза синее дня. Знаю, мать-земля черница, Все мы тесная родня. Разошлись мы в даль и шири Под лазоревым крылом. Но сзовет нас из псалтыри Заревой заре псалом. И придем мы по равнинам К правде сошьего креста Светом книги голубиной Напоить свои уста. Американские русские Петров Капланом за пуговицу пойман. Штаны заплатаны, как балканская карта. Аметисты Когда, сжигая синеву, Багряный день растет неистов, Как часто сумрок я зову, Холодный сумрак аметистов. Амур и Психея Пришла блондинка-девушка в военный лазарет, Спросила у привратника: Корнет уводит девушку в пустынный коридор; Не видя глаз, на грудь ее уставился в упор. Краснея, гладит девушка смешной его халат, Зловонье, гам и шарканье несется из палат. Анархист Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист. Вдоль затылка жались складки На багровой полосе. Ел за двух, носил перчатки - Словом, делал то, что все. Ангел благого молчания Ангел благого молчания, Властно уста загради В час, когда силой страдания Сердце трепещет в груди! Ангел благого молчания, Радостным быть помоги В час, когда шум ликования К небу возносят враги! Ангел бледный Ангел бледный, синеглазый, Ты идешь во мгле аллеи. Звезд вечерние алмазы Над тобой горят светлее. Ангел бледный, озаренный Бледным светом фонаря, Ты стоишь в тени зеленой, Грезой с ночью говоря. Ангел-хранитель Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле. Во мгле, что со мною всегда на земле. За то, что ты светлой невестой была, За то, что ты тайну мою отняла. За то, что связала нас тайна и ночь, Что ты мне сестра, и невеста, и дочь. За то, что нам долгая жизнь суждена, О, даже за то, что мы - муж и жена! Ангел-хранитель Он мне шепчет: Иль о жизни прежней, вольной, Тайно загрустил? Разве всплески, речи Сумрачных морей Стоят самой краткой встречи С госпожой твоей? Ангелы опальные Ангелы опальные, Светлые, печальные, Блески погребальные Тающих свечей,- Грустные, безбольные Звоны колокольные, Отзвуки невольные, Отсветы лучей,- Взоры полусонные, Нежные, влюбленные, Дымкой окаймленные Тонкие черты,- То мои несмелые, То воздушно-белые, Сладко-онемелые, Легкие цветы. Андрей Рублев Я твердо, я так сладко знаю, С искусством иноков знаком, Что лик жены подобен раю, Обетованному Творцом. Нос - это древа ствол высокий; Две тонкие дуги бровей Над ним раскинулись, широки, Изгибом пальмовых ветвей. Анита Я был желанен ей. Она меня влекла, Испанка стройная с горящими глазами. Далеким заревом жила ночная мгла, Любовь невнятными шептала голосами. Созвучьем слов своих она меня зажгла, Испанка смуглая с глубокими глазами. Она не стала мне шептать: Не деве Севера, не нимфе ледяной Твердил я вкрадчиво: Античная страничка На дом Софокла в ночь слетел с небес орел, И мрачно хор цикад вдруг зазвенел из сада. А в этот час уже в бессмертье гений шел, Минуя вражий стан у стен родного града. Так вот когда царю приснился странный сон: Сам Дионис ему снять повелел осаду, Чтоб шумом не мешать обряду похорон И дать афинянам почтить его отраду. Апельсин Вы сидели в манто на скале, Обхвативши руками колена. А я - на земле, Там, где таяла пена,- Сидел совершенно один И чистил для вас апельсин. Ты наливался дремотно Под солнцем где-то на юге, И должен сейчас отправиться в рот К моей серьезной подруге. Апельсинные цветы О, берегитесь, убегайте От жизни легкой пустоты. И прах земной не принимайте За апельсинные цветы. Под серым небом Таормины Среди глубин некрасоты На миг припомнились единый Мне апельсинные цветы. Апрель Кто поет, мечта ль, природа ль, Небо — нежный сон свирели? Каждый листик вылит в трели, Свет и тень звенят в апреле,— Ветр, лишь ты, всех неумелей, В медь трубы дудишь поодаль. Арлекинада Мы шли его похоронить Ватагою беспутно сонной. И в бубен похоронный бить Какой-то танец похоронный Вдруг начали. Мы в колпаках За гробом огненным вопили И фимиам в сквозных лучах Кадильницами воскурили. Аромат Солнца Запах солнца? В солнце звуки и мечты, Ароматы и цветы Все слились в согласный хор, Все сплелись в один узор. Солнце пахнет травами, Свежими купавами, Пробужденною весной, И смолистою сосной. Архимед Нет, не всегда смешон и узок Мудрец, глухой к делам земли: Уже на рейде в Сиракузах Стояли римлян корабли. Над математиком курчавым Солдат занес короткий нож, А он на отмели песчаной Окружность вписывал в чертеж. Ах, если б смерть — лихую гостью — Мне так же встретить повезло, Как Архимед, чертивший тростью В минуту гибели — число! Из темной ночи в белый день Сверкнут стремительные пики. За часом час, за днями дни Соединяют нас навеки: Блестят очей твоих огни В полуопущенные веки. Последний, верный, вечный друг,- Не осуди мое молчанье; В нем - грусть: Асе Те же - приречные мрежи Те же - приречные мрежи, Серые сосны и пни; Те же песчаники; те же - Сирые, тихие дни; Те же немеют с отвеса Крыши поникнувших хат; Синие линии леса Немо темнеют в закат. Ассаргадон Я - вождь земных царей и царь, Ассаргадон. Владыки и вожди, вам говорю я: Едва я принял власть, на нас восстал Сидон. Сидон я ниспроверг и камни бросил в море. Египту речь моя звучала, как закон, Элам читал судьбу в моем едином взоре, Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон. Атлантический океан Испанский камень слепящ и бел, а стены — зубьями пил. Пароход до двенадцати уголь ел и пресную воду пил. Там же Купалась гиппопотамша. Ясно, Что она была прекрасна. Не смотрите на меня так странно: Хотя гиппопотамши красотой и не славятся, Но она героиня романа И должна быть красавицей. Африканская ночь Полночь сошла, непроглядная темень, Только река от луны блестит, А за рекой неизвестное племя, Зажигая костры, шумит. Завтра мы встретимся и узнаем, Кому быть властителем этих мест; Им помогает черный камень, Нам - золотой нательный крест. Афродита Протирая лорнеты, Туристы блуждают, глазея На безруких богинь, На героев, поднявших щиты. Мы проходим втроем По античному залу музея: Я, пришедший взглянуть, Старичок завсегдатай И ты. Ах, зачем нет Чехова на свете!.. Ах, зачем нет Чехова на свете! Сколько вздорных - пеших и верхом, С багажом готовых междометий Осаждало в Ялте милый дом День за днем толклись они, как крысы, Словно он был мировой боксер. Он шутил, смотрел на кипарисы И прищурясь слушал скучный вздор. Ах, как много на свете кошек Ах, как много на свете кошек, Нам с тобой их не счесть никогда. Сердцу снится душистый горошек, И звенит голубая звезда. Наяву ли, в бреду иль спросонок, Только помню с далекого дня - На лежанке мурлыкал котенок, Безразлично смотря на меня. Я еще тогда был ребенок, Но под бабкину песню вскок Он бросался, как юный тигренок, На оброненный ею клубок. Потерял я бабку, А еще через несколько лет Из кота того сделали шапку, А ее износил наш дед. Ах, метель такая, просто черт возьми! Забивает крышу белыми гвоздьми. Только мне не страшно, и в моей судьбе Непутевым сердцем я прибит к тебе. Ахилл и Одиссей Брат мой, я вижу глаза твои тусклые, Вместо доспехов меха леопарда С негой обвили могучие мускулы. Чувствую запах не крови, а нарда. Сладкими винами кубок твой полнится, Тщетно вождя ожидают в отряде. И завивает, как деве, невольница Черных кудрей твоих длинные пряди. Ахматовой Кем полосынька твоя Нынче выжнется? Дни полночные твои, Век твой таборный Все работнички твои Разом забраны. Бабка Мариула После ночи пьяного разгула Я пошел к Проклятому ручью, Чтоб цыганка бабка Мариула Мне вернула молодость мою. Бабка курит трубочку из глины, Над болотом вьются комары, А внизу горят среди долины Кочевого табора костры. Бабочка газа Скажите, что сталось со мной? Что сердце так жарко забилось? Какое безумье волной Сквозь камень привычки пробилось? Бабушке Продолговатый и твердый овал, Черного платья раструбы Кто целовал Ваши надменные губы? Руки, которые в залах дворца Вальсы Шопена играли По сторонам ледяного лица Локоны, в виде спирали. Бабушкины сказки В зимний вечер по задворкам Разухабистой гурьбой По сугробам, по пригоркам Мы идем, бредем домой. Опостылеют салазки, И садимся в два рядка Слушать бабушкины сказки Про Ивана-дурака. И сидим мы, еле дышим. Бабье лето Наступило бабье лето — Дни прощального тепла. Поздним солнцем отогрета, В щелке муха ожила. Что на свете краше После зябкого денька?.. Паутинок легких пряжа Обвилась вокруг сучка. Байрону Я думаю об утре Вашей славы, Об утре Ваших дней, Когда очнулись демоном от сна Вы И богом для людей. Я думаю о том, как Ваши брови Сошлись над факелами Ваших глаз, О том, как лава древней крови По Вашим жилам разлилась. Бал в женской гимназии Пехотный Вологодский полк Прислал наряд оркестра. Сыч-капельмейстер, сивый волк, Был опытный маэстро. Собрались рядом с залой в класс, Чтоб рокот труб был глуше. Курлыкнул хрипло медный бас, Насторожились уши. Балаганчик Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей, Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей. И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный черт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок. Балагула Балагула убегает и трясет меня. Рыжий Айзик правит парой и сосет тютюн. Алый мак во ржи мелькает — лепестки огня. Золотятся, льются нити телеграфных струн. А разве пан Едет в город с интересом? Пан — поэт, артист! Что мне этот грязный Аккерман? Степь привольна, день прохладен, воздух сух и чист. Был я сыном, братом, другом, мужем и отцом, Был в довольстве Все не то, не то! Заплачу за путь венчальным золотым кольцом, А потом Балашов По будням медник подле вас Клепал, лудил, паял, А впрочем - масла подливал В огонь, как пай к паям. И без того душило грудь, И песнь небес: Баллада Бывает, курьером на борзом Бывает, курьером на борзом Расскачется сердце, и точно Отрывистость азбуки морзе, Черты твои в зеркале срочны. Поэт или просто глашатай, Герольд или просто поэт, В груди твоей - топот лошадный И сжатость огней и ночных эстафет. Баллада Влюбленные, чья грусть Влюбленные, чья грусть как облака, И нежные, задумчивые леди, Какой дорогой вас ведет тоска, К какой еще неслыханной победе Над чарой вам назначенных наследий? Где вашей вечной грусти и слезам Целительный предложится бальзам? Где сердце запылает, не сгорая? В какой пустыне явится глазам, Блеснет сиянье розового рая? Баллада о любви и смерти Когда торжественный Закат Царит на дальнем небосклоне И духи пламени хранят Воссевшего на алом троне,- Вещает он, воздев ладони, Смотря, как с неба льется кровь, Что сказано в земном законе: Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! Бальмонту В золотистой дали облака, как рубины,- облака как рубины, прошли, как тяжелые, красные льдины. Но зеркальную гладь пелена из туманов закрыла, и душа неземную печать тех огней - сохранила. Бальмонту Пышно и бесстрастно вянут Розы нашего румянца. Лишь камзол теснее стянут: Ничего не можем даром Взять — скорее гору сдвинем! И ко всем гордыням старым — Голод: Барабек Робин Бобин Барабек Скушал сорок человек, И корову, и быка, И кривого мясника, И телегу, и дугу, И метлу, и кочергу, Скушал церковь, скушал дом, И кузницу с кузнецом, А потом и говорит: Барка жизни встала На большой мели. Громкий крик рабочих Слышен издали. Песни и тревога На пустой реке. Входит кто-то сильный В сером армяке. Руль дощатый сдвинул, Парус распустил И багор закинул, Грудью надавил. Тихо повернулась Красная корма, Побежали мимо Пестрые дома. Вот они далёко, Весело плывут. Только нас с тобою, Верно, не возьмут! Ни за что на свете Не ходите в Африку, В Африку гулять! В Африке акулы, В Африке гориллы, В Африке большие Злые крокодилы Будут вас кусать, Бить и обижать,- Не ходите, дети, В Африку гулять. Барс Пожаром яростного крапа маячу в травяной глуши, где дышит след и росный запах твоей промчавшейся души. И в нестерпимые пределы, то близко, то вдали звеня, летит твой смех обезумелый и мучит и пьянит меня. Батум Корабли плывут В Константинополь. Поезда уходят на Москву. От людского шума ль Иль от скопа ль Каждый день я чувствую Тоску. Беатриче Я полюбил тебя, лишь увидал впервые. Я помню, шел кругом ничтожный разговор, Молчала только ты, и речи огневые, Безмолвные слова мне посылал твой взор. Бебека Взял барашек Карандашик, Взял и написал: А лягушка у болотца Заливается, смеётся: Бегут неверные дневные тени Бегут неверные дневные тени. Высок и внятен колокольный зов. Озарены церковные ступени, Их камень жив - и ждет твоих шагов. Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь, Одетый страшной святостью веков, И, может быть, цветок весны уронишь Здесь, в этой мгле, у строгих образов. Растут невнятно розовые тени, Высок и внятен колокольный зов, Ложится мгла на старые ступени Я озарен - я жду твоих шагов. Без названия Недотрога, тихоня в быту.. Недотрога, тихоня в быту, Ты сейчас вся огонь, вся горенье, Дай запру я твою красоту В темном тереме стихотворенья. Посмотри, как преображена Огневой кожурой абажура Конура, край стены, край окна, Наши тени и наши фигуры. Без оправданья Нет, никогда не примирюсь. Я не прощу, я не сорвусь В железные объятья. Как все, пойду, умру, убью, Как все — себя разрушу, Но оправданием — свою Не запятнаю душу. Безглагольность Есть в русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаенной печали, Безвыходность горя, безгласность, безбрежность, Холодная высь, уходящие дали. Приди на рассвете на склон косогора,- Над зябкой рекою дымится прохлада, Чернеет громада застывшего бора, И сердцу так больно, и сердце не радо. Безнадежность На севере есть розовые мхи, Есть серебристо-шелковые дюны Но темных сосен звонкие верхи Поют, поют над морем, точно струны. Стань, прислонись к сосне: Сквозь грозный шум ты слышишь ли их нежность? Но и она — в певучем полусне. На севере отрадна безнадежность. Табачная гарь дымносиние стелет волокна. Золотой мой фонарь зажигает лучом ваши окна. Это я в заревое стекло к вам стучусь в час вечерний. Снеговое чело Разрывают, вонзаясь, иглы терний. Безумец В миру фотограф уличный, теперь же царь и поэт, парнасский самодержец который год сидящий взаперти , он говорил: Беладонна Счастье души утомленной - Только в одном: Быть как цветок полусонный В блеске и шуме дневном, Внутренним светом светиться, Все позабыть и забыться, Тихо, но жадно упиться Тающим сном. Белое солнце и низкие, низкие тучи Белое солнце и низкие, низкие тучи, Вдоль огородов - за белой стеною - погост. И на песке вереницы соломенных чучел Под перекладинами в человеческий рост. И, перевесившись через заборные колья, Вижу: Старая баба - посыпанный крупною солью Черный ломоть у калитки жует и жует Белой ночью Ах, дверь не запирала я, Не зажигала свеч, Не знаешь, как, усталая, Я не решалась лечь. Смотреть, как гаснут полосы В закатном мраке хвой, Пьянея звуком голоса, Похожего на твой. И знать, что все потеряно, Что жизнь - проклятый ад! О, я была уверена, Что ты придешь назад. Белой ночью месяц красный Белой ночью месяц красный Выплывает в синеве. Бродит призрачно-прекрасный, Отражается в Неве. Мне провидится и снится Исполпенье тайных дум. В вас ли доброе таится, Красный месяц, тихий шум?.. Белые клавиши Белые клавиши в сердце моем Робко стонали под грубыми пальцами, Думы скитались в просторе пустом, Память безмолвно раскрыла альбом, Тяжкий альбом, где вседневно страдальцами Пишутся строфы о счастье былом Белый пожар Я стою на прибрежье, в пожаре прибоя, И волна, проблистав белизной в вышине, Точно конь, распаленный от бега и боя, В напряженье предсмертном домчалась ко мне. Береза Белая береза Под моим окном Принакрылась снегом, Точно серебром. На пушистых ветках Снежною каймой Распустились кисти Белой бахромой. И стоит береза В сонной тишине, И горят снежинки В золотом огне. А заря, лениво Обходя кругом, обсыпает ветки Новым серебром. Берлинская весна Нищетою необычной на чужбине дорожу. Утром в ратуше кирпичной за конторкой не сижу. Где я только не шатаюсь в пустоте весенних дней! И к подруге возвращаюсь все позднее и поздней. Берлину Дождь убаюкивает боль. Под ливни опускающихся ставень Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль Копыта — как рукоплесканья. Поздравствовалось — и слилось. В оставленности златозарной Над сказочнейшим из сиротств Вы смилостивились, казармы! Беседа На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро. Присядем у нашей печки и мирно поговорим. Конечно, с ребенком трудно. Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым. Бессилье Смотрю на море жадными очами, К земле прикованный, на берегу Стою над пропастью - над небесами,- И улететь к лазури не могу. Не ведаю, восстать иль покориться, Нет смелости ни умереть, ни жить Мне близок Бог - но не могу молиться, Хочу любви - и не могу любить. Я к солнцу, к солнцу руки простираю И вижу полог бледных облаков Мне кажется, что истину я знаю - И только для нее не знаю слов. Вам, двуногие кроты, Не стоящие дня земного срока? Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты Того же захотят, обидевшись глубоко Полвека жрали - и в награду вечность.. Бессмертие Кем я был? Круглобоким облачком над бездной? Та трава могильная сначала Ветерок дыханием встречала, Тучка плакала слезою длинной, Пролетая над родной долиной. Бессоница, Гомер, тугие паруса Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся. Как журавлиный клин в чужие рубежи,- На головах царей божественная пена,- Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи? И море, и Гомер - всё движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью. Бессонница ребенка От душной копоти земли Погасла точка огневая, И плавно тени потекли, Контуры странные сливая. И знал, что спать я не могу: Пока уста мои молились, Те, неотвязные, в мозгу Опять слова зашевелились. И я лежал, а тени шли, Наверно зная и скрывая, Как гриб выходит из земли И ходит стрелка часовая. Бессонные ночи Какой кошмар! Всё та же повесть И кто, злодей, ее снизал? Опять там не пускали совесть На зеркала вощеных зал Опять там улыбались язве И гоготали, славя злость Христа не распинали разве, И то затем, что не пришлось Заметив у берега смятый корсаж, Явился к пруду. Увидев пажа от себя в двух шагах, Прелестная дама воскликнула: Подобным бестактным поступком пажа Зарезана дама была без ножа. Бесшумное веретено Отпущено моей рукою. И - мною ли оживлено - Переливается оно Безостановочной волною - Веретено. Все одинаково темно; Все в мире переплетено Моею собственной рукою; И, непрерывно и одно, Обуреваемое мною Остановить мне не дано - Веретено. Бетховен Невоплощаемую воплотив В серебряно-лунящихся сонатах, Ты, одинокий, в непомерных тратах Души, предвечный отыскал мотив. И потому всегда ты будешь жив, Окаменев в вспененностях девятых, Как памятник воистину крылатых, Чей дух - неумысляемый порыв. Рахиль И встретил Иаков в долине Рахиль, Он ей поклонился, как странник бездомный. Стада подымали горячую пыль, Источник был камнем завален огромным. Он камень своею рукой отвалил И чистой водой овец напоил. Билет На фабрике немецкой, вот сейчас,- Дай рассказать мне, муза, без волненья! БИЛЬБОКЭ К дофину Франции, в печали Скользнув тайком из-за угла, Однажды дама иод вуалью На аудиенцию пришла, Перед пажом склонила взоры: Скажи ему, я та, которой Признался в вечной он любви! Туманов пелена В лощинах и лугах становится белее, Звучнее лес, безжизненней луна И серебро росы на стеклах холоднее. В саду еще темно, Недвижим тополь матово-зеленый, И воздух слышен мне в открытое окно, Весенним ароматом напоенный Уж близок день, прошел короткий сон - И, в доме тишине не нарушая, Неслышно выхожу из двери на балкон И тихо светлого восхода ожидаю Бобэоби пелись губы, Вээоми пелись взоры, Пиээо пелись брови, Лиэээй - пелся облик, Гзи-гзи-гзэо пелась цепь. Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо. Бог го века Как А, Как башенный ответ — который час? Железной палкой сотню раз Пересеченная Игла, Серея в небе, точно Мгла, Жила. Пастух железный, что он пас? Прочтя железных строк записки, Священной осению векши, Страну стадами пересекши, Бог и Дьявол Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог, Одному — мои стоны, и другому — мой вздох, Одному — мои крики, а другому — мечты, Но вы оба велики, вы восторг Красоты. Я как туча блуждаю, много красок вокруг, То на север иду я, то откинусь на юг, То далеко, с востока, поплыву на закат, И пылают рубины, и чернеет агат. Бог создал мир из ничего Бог создал мир из ничего. Учись, художник, у него,- И если твой талант крупица, Соделай с нею чудеса, Взрасти безмерные леса И сам, как сказочная птица, Умчись высоко в небеса, Где светит вольная зарница, Где вечный облачный прибой Бежит по бездне голубой. Богиня Навес кумирни, жертвенник в жасмине И девственниц склоненных белый ряд. Тростинки благовонные чадят Перед хрустальной статуей богини, Потупившей свой узкий, козий взгляд. Божий Ангел, зимним утром Божий Ангел, зимним утром Тайно обручивший нас, С нашей жизни беспечальной Глаз не сводит потемневших. Оттого мы любим небо, Тонкий воздух, свежий ветер И чернеющие ветки За оградою чугунной. Оттого мы любим строгий, Многоводный, темный город, И разлуки наши любим, И часы недолгих встреч. Болезни земли О, еще! Раздастся ль только хохот Перламутром, Иматрой бацилл, Мокрым гулом, тьмой стафилококков, И блеснут при молниях резцы, Так — шабаш! Нешаткие титаны Захлебнутся в черных сводах дня. Тени стянет трепетом tetanus1, И медянок запылит столбняк. Болотные чертенятки Я прогнал тебя кнутом В полдень сквозь кусты, Чтоб дождать здесь вдвоем Тихой пустоты. Вот - сидим с тобой на мху Посреди болот. Третий - месяц наверху - Искривил свой рот. Боль "Красным углем тьму черчу, Колким жалом плоть лижу, Туго, туго жгут кручу, Гну, ломаю и вяжу. Шнурочком ссучу, Стяну и смочу. Игрой разбужу, Иглой пронижу. Больному Есть горячее солнце, наивные дети, Драгоценная радость мелодий и книг. Если нет — то ведь были, ведь были на свете И Бетховен, и Пушкин1, и Гейне, и Григ Есть незримое творчество в каждом мгновеньи — В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз. Созидай золотые мгновенья — В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз Большая медведица Был грозен волн полночный рев Семь девушек на взморье ждали невозвратившихся челнов и, руки заломив, рыдали. Семь звездочек в суровой мгле над рыбаками четко встали и указали путь к земле Борису Пильняку Иль я не знаю, что, в потемки тычась, Вовек не вышла б к свету темнота, И я - урод, и счастье сотен тысяч Не ближе мне пустого счастья ста? И разве я не мерюсь пятилеткой, Не падаю, не подымаюсь с ней? Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней? Напрасно в дни великого совета, Где высшей страсти отданы места, Оставлена вакансия поэта: Она опасна, если не пуста. БРАТ АНТОНИО В монастырской тихой келье, Позабывши о весельи, И за этв во сто крат Возвеличен Иисусом , Над священным папирусом Наклонясь, сидел аббат. Братские могилы Волны тяжки и свинцовы, Кажет темным белый камень, И кует земле оковы Позабытый небом пламень. Облака повисли с высей, Помутнелы — ослабелы, Точно кисти в кипарисе Над могилой сизо-белы. Брату человеку Тяжело и прискорбно мне видеть, Как мой брат погибает родной. И стараюсь я всех ненавидеть, Кто враждует с его тишиной. Посмотри, как он трудится в поле, Пашет твердую землю сохой, И послушай ты песни про горе, Что поет он, идя бороздой. Или нет в тебе жалости нежной Ко страдальцу сохи с бороной? Видишь гибель ты сам неизбежной, А проходишь его стороной. Помоги же бороться с неволей, Залитою вином, и с нуждой! Иль не слышишь, он плачется долей В своей песне, идя бороздой? Братьям соблазненным Светлым облаком плененные, Долго мы смотрели вслед. Это только беглый свет. Разве есть предел мечтателям? Разве цель нам суждена? Назовем того предателем, Кто нам скажет — здесь она! Бродвей Асфальт - стекло. Леса и травинки - сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока - стриты. Бродяга Есть у каждого бродяги Сундучок воспоминаний. Пусть не верует бродяга И ни в птичий грай, ни в чох,- Ни на призраки богатства В тихом обмороке сна, ни На вино не променяет Он заветный сундучок. Брожу в стенах монастыря Брожу в стенах монастыря, Безрадостный и темный инок. Чуть брежжит бледная заря,- Слежу мелькания снежинок. Ах, ночь длинна, заря бледна На нашем севере угрюмом. У занесенного окна Упорным предаюся думам. Бронзовый поэт На синем куполе белеют облака, И четко ввысь ушли кудрявые вершины, Но пыль уж светится, а тени стали длинны, И к сердцу призраки плывут издалека. Не знаю, повесть ли была так коротка, Иль я не дочитал последней половины?.. На бледном куполе погасли облака, И ночь уже идет сквозь черные вершины Бруклинский мост Издай, Кулидж, радостный клич! На хорошее и мне не жалко слов. От похвал красней, как флага нашего материйка, хоть вы и разъюнайтед стетс оф Америка. Брюсову Я поздравляю вас, как я отца Поздравил бы при той же обстановке. Жаль, что в Большом театре под сердца Не станут стлать, как под ноги, циновки. Жаль, что на свете принято скрести У входа в жизнь одни подошвы: Будет день - и свершится великое Будет день - и свершится великое, Чую в будущем подвиг души. Ты - другая, немая, безликая, Притаилась, колдуешь в тиши. Но во что обратишься - не ведаю, И не знаешь ты, буду ли твой, А уж Там веселятся победою Над единой и страшной душой. Будильник Обручена рассвету Печаль ее рулад Как я игрушку эту Не слушать был бы рад Пусть завтра будет та же Она, что и вчера Сперва хоть громче, глаже Идет ее игра. Буду черные грядки холить Буду черные грядки холить, Ключевой водой поливать; Полевые цветы на воле, Их не надо трогать и рвать. Пусть их больше, чем звезд зажженных В сентябрьских небесах,— Для детей, для бродяг, для влюбленных Вырастают цветы на полях. Будь со мной прозрачнее и проще Будь со мной прозрачнее и проще: Дом сожжен и вырублены рощи, где моя туманилась весна, где березы грезили и дятел по стволу постукивал В бою безысходном друга я утратил, а потом и родину мою. Бутерброд Как у наших ворот За горою Жил да был бутерброд С колбасою. Захотелось ему Прогуляться, На траве-мураве Поваляться. Я отвожу глаза от книги О, страшный час, когда она, Читая по руке Цуниги, В глаза Хозе метнула взгляд! Насмешкой засветились очи, Блеснул зубов жемчужный ряд, И я забыл все дни, все ночи, И сердце захлестнула кровь, Смывая память об отчизне Ценою жизни Ты мне заплатишь за любовь! Бывало, в детстве я в чулан залезу Бывало, в детстве я в чулан залезу, Где сладко пахнет редькою в меду, И в сундучке, окованном железом, Рабочий ящик бабушки найду. В нем был тяжелый запах нафталина И множество диковинных вещиц: Старинный веер из хвоста павлина, Две сотни пуговиц и связка спиц. Бывало, я с утра молчу Бывало, я с утра молчу, О том, что сон мне пел. Румяной розе и лучу, И мне - один удел. С покатых гор ползут снега, А я белей, чем снег, Но сладко снятся берега Разливных мутных рек, Еловой рощи свежий шум Покойнее рассветных дум. Все, все в ней противоречиво, Двулико, двоедушно в ней, И дева, верящая в диво Надземное,- всего земней. Была ты всех ярче, верней и прелестней Была ты всех ярче, верней и прелестней, Не кляни же меня, не кляни! Мой поезд летит, как цыганская песня, Как те невозвратные дни Что было любимо - все мимо, мимо Впереди - неизвестность пути Быть без людей В лицо мне веет ветер нежащий, На тучах алый блеск погас, И вновь, как в верное прибежище, Вступаю я в вечерний час. Вот кто-то, с ласковым пристрастием, Со всех сторон протянет тьму, И я упьюсь недолгим счастием: Быть без людей, быть одному! Не это подымает ввысь. Не надо заводить архива, Над рукописями трястись. Цель творчества - самоотдача, А не шумиха, не успех. Позорно, ничего не знача, Быть притчей на устах у всех. В Александровском саду На скамейке в Александровском саду Котелок склонился к шляпке с какаду: Я ведь в случае чего-нибудь женюсь! Падал дождь, мелькали сотни грязных ног, Выл мальчишка со шнурками для сапог. В ароматном краю в этот день голубой В ароматном краю в этот день голубой Песня близко: В архипелаге Осенний день в лиловой крупной зыби Блистал, как медь. Эол и Посейдон Вели в снастях певучий долгий стон, И наш корабль нырял подобно рыбе. Высоко на изгибе, Сквозя, вставал неровный ряд колонн. Но песня рей меня клонила в сон — Корабль нырял в лиловой крупной зыби. В башкирской деревне За тяжелым гусем старшим Вперевалку, тихим маршем Гуси шли, как полк солдат. Овцы густо напылили, И сквозь клубы серой пыли Пламенел густой закат. А за овцами коровы, Тучногруды и суровы, Шли, мыча, плечо с плечом. В больнице Стояли как перед витриной, Почти запрудив тротуар. Носилки втолкнули в машину. В кабину вскочил санитар. И скорая помощь, минуя Панели, подъезды, зевак, Сумятицу улиц ночную, Нырнула огнями во мрак. В будущем Я лежал в аромате азалий, Я дремал в музыкальной тиши, И скользнуло дыханье печали, Дуновенье прекрасной души. Где-то там, на какой-то планете, Без надежды томилася ты, И ко мне через много столетий Долетели больные мечты. Уловил я созвучные звуки, Мне родные томленья постиг, И меж гранями вечной разлуки Мы душою слилися на миг. В вагоне Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок. В непостижимой им борьбе Мятутся черные ракиты. В Вильно Опять я - бродяга бездомный, И груди так вольно дышать. Куда ты, мой дух неуемный, К каким изумленьям опять? Но он,- он лишь хочет стремиться Вперед, до последней поры; И сердцу так сладостно биться При виде с Замковой Горы. В глухие дни В глухие дни Бориса Годунова, Во мгле Российской пасмурной страны, Толпы людей скиталися без крова, И по ночам всходило две луны. Два солнца по утрам светило с неба, С свирепостью на дольный мир смотря. В Голландии Эти милые, красно-зеленые домики, Эти садики, в розах и желтых и алых, Эти смуглые дети, как малые гномики, Отраженные в тихо-застывших каналах,- Эти старые лавки, где полки уставлены Рядом банок пузатых, давно закоптелых, Этот шум кабаков, заглушенный, подавленный, Эти рослые женщины в чепчиках белых,- Это все так знакомо, и кажется: Я с тобой повстречался, Рембрандтова Саския? Я в твой век возвращен, Адриан ван Остаде? В голодной и больной неволе В голодной и больной неволе И день не в день, и год не в год. Когда же всколосится поле, Вздохнет униженный народ? Что лето, шелестят во мраке, То выпрямляясь, то клонясь Всю ночь под тайным ветром, злаки: Народ — венец земного цвета, Краса и радость всем цветам: Не миновать господня лета Благоприятного — и нам. В горах Поэзия темна, в словах невыразима: Как взволновал меня вот этот дикий скат. Пустой кремнистый дол, загон овечьих стад, Пастушеский костер и горький запах дыма! Тревогой странною и радостью томимо, Мне сердце говорит: В горнем свете Я сознаю, что постепенно Душа истаивает. Мгла Ложится в ней. Но, неизменно, Мечта свободная - светла! Бывало, жизнь мутили страсти, Как черный вихрь морскую гладь; Я, у враждебных чувств во власти, То жаждал мстить, то мог рыдать. В гостях Холостой стаканчик чаю Хоть бы капля коньяку , На стене босой Толстой. Добросовестно скучаю И зеленую тоску Заедаю колбасой. В густой траве пропадешь с головой В густой траве пропадешь с головой. В тихий дом войдешь, не стучась Обнимет рукой, оплетет косой И, статная, скажет: Вот здесь у меня - куст белых роз. Вот здесь вчера - повилика вилась. Кто любит, не любит, кто гонит нас? В Дамаск Губы мои приближаются К твоим губам, Таинства снова свершаются, И мир как храм. Мы, как священнослужители, Творим обряд. Строго в великой обители Слова звучат. В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПРИНЦЕССЫ В день рождения принцессы Сам король Гакон четвертый Подарил ей после мессы Четверть царства и два торта. Королева-мать Эльвира, Приподняв главу с подушки, Подарила ей полмира И горячие пампушки. В день холодный, в день осенний В день холодный, в день осенний Я вернусь туда опять Вспомнить этот вздох весенний, Прошлый образ увидать. Я приду - и не заплачу, Вспоминая, не сгорю. Встречу песней наудачу Новой осени зарю, В дни запустений Приидут дни последних запустений, Земные силы оскудеют вдруг; Уйдут остатки жалких поколений К теплу и солнцу, на далекий Юг. А наши башни, города, твердыни Постигнет голос Страшного суда, Победный свет не заблестит в пустыне, В ней не взгремят по рельсам поезда. В домах В мучительно-тесных громадах домов Живут некрасивые бледные люди, Окованы памятью выцветших слов, Забывши о творческом чуде. Все скучно в их жизни. Полюбят кого, Сейчас же наложат тяжелые цепи. В дороге Перестал холодный дождь, Сизый пар по небу вьется, Но на пятна нив и рощ Точно блеск молочный льется. В этом чаяньи утра И предчувствии мороза Как у черного костра Мертвы линии обоза! В дюнах Я не люблю пустого словаря Любовных слов и жалких выражений: Я рабства не люблю. Свободным взором Красивой женщине смотрю в глаза И говорю: Но завтра - Сияющий и новый день. Бери меня, торжественная страсть. А завтра я уйду - и запою". В Зазеркалье Красотка очень молода, Но не из нашего столетья, Вдвоем нам не бывать - та, третья, Нас не оставит никогда. Ты подвигаешь кресло ей, Я щедро с ней делюсь цветами Что делаем - не знаем сами, Но с каждым мигом нам страшней. Как вышедшие из тюрьмы, Мы что-то знаем друг о друге Ужасное. Мы в адском круге, А может, это и не мы. В зале Над миром вечерних видений Мы, дети, сегодня цари. Спускаются длинные тени, Горят за окном фонари, Темнеет высокая зала, Уходят в себя зеркала Уж кто-то идет из угла. В июле В полях созрел ячмень. Брожу я целый день По волнам ячменя. Смеется мне июль, Кивают мне поля. И облако - как тюль, И солнце жжет, паля. В каждых сутках есть такой В каждых сутках есть такой Смутный и тревожный час. Громко говорю с тоской, Не раскрывши сонных глаз. И она стучит, как кровь, Как дыхание тепла, Как счастливая любовь, Рассудительна и зла. В Летнем саду Над рестораном сноп ракет Взвивается струею тонкой. Старик в отдельный кабинет Вон тащит за собой ребенка. Над лошадиною спиной Оголена, в кисейной пене,- Проносится - ко мне, за мной! Проносится по летней сцене. В лимузине Она вошла в моторный лимузин, Эскизя страсть в корректном кавалере, И в хрупоте танцующих резин Восстановила голос Кавальери. Кто звал ее на лестнице: В марте Позабудь соловья на душистых цветах, Только утро любви не забудь! Да ожившей земли в неоживших листах Ярко-черную грудь! Меж лохмотьев рубашки своей снеговой Только раз и желала она,- Только раз напоил ее март огневой, Да пьянее вина! Только раз оторвать от разбухшей земли Не могли мы завистливых глаз, Только раз мы холодные руки сплели И, дрожа, поскорее из сада ушли В метро В стеклянном ящике Случайно сбились в кучу Сто разных душ Как будто рок из рога бытия Рукой рассеянною сыплет Обрывки слов, улыбки, искры глаз И детские забавные ужимки. В морозном воздухе растаял легкий дым В морозном воздухе растаял легкий дым, И я, печальною свободою томим, Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне, Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне По снежной улице, в вечерний этот час Собачий слышен лай и запад не погас, И попадаются прохожие навстречу. Не говори со мной! Что я тебе отвечу? В небе ли меркнет звезда В небе ли меркнет звезда, Пытка ль земная все длится; Я не молюсь никогда, Я не умею молиться. Время погасит звезду, Пытку ж и так одолеем Если я в церковь иду, Там становлюсь с фарисеем. С ним упадаю я нем, С ним и воспряну, ликуя Только во мне-то зачем Мытарь мятется, тоскуя?.. В небесах Ярче золота вспыхнули дни, И бежала Медведица-ночь. Догони ее, князь, догони, Зааркань и к седлу приторочь! Зааркань и к седлу приторочь, А потом в голубом терему Укажи на Медведицу-ночь Богатырскому Псу своему. В неконченом здании Мы бродим в неконченом здании По шатким, дрожащим лесам, В каком-то тупом ожидании, Не веря вечерним часам. Бессвязные, странные лопасти Нам путь отрезают Мы видим бездонные пропасти За нашим неверным путем. В немецкой Мекке Немцы надышали в крошечном покое. Плотные блондины смотрят сквозь очки. Под стеклом в витринах тлеют на покое Бедные бессмертные клочки. Грязный бюст из гипса белыми очами Гордо и мертво косится на толпу, Стены пропитались вздорными речами — Улица прошла сквозь львиную тропу В непринужденности творящего обмена В непринужденности творящего обмена Суровость Тютчева1 с ребячеством Верлэна Скажите, кто бы мог искусно сочетать, Соединению придав свою печать? А русскому стиху так свойственно величье, Где вешний поцелуй и щебетанье птичье. В ночи, когда уснет тревога В ночи, когда уснет тревога, И город скроется во мгле — О, сколько музыки у бога, Какие звуки на земле! Что буря жизни, если розы Твои цветут мне и горят! Что человеческие слезы, Когда румянится закат! Прими, Владычица вселенной, Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба — Последней страсти кубок пенный От недостойного раба! В ночной полумгле В ночной полумгле, в атмосфере Пьянящих, томящих духов, Смотрел я на синий альков, Мечтал о лесах криптомерий. И вот - я лежу в полусне На мху первобытного бора; С мерцаньем прикрытого взора Подруга прильнула ко мне. В ночном полете Замолк далекий отзвук грома, Звезда вечерняя зажглась. Со своего аэродрома Ночь тихо в воздух поднялась. Она летит — и вслед за нею Ты старта попросил: Вот твой мотор чуть-чуть слышнее Ночного пенья комара. В облаках висит луна В облаках висит луна Колоссальным померанцем. В сером море длинный путь Залит лунным медным глянцем. Брожу у волн, Где, белея, пена бьется. Сколько нежных сладких слов Из воды ко мне несется О, как долго длится ночь! В сердце тьма, тоска и крики. Нимфы, встаньте из воды, Пойте, вейте танец дикий! Головой приникну к вам, Пусть замрет душа и тело! Зацелуйте в вихре ласк Так, чтоб сердце онемело! В огромном городе моем - ночь В огромном городе моем - ночь. Из дома сонного иду - прочь И люди думают: Июльский ветер мне метет - путь, И где-то музыка в окне - чуть. Ах, нынче ветру до зари - дуть Сквозь стенки тонкие груди - в грудь. Стихи по годам Показать все теги. Категории стихотворений Стихи о любви Стихи о войне Стихи о дружбе Стихи о природе На 9 мая ко Дню победы. Золотой Век Серебряный век. Главная Контакты Правила Политика конфиденциальности. Ру Все стихотворения представлены для ознакомительных целей.
Шесть месяцев прошло уж с того дня, Как… но зачем? Шесть месяцев терзаний для меня И впереди не мало, вероятно…. И впереди не мало сердца мук; Подумать страшно,— страшно и ужасно… Я верю, что любовь моя не звук— Она безмерна, истинна и властна. Я верю, что любовь моя — вся власть: Она неизмеряемая сила… Та сила меня рушит. Скоро пасть Под тяжестью я должен… Жди, могила. Это было в тропической Мексике,— Где еще не спускался биплан, Где так вкусны пушистые персики,— В белом ранчо у моста лиан. Далеко-далеко, за льяносами, Где цветы ядовитее змей, С индианками плоско-курносыми Повстречалась я в жизни моей. Я гостила у дикого племени, Кругозор был и ярок, и нов, Много-много уж этому времени! Много-много уж этому снов! С жаркой кровью, бурливее кратера, Краснокожий метал бумеранг, И нередко от выстрела скваттера Уносил его стройный мустанг. В сердце, как в зеркале, тень, Скучно одной — и с людьми… Медленно тянется день От четырех до семи! К людям не надо — солгут, В сумерках каждый жесток. В жгут Пальцы скрутили платок. Если обидишь — прощу, Только меня не томи! Засияло серебро — Даже больно глазу! Справа, справа — баран круторогий! И сильны мои ноги. Пожелайте мне доброй дороги, Богини и боги! Слажу, слажу с курчавой сестрою, С корабельной сосною! Вся поклажа — брусок со струною, Ничего — за спиною! На солнце, на ветер, на вольный простор Любовь уносите свою! Чтоб только не видел ваш радостный взор Во всяком прохожем судью. Бегите на волю, в долины, в поля, На травке танцуйте легко И пейте, как резвые дети шаля, Из кружек больших молоко. О, ты, что впервые смущенно влюблен, Доверься превратностям грез! Беги с ней на волю, под ветлы, под клен, Под юную зелень берез; Пасите на розовых склонах стада, Внимайте журчанию струй; И друга, шалунья, ты здесь без стыда В красивые губы целуй! Мы встретились холодною зимою В селении, заброшенном в снегах, И поняли: Я видел Вас всегда в своих мечтах, И были Вы любимою мечтою. Любовь опять забрезжилась при встрече; Смотрите: Весна зовет желания на вече; Я знать хочу: Какие им она нашепчет речи? В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом По аллее олуненной Вы проходите морево… Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева, А дорожка песочная от листвы разузорена— Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый. Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная… Упоенье любовное Вам судьбой предназначено… В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом— Вы такая эстетная, Вы такая изящная… Но кого же в любовники? Бледные ручки коснулись рояля Медленно, словно без сил. Звуки запели, томленьем печаля. Кто твои думы смутил, Бледная девушка, там, у рояля? Тот, кто следит за тобой, —Словно акула за маленькой рыбкой — Он твоей будет судьбой! И не о добром он мыслит с улыбкой, Тот, кто стоит за тобой. С радостным видом хлопочут родные: Если и снились ей грезы иные, — Грезы развеются в ночь! С радостным видом хлопочут родные. Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж… Королева играла — в башне замка — Шопена, И, внимая Шопену, полюбил ее паж. Было все очень просто, было все очень мило: Королева просила перерезать гранат, И дала половину, и пажа истомила, И пажа полюбила, вся в мотивах сонат. А потом отдавалась, отдавалась грозово, До восхода рабыней проспала госпожа… Это было у моря, где волна бирюзова, Где ажурная пена и соната пажа. Стихи поэтов серебряного века Безотрадная жизнь Теги: Стихи о смысле жизни. Стихи поэтов серебряного века. Стихи на тему человек. Шесть месяцев терзаний для меня И впереди не мало, вероятно… И впереди не мало сердца мук; Подумать страшно,— страшно и ужасно… Я верю, что любовь моя не звук— Она безмерна, истинна и властна. От четырех до семи Теги: Стихи о красоте природы. Красивые стихи о природе. Тексты для плакатов Наркомфина Теги: Справа, справа — баран круторогий Пожелайте мне смуглого цвета И попутного ветра! На солнце, на ветер, на вольный простор Это было у моря Теги: Стихи поэтов о природе.
Сколько стоил минтай в советское время
Miyagi эндшпиль держи меня за руку
Обозначенияна чертеже обработки деталей
Как пишется стеклянный оловянный деревянный правило
Как увеличить губы с помощью помады