Skip to content

Instantly share code, notes, and snippets.

Show Gist options
  • Save anonymous/c1fd03b8c0084c270cb6ae1b9c42fbb9 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Save anonymous/c1fd03b8c0084c270cb6ae1b9c42fbb9 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Война за испанское наследство причины войны

Война за испанское наследство причины войны


Война за испанское наследство причины войны



Война за Испанское наследство это:
Война за испанское наследство.
Война за испанское наследство и начало упадка межд влияния Франции


























Причиной войны стал династический спор французских Бурбонов и австрийских Габсбургов за право наследования испанского престола после смерти в ноябре Карла II — , последнего представителя испанских Габсбургов. Карл II назначил преемником своего внучатого племянника Филиппа Анжуйского, внука французского короля Людовика XIV — Австрийская партия выдвинула своим претендентом эрцгерцога Карла Габсбурга, второго сына германского императора Леопольда I — , который приходился внучатым племянником отцу Карла II, Филиппу IV — В апреле Филипп Анжуйский вступил в Мадрид и короновался как испанский король Филипп V — ; французы заняли все крепости в Испанских Нидерландах. Перспектива перехода Испании в руки французских Бурбонов вызвала серьезные опасения у главного морского соперника Франции — Англии, находившейся с в личной унии с другой крупной морской державой — Голландией. В сентябре Леопольд I заключил антифранцузский военный союз с английским королем и голландским стаутхаудером Вильгельмом III; к нему присоединились прусский король Фридрих I, курфюрст Георг-Людвиг Ганноверский, многие имперские города и мелкие князья Верхней Германии. На стороне Людовика XIV находились курфюрст Максимилиан-Иммануил Баварский, курфюрст Иосиф-Клемент Кельнский, герцоги Витторе Амедео II Савойский и Карло IV Мантуанский. На первом этапе военные действия велись на трех театрах — 1 в Италии и на юго-востоке Франции; 2 в Германии, Нидерландах и на северо-востоке Франции; 3 в Испании. Война началась в Италии летом Австрийский полководец принц Евгений Савойский, проведя в июне свое войско горными тропами через Тридентские Альпы в принадлежавшее испанцам Миланское герцогство, 20 июля внезапным ударом разгромил французскую армию маршала Катина при Карпи на Веронской равнине и овладел областью между реками Минчо и Эч; Катина отступил к Милану; его сменил маршал Вильруа. Отразив 1 сентября атаку испанцев у Кьярри к востоку от р. Ольо , австрийцы разбили французов 1 февраля под Кремоной; маршал Вильруа попал в плен. Новому французскому командующему герцогу Вандомскому удалось остановить австрийцев после кровопролитной битвы при Луццаре на р. По 15 августа и удержать Милан и Мантую. Однако на сторону императора Леопольда I перешел герцог Райнальдо Моденский. В октябре его примеру последовал герцог Савойский. В герцог Вандомский успешно воевал против австро-савойских отрядов в Пьемонте; в мае он взял Верчелли, а в сентябре — Иврею. В августе следующего он сразился с Евгением Савойским у Кассано на р. Адда, но не смог добиться победы. В первой половине герцог Вандомский взял несколько савойских крепостей, 19 апреля разбил австрийцев под Кальчинато и 26 мая осадил столицу Савойского герцогства Турин. Однако в июле он был отозван на северный театр военных действий; французскую армию возглавили герцог Орлеанский и маршал Марсен. Евгений Савойский, дождавшись подхода из Германии вспомогательной армии князя Леопольда Дессауского, 7 сентября наголову разгромил французов под Турином, захватив семь тысяч пленных, в том числе маршала Марсена. Савойя была освобождена от неприятеля, Миланское герцогство передано эрцгерцогу Карлу, провозгласившему себя в ноябре испанским королем Карлом III. В марте французы подписали Генеральную капитуляцию , обязавшись очистить Италию в обмен на право беспрепятственного возвращения на родину. В июле австрийцы овладели Неаполем; Неаполитанское королевство также оказалось в руках Карла III. В то же время попытка союзников летом вторгнуться во Францию с юго-востока окончилась провалом: В конце англо-голландская армия герцога Мальборо вторглась в Испанские Нидерланды и захватила города Венло, Рурмонд и Люттих; затем была завоевана Кельнская область. Летом имперские войска под командованием маркграфа Людвига Баденского начали наступление на французские владения на Рейне и взяли Ландау, но позже потерпели поражение от маршала Виллара при Фридлингене. Весной Виллар двинулся в Верхнюю Германию. Хотя его попытка овладеть 19—26 апреля Штальхоффенскими линиями укрепления под Раштаттом не увенчалась успехом, в мае ему удалось соединиться с Максимилианом-Иммануилом Баварским. Франко-баварское войско вторглось в Тироль с севера и заняло Куфштейн, Раттенберг и Инсбрук, но вскоре из-за враждебности местного населения отступило в Баварию, удержав только Куфштейн. В августе герцог Вандомский неудачно попытался прорваться в Тироль из Италии. В то же время победа курфюрста над австрийским генералом Стирумом при Гохштедте на Дунае и захват им Аугсбурга сорвали наступление маркграфа Баденского на Баварию. Антиавстрийское восстание Ференца Ракоци II в Венгрии и волнения французских протестантов в Севеннах значительно осложнили положение и Леопольда I и Людовика XIV. В январе баварский курфюрст захватил Пассау; весной к его войскам присоединился французский корпус маршала Марсена. Однако в июне на помощь имперцам подошла из Нидерландов армия Мальборо, и 2 июля они разбили французов и баварцев у горы Шелленберг под Донаувертом и овладели городом. Прибытие двадцатитысячного корпуса маршала Талара не помогло курфюрсту избежать тяжелого поражения от объединенных сил Мальборо и Евгения Савойского 13 августа при Гохштедте; французы и баварцы потеряли двадцать тысяч убитыми и ранеными и пятнадцать тысяч пленными в плен попал и Талар. Победители заняли Аугсбург, Регенсбург и Пассау. Максимилиан-Иммануил оставил Баварию и вместе с французами ушел на левый берег Рейна, а затем в Нидерланды. После смерти в Леопольда I новый император Иосиф I — вместе с герцогом Мальборо и Евгением Савойским разработал план вторжения во Францию, против которого, однако, выступил маркграф Баденский. Французы спешно укрепили оборонительные сооружения на границе; подавление протестантского мятежа в Севеннах обеспечило Людовику XIV надежный тыл. В этих условиях Мальборо не осмелился атаковать лагерь Виллара у Зирка на Мозеле и вернулся в Нидерланды. В мае Вильруа начал наступление в Брабант и перешел р. Диль, но 23 мая при Ромийи близ Лувена потерпел сокрушительное поражение от Мальборо, потеряв треть своей армии, и отступил за р. Союзники захватили Антверпен, Мехельн Мехелен , Брюссель, Гент и Брюгге; Испанские Нидерланды подчинились Карлу III. В французы под командованием Виллара вытеснили имперские войска из Эльзаса, перешли Рейн и овладели Штальхоффенскими укрепленными линиями. Однако их дальнейшее продвижение вглубь немецких земель было остановлено. На севере австрийский генерал Шуленбург осадил 14 июля французскую крепость Бетюн и 18 августа принудил ее к капитуляции. Рука уничтожила испанский флот, перевозивший крупную партию серебра и золота из Мексики. В мае к антифранцузской коалиции примкнул португальский король Педру II. В марте в Португалии высадился англо-голландский экспедиционный корпус. Рука овладела стратегически важным Гибралтаром, а 24 августа нанесла поражение французскому флоту под Малагой, не дав ему соединиться с испанским. Власть Карла III признали испанские провинции Арагон, Каталония и Валенсия. Энциклопедия Кругосвет Универсальная научно-популярная онлайн-энциклопедия. Содержание статьи Италия и юго-восточная Франция. Германия, Нидерланды и северо-восточная Франция. Также по теме ФРАНЦИЯ ИСПАНИЯ ВОЙНА. О проекте Правила использования Реклама на сайте Контактная информация.


Война за испанское наследство годы причины участники итог


В первой половине XVII века Вестфальским миром окончился для Западной Европы период религиозных движений и войн, и вторая половина века представила стремление самого сильного государства Западной Европы, Франции, усилиться еще более на счет слабых соседей и получить гегемонию. При общей жизни народов, к которой уже привыкла Европа, слабые начинают составлять союзы против сильного с целью сдержать его завоевательные движения. Уже не в первый раз мы видим это явление: Но ни внешние препятствия, ни внутренние волнения не помешали росту и усилению Франции, крепкой своею округленностью и сплоченностью, и Людовик XIV явился опаснее Франциска I, тем более что против него не было могущественного Карла V. Душою союзов против Людовика XIV является Вильгельм Оранский, деятель другого рода, представитель другой силы, чем старый Карл V. Как штатгальтер голландский и король английский вместе Вильгельм сосредоточивал в себе представительство морских торговых держав, которые не были в состоянии бороться большими армиями с крупными континентальными государствами, но у них было другое могущественное средство, нерв войны — деньги. Это средство давно уже явилось в Европе вследствие ее промышленного и торгового развития и стало подле силы меча; морская держава не могла выставить своего большого войска, но могла нанять войско, купить союз. Таким образом, вследствие общей жизни европейских народов в их деятельности, в их борьбе замечается разделение занятий: Морские купеческие державы не охотницы до войн, особенно продолжительных: Но теперь для Англии и Голландии было необходимо вмешаться в континентальную войну. Прямое насилие, наступательное движение, захват чужого владения без всякого предлога были неупотребительны в новой, христианской Европе, и Людовик XIV для распространения своих владений изыскивал различные предлоги, учреждал Камеры Соединения. Но и без насилия, завоеваний и юридических натяжек для европейских государств существовала возможность усиливаться, присоединять к себе целые другие государства, именно посредством браков, наследств, завещаний: Теперь мы, наученные историческим опытом и находясь под влиянием принципа национальности, утверждаем непрочность таких соединений, указываем на кратковременность Кальмарского союза, на дурные следствия Ягеллова брака для Польши, на непрочность пестрой монархии Габсбургов; но не так смотрели прежде, да и теперь не совершенно отказываются приписывать важное значение родственным связям между владельческими домами: Когда счастливый наследник всех своих родных, Карл V, образовывал обширное государство из австрийских, испанских и бургундских владений, никто за это против него не вооружился, его выбрали даже в императоры Священной Римской империи, потому что в его силе видели оплот против французского могущества; но теперь, когда могущественнейший из королей французских, Людовик XIV, обратил свои взоры на Испанское наследство, то Европа не могла оставаться спокойною, ибо против могущества Бурбонов не было равносильного могущества. Голландия не могла быть покойна при мысли, что между нею и страшною Франциею не будет больше владения, принадлежащего отдельному самостоятельному государству; что Франция, недавно едва ее не погубившая, теперь еще более усилится; партия вигов в Англии, изгнавшая Стюартов, не могла быть покойна при мысли, что и без того могущественный покровитель Стюартов будет располагать и силами Испании; в Вене не могли помириться с мыслию, что Испания от Габсбургов перейдет к Бурбонам, что Австрия перестанет быть счастливою на браки et tu, felix Austria, nube и что счастье перейдет к Франции. Австрия, Голландия и Англия должны были препятствовать Людовику XIV получить Испанское наследство, а штатгальтером в Голландии и королем в Англии был Вильгельм III. Роковое Испанское наследство должно было повести к страшной, всеобщей войне; но войны не хотели: Не хотел войны и Людовик XIV: Все, таким образом, боялись войны и потому придумывали разные средства решить трудное дело дипломатическим путем. Испанское наследство открывалось вследствие того, что король Карл II, болезненный, не развитой душевно и телесно, доканчивал свое жалкое существование бездетным, и с ним прекращалась Габсбургская династия в Испании. Претендентами на престол были: Людовик XIV, сын испанской принцессы и женатый на испанской принцессе, от которой имел потомство; император Леопольд I, представитель Габсбургской династии, сын испанской принцессы; он в первом браке имел испанскую принцессу, сестру королевы французской, дочь Филиппа IV, Маргариту, на которую отец на случай пресечения мужеской линии перенес наследство испанского престола, тогда как старшая сестра ее, выходя замуж за Людовика XIV, отреклась от этого наследства. Но Маргарита умерла, оставив Леопольду одну дочь, Марию Антонию, которая вышла замуж за курфюрста Баварского и умерла в году, оставив сына; этот-то ребенок был третьим претендентом и на основании завещания Филиппа IV имел больше всех других права на испанский престол; притом этот баварский принц удовлетворял интересам морских держав и политическому равновесию Европы. Но Людовик XIV не хотел отказываться от Испанского наследства, только для сохранения политического равновесия и удовлетворения интересам морских держав предлагал следующие уступки: Испания, переходя к Бурбонской династии, должна была иметь отдельного от Франции короля в особе одного из внуков Людовика XIV; для обеспечения Голландии Испания должна отказаться от своих Нидерландов, которые перейдут во владение курфюрста Баварского, причем Голландия удержит право иметь свои гарнизоны в бельгийских крепостях, как до сих пор имела; морские державы получат стоянки для своих судов на Средиземном море; Дюнкирхен будет возвращен Англии для обеспечения ее берегов от французской высадки. Но война не избегалась этой сделкою: И вот Вильгельм III для удовлетворения и третьего претендента предлагает разделить испанскую монархию: Западные историки, которые так много говорят против раздела Польши, обыкновенно или умалчивают о разделе Испании, или стараются показать, что это не был собственно раздел, подобный разделу Польши; выставляют, что между частями испанской монархии не было национальной связи, но вопрос о национальной связи есть вопрос нашего времени; что между Испаниею и Южными Нидерландами была крепкая связь и помимо национальной доказывает то, что они не отделились от Испании, когда отделились от нее Северные Нидерланды; бесспорно, что между Испаниею и ее владениями в Италии и Нидерландах было гораздо больше связи, чем между Западною Россиею и Польшею, между которыми существовал антагонизм вследствие различия народности и веры. Людовику XIV не нравилось предложение Вильгельма отдать императору испанские владения в Италии, ибо непосредственное увеличение государственной области считалось гораздо выгоднее, чем посажение родственника, хотя и очень близкого, на испанский престол, следовательно, Австрия получила более выгод, чем Франция. Людовик соглашался уступить Испанию, католические Нидерланды и колонии баварскому принцу, с тем чтобы Франции были уступлены Неаполь и Сицилия, а император взял бы один Милан. Такое соглашение действительно последовало осенью года. Когда в Испании узнали, что ее хотят разделить, то король Карл II объявил наследником всех своих владений принца Баварского, но этого наследника в феврале года уже не было в живых, и снова начались хлопоты о роковом наследстве. Людовик XIV хлопотал об округлении Франции Лотарингиею и Савойею, с тем чтоб герцоги этих земель получили вознаграждение испанскими владениями в Италии. В конце года состоялось второе соглашение: Испания и католические Нидерланды должны были перейти ко второму сыну императора Леопольда, а Франция получила все испанские владения в Италии. Впрочем, император постоянно уклонялся от вступления в эти соглашения. Но в Мадриде по-прежнему не хотели раздела монархии. Из двух теперь кандидатов, внука Людовика XIV и сына императора Леопольда, надобно было выбрать того, который подавал более надежд, что удержит Испанию нераздельною; французский посланник Гаркур умел убедить мадридский двор, что таким кандидатом был именно внук Людовика XIV, и Карл II подписал завещание, по которому Испания переходила ко второму сыну дофина, герцогу Филиппу Анжуйскому; за ним должен был следовать брат его, герцог Беррийский, за этим — эрцгерцог Карл австрийский; если все эти принцы откажутся от наследства или умрут бездетными, то Испания переходит к савойскому дому; ни в каком случае Испания не должна быть соединена под одним государем ни с Франциею, ни с Австрией. Расчет заставлял Людовика XIV принять это завещание: В ноябре года в Англии узнали о завещании Карла II. Вильгельм ждал, что со стороны Франции будут соблюдены хотя приличия и начнутся переговоры по этому делу в связи с прошлогодним договором. Но Франция хранила глубокое молчание, и Вильгельм в сильном раздражении написал человеку, вполне разделявшему его взгляды, голландскому рат-пенсионарию Гейнзиусу, жалуясь на французское бесстыдство, на то, что Людовик его провел; он жаловался также на тупоумие и слепоту англичан, которые очень довольны, что Франция предпочла завещание договору о разделе. Действительно, в Англии, где более всего имели в виду торговые выгоды и более всего жалели денег на континентальную войну, раздавались по поводу договора о разделе Испании громкие жалобы на внешнюю политику короля, на те страшные потери, которые итальянская и левантская торговля должна потерпеть вследствие утверждения французского владычества в обеих Сицилиях. Уже несколько раз тори поднимали в парламенте бурю против неблагонамеренных советников короля, и договор о разделе испанской монархии составлял предмет сильных парламентских выходок. Таким образом, известие, что испанская монархия всецело достается одному из бурбонских принцев, принято было с радостью в Англии; даже министры прямо говорили королю, что они считают это событие милостью неба, ниспосланною для избавления его, короля, из затруднений, в которые поставил его договор о разделе; договор этот так неприятен народу, что король был бы не в состоянии привести его в исполнение и он причинил бы ему много забот и горя. Многочисленные брошюры, появившиеся по этому случаю, смотрели на дело точно так же, утверждая, что от посажения Филиппа на испанский престол могущество Франции нисколько не увеличится; одни восхваляли мудрость Карла II, другие — умеренность Людовика XIV. Виги не смели ничего сказать против этого. И действительно, трудно было сказать что-нибудь, кроме того, что рано было хвалить умеренность Людовика XIV, что посажение Филиппа на испанский престол собственно не усиливало могущества Франции; но Франция и без того была могущественна, и король до сих пор не разбирал средств для увеличения своих владений, а теперь, в случае войны с ним, испанские Нидерланды будут в его распоряжении, и эти Нидерланды — ключ к независимым Нидерландам. Так смотрела на дело в Нидерландах воинственная штатгальтерская партия, в челе которой стоял личный друг Вильгельма, голландский ратпенсионарий Антон Гейнзиус; но большинство депутатов Соединенных провинций смотрело на воцарение герцога Анжуйского в Испании как на желанный исход дела. Впрочем, и друзья английского короля были не за раздельный трактат: Но без Англии нельзя было ничего начинать, а в Англии дело шло дурно для Вильгельма. Министры из вигов боролись с враждебным большинством в нижней палате и с товарищами своими торийского направления, которые недавно были призваны в кабинет. Таким образом, в правительстве был раздор. В стране торийское направление усиливалось. На новых парламентских выборах тори взяли верх, потому что обещали сохранение мира. Но Людовик XIV спешил оправдать политику Вильгельма III и вигов. Еще прежде занятия Бельгии французские войска перешли Альпы, утвердились в Милане и Мантуе. Виги в Англии подняли головы, их летучие политические листки призывали патриотов вооружиться для охраны голландских границ, протестантских интересов, равновесия Европы. Лондонские купцы встревожились не опасностию, грозящею протестантским интересам и равновесию Европы, они встревожились слухами, что Людовик XIV намерен запретить ввоз английских и голландских товаров в испанские колонии. В таком случае война явилась для миролюбивых англичан уже меньшим злом. От ужаса на несколько времени остановились в Лондоне все торговые сделки. Тори в свою очередь должны были приутихнуть. Но у них было большинство в парламенте; весною года парламенту был передан мемориал Голландской республики, в котором говорилось, что Штаты намерены потребовать от Людовика XIV ручательства своей будущей безопасности, но не хотят начинать дела без согласия и содействия Англии; так как из этих переговоров могут возникнуть серьезные столкновения с Франциею, то Штатам желательно знать, в какой мере они могут полагаться на Англию. Парламент согласился на то, чтобы английское правительство приняло участие в голландских переговорах, не предоставив, однако, королю права заключать союзы, настаивая на сохранении мира. В том же месяце начались переговоры в Гааге. В первой конференции уполномоченные морских держав потребовали очищения Бельгии от французских войск и, наоборот, права для Голландии и Англии держать свои гарнизоны в известных бельгийских крепостях; кроме того, потребовали для англичан и голландцев таких же торговых привилегий в Испании, какими пользовались французы. В палате лордов, где первенствовали виги, на грамоту Штатов отвечали горячим адресом королю, уполномочивая его заключить оборонительный и наступательный союз не только с Голландиею, но с императором и другими государствами. В палате общин, где господствовали тори, не разделяли этого жара, не хотели войны, боясь, что при ее объявлении ненавистные виги станут опять в челе управления. Но делать было нечего: Все торговое сословие Англии возопило об необходимости войны, в печати появились ругательства на депутатов, их обвиняли в забвении своих обязанностей, в измене. Тори видели, что если они еще далее будут противиться войне с Франциею, то парламент будет распущен и при новых выборах виги непременно возьмут верх. Таким образом, и нижняя палата принуждена была объявить, что готова выполнить прежние договоры, готова подать помощь союзникам и обещает королю поддерживать европейскую свободу. Но морские державы одни не могли поддержать европейской свободы: Могли император Леопольд допустить, чтоб испанская монархия всецело перешла от Габсбургов к Бурбонам, и в то время, когда Австрия находилась в самых благоприятных обстоятельствах? Благодаря Священному союзу между Австриею, Венециею, Россиею и Польшею, Турция, потерпев сильные поражения, должна была сделать союзникам важные уступки. Австрия по Карловицкому миру приобрела Славонию, Кроацию, Трансильванию, почти всю Венгрию; но, кроме этих приобретений, Австрия приобрела еще ручательство будущих успехов — хорошее войско и первоклассного полководца, принца Евгения Савойского; наконец, торжество Австрии над Турциею, блестяще выгодный мир были чувствительным ударом для Франции, потому что Порта была ее постоянною союзницею против Австрии, и Карловицкий мир был заключен при сильном содействии морских держав вопреки старанию Франции поддержать войну. Все поэтому обещало, что Австрия, развязав себе руки на Востоке, ободренная блестящими успехами здесь, немедленно обратит свое оружие на Запад, примет самое деятельное участие в борьбе за Испанское наследство. Но это участие Австрия приняла очень медленно. Такое поведение ее зависело, во-первых, от всегдашней медленности в политике, отвращения к решительным мерам, от привычки выжидать, чтобы благоприятные обстоятельства сделали для нее все без сильного напряжения с ее стороны. Австрийские министры, скорые в составлении планов и медленные, когда надобно было приводить их в исполнение, боялись приступиться к испанскому вопросу, заключавшему в себе действительно большие трудности. Им казалось гораздо выгоднее присоединить часть испанских владений непосредственно к Австрии, чем воевать для исключения Бурбонов из Испанского наследства и для доставления ее всецело второму сыну императора Леопольда, Карлу; за все испанские владения в Италии они соглашались уступить остальное внуку Людовика XIV, даже и католические Нидерланды, что так противоречило выгодам морских держав, а Людовик XIV также не считал для себя выгодным уступить Австрии все испанские владения в Италии. В Вене очень хотелось приобрести что-нибудь, не дать всей испанской монархии Бурбонам, и в то же время не могли прийти ни к какому решению, выжидая, по привычке, благоприятных обстоятельств. Во-вторых, поведение Австрии зависело от характера императора Леопольда, человека недаровитого, медленного по природе, подозрительного и находившегося в сильной зависимости от духовника; медленность всего лучше выражалась в его речи, отрывочной, бессвязной; самые важные дела по неделям и месяцам лежали на столе императора без решения, а в настоящем случае на решительность императора имели еще влияние иезуиты, которым очень не нравился союз Австрии с еретиками — англичанами и голландцами; иезуиты, наоборот, хлопотали о сближении католических держав Австрии, Франции и Испании, чтоб их соединенными силами восстановить Стюартов в Англии. При венском дворе была, впрочем, партия, требовавшая решительного действия, требовавшая войны: В таких колебаниях и выжиданиях венский двор был потревожен известиями, что Карл II умер, что новый король, Филипп V, с торжеством принят в Мадриде, что с такою же радостию признали его и в Италии, что французские войска уже вступили в эту страну и заняли Ломбардию, что конференции в Гааге могут кончиться сделкою между Франциею и морскими державами, причем Австрии не достанется ничего. В мае года австрийский посланник в Лондоне предложил королю Вильгельму, что император будет доволен, если ему уступлены будут Неаполь, Сицилия, Милан и Южные Нидерланды. Последнее требование вполне совпадало с интересами морских держав, которым нужно было, чтоб между Франциею и Голландиею было владение сильной державы. В августе морские державы сделали венскому двору последнее предложение, которое состояло в следующем: На этом основании в следующем месяце заключен был Европейский союз между императором, Англиею и Голландиею: Австрия выставляла 90 войска, Голландия — , Англия — 40 ; Голландия — 60 кораблей, Англия — В то самое время, когда в Гааге скреплялся великий союз, Людовик XIV своими распоряжениями как будто хотел ускорить войну; он нанес англичанам два чувствительных удара: Вследствие этих оскорблений со стороны Франции Вильгельм III получил от своих подданных множество адресов с выражением преданности; страна громко требовала немедленного объявления войны Франции и распущения невоинственного парламента. При новых выборах торийские кандидаты успели удержаться только тем, что громче своих соперников, вигов, кричали против Людовика XIV, громче требовали войны. В январе года король открыл новый парламент речью, в которой напоминал лордам и общинам, что в настоящую минуту взоры всей Европы обращены на них; мир ждет их решения; дело идет о величайших благах народных — свободе и религии; наступила драгоценная минута для поддержания английской чести и английского влияния на дела Европы. Это была последняя речь Вильгельма Оранского. Он давно уже не пользовался хорошим здоровьем; в Англии привыкли видеть его страдающим, окруженным врачами; но привыкли видеть также, что по требованию обстоятельств он премогался и быстро приступал к делам. В описываемое время он ушибся, упав с лошади, и этот, по-видимому, легкий ушиб приблизил Вильгельма к могиле. Король говорил близким людям, что чувствует, как силы его ежедневно уменьшаются, что нельзя более на него рассчитывать, что он покидает жизнь без сожаления, хотя в настоящее время она представляет ему более утешения, чем когда-либо прежде. Свояченица его Анна была провозглашена королевою. Новейшие историки прославляют Вильгельма III как человека, окончательно утвердившего свободу Англии в политическом и религиозном отношении и в то же время много потрудившегося для освобождения Европы от французской гегемонии, связавшего интересы Англии с интересами континента. Но современники в Англии вовсе не так смотрели на дело. Против воли, вынуждаемые необходимостью, они решились на революционное движение года и недовольными глазами смотрели на его следствие, когда должны были посадить на свой престол иностранца и не принадлежавшего к господствовавшей епископальной Церкви. На голландского штатгальтера смотрели подозрительно, боялись его властолюбия, боялись и того, что он вовлечет страну в континентальные войны, будет тратить английские деньги для выгод своей Голландии; отсюда — недоверие парламента к королю, противоборство его намерениям со стороны обеих партий — и тори, и вигов, скупость в даче субсидий на войну. Вильгельм, постоянно раздражаемый этим недоверием и препятствиями своим планам, не мог любезно относиться к своим подданным, да и от природы не отличался любезностью: Тем охотнее народное большинство увидало на престоле королеву Анну. Новая королева не отличалась видными достоинствами: Но чем более нуждалась она в чужом совете, чем менее была самостоятельна, тем более хотела казаться такою, ибо считала самостоятельность необходимою в своем царственном положении, и горе неосторожному, который бы слишком явно захотел навязать королеве свое мнение. Недостатки Анны не могли резко выразиться до вступления ее на престол: Что касается политических партий, то восшествие на престол Анны было встречено тори с радостными надеждами, а вигами с недоверием. Виги подозревали Анну в привязанности к отцу и брату; виги действовали враждебно против Анны при Вильгельме и были виновниками сильной ссоры между ними; виги поднимали вопрос: Тем ревностнее стояли за Анну тори. Так как было вкоренено убеждение, что сын Якова II, провозглашенный на континенте королем под именем Якова III, был подставной, то строгие ревнители правильного престолонаследия считали Анну законною наследницею престола тотчас по смерти Якова II, а на Вильгельма смотрели только как на временного правителя. Привязанность Анны к Англиканской Церкви делала ее идолом для всех приверженцев последней, оскорбленных тем, что король Вильгельм не принадлежал к их числу, был еретиком в их глазах. Оба университета, Оксфордский и Кембриджский, отличавшиеся всегда усердием к Англиканской Церкви, приветствовали Анну пламенными адресами; оксфордские богословы провозглашали, что теперь только, с восшествием на престол Анны, Церковь обеспечена от вторжения ереси, теперь настала для Англии новая, счастливая эпоха. Кроме вигов и тори в Англии существовала партия якобитская, которая видела законного короля в молодом Якове III, и эта партия не относилась враждебно к Анне, потому что Яков III был еще очень молод и не мог сам немедленно явиться в Англию для возвращения себе отцовской короны, и вожди его партии сочли самым благоразумным дожидаться; расстроенное здоровье тридцатисемилетней королевы не обещало продолжительного царствования, притом знали, что Анна терпеть не может своих ганноверских родственников, и тем более могли рассчитывать на привязанность ее к брату. Но чем более было надежд у якобитов, тем более страха у приверженцев революции года; особенно они боялись влияния графа Рочестера, дяди королевы с материнской стороны, сына знаменитого лорда Кларендона: Рочестер был известный якобит, и боялись, что он поднимет наверх людей себе подобных, которые изменят и внешнюю политику, отторгнут Англию от великого союза и сблизят с Франциею. Но страх был напрасен: Партия, сознававшая необходимость принятия деятельного участия в войне против Франции, была, по известным нам причинам, также сильна в первые дни Анны, как и в последние дни Вильгельма; и хотя вмешательство в континентальные дела, война за тамошние интересы, трата денег на войну, не обещавшую непосредственных выгод, никогда не могли быть популярны на острове, и партия мира должна была взять верх при первом благоприятном случае и развязаться с войною, однако такого благоприятного обстоятельства теперь еще не было. Что же касается королевы, то самое сильное влияние на нее имел в описываемое время представитель партии войны, лорд Джон Черчилль, граф Марльборо. Сильное влияние на королеву имел и сам граф Марльборо, но еще сильнейшим пользовалась жена его, которую тесная дружба связывала с Анною, когда еще обе не были замужем. У друзей были противоположные характеры, потому что графиня Марльборо урожденная Сара Дженингс отличалась чрезвычайною энергиею, выражавшеюся во всех ее движениях, во взгляде, в сильной и быстрой речи, была остроумна и часто зла. Неудивительно, что ленивая по уму принцесса сильно привязалась к женщине, которая избавляла ее от обязанности думать и говорить и так приятно развлекала своею подвижностию и своею речью. Анна Стюарт вышла замуж за ничтожного Георга Датского, а Сара Дженингс — за самого видного из придворных герцога Йоркского, полковника Джона Черчилля. Трудно было найти мужчину красивее Джона Черчилля. Он не получил школьного образования, должен был приобретать нужные сведения сам; но ясный ум, необыкновенная память и уменье пользоваться обхождением с замечательнейшими лицами, с которыми беспрестанно встречался по своему положению, помогли ему в деле самообразования: Но холодный, расчетливый, осторожный и ловкий со всеми другими, Черчилль совершенно терял самообладание относительно своей жены, влиянию которой подчинялся постоянно и в ущерб своей славе. Военную деятельность свою Черчилль начал в нидерландских войнах семидесятых годов под глазами французских полководцев. Яков II возвел его в звание лорда, и в году лорд Черчилль оказал королю важную услугу укрощением восстания Монмута; но когда Яков стал действовать против Англиканской Церкви, то Черчилль, ревностный приверженец этой Церкви, отстал от него, и его переход на сторону Вильгельма Оранского обусловил скорый и бескровный исход революции. Черчилль был возведен за это в графы Марльборо, но скоро не поладил с Вильгельмом, особенно когда жена его была оскорблена королевою Мариею, и последовал разрыв между королевским двором и принцессою Анною. Недовольный Марльборо вошел в сношения с своим старым благодетелем, Яковом II, и даже сообщил подробности о предприятии англичан против Бреста. Впрочем, впоследствии он снова сблизился с Вильгельмом и был посвящен во все замыслы короля относительно внешней политики. Вильгельм поручил ему начальство над вспомогательным английским войском в Нидерландах и окончательное закрепление континентальных союзов; король видел в нем человека, соединявшего с самою холодною головою самое горячее сердце. Легко понять, что Марльборо ничего не проиграл с смертию Вильгельма и восшествием на престол Анны, которая смотрела на него, как на самого преданного себе человека. Лорд Марльборо немедленно получил высший орден Подвязки и начальство над всеми английскими войсками, а жена его — место первой статс-дамы. Марльборо, собственно, не принадлежал ни к какой партии, а между тем обе партии имели основания и выгоду считать его своим: Первым делом Марльборо было отправиться в Голландию для скрепления союза между обеими морскими державами, необходимо ослабевшего по смерти короля и штатгальтера. Присутствие в Голландии человека самого влиятельного в английском правительстве было необходимо и потому, что Людовик XIV старался оторвать Голландию от великого союза обещаниями очистить Бельгию и сделать другие уступки, вследствие чего некоторые депутаты в Соединенных Штатах начали склоняться к миру с Франциею. Марльборо торжественно, в присутствии иностранных послов объявил, что королева свято исполнит союзный договор, вследствие чего Штаты окончательно отвергли предложение Франций. Между тем в Англии Рочестер, пользуясь отсутствием Марльборо, спешил дать окончательное торжество торийской партии и успел образовать министерство из её членов; мы видели отношение Марльборо к тори, и он спешил уверить Штаты, что перемена в английском министерстве не будет иметь никакого влияния на ход внешних дел. Но леди Марльборо приняла сильное участие в борьбе с дядею королевы, ставши за вигов. Здесь в первый раз друзья столкнулись: Но как бы то ни было, в обществе господствовало такое же убеждение в необходимости войны с Франциею для охранения английских интересов, как и в последнее время царствования Вильгельма, и потому перемены в министерстве не могли остановить дела. Национальный взгляд высказался в государственном совете, созванном для окончательного решения вопроса о войне; послышались голоса: Пусть английский флот находится в хорошем состоянии; как первый флот в Европе пусть он охраняет берега и покровительствует торговле. Пусть континентальные государства терзают друг друга в кровавой борьбе; торговля и богатство центральной Англии тем более будут усиливаться. Все эти мнения как выражение основного национального взгляда были очень важны для будущего, ибо должны были взять верх при первом удобном случае; но теперь этого удобства для них не было при убеждении большинства в необходимости сдержать страшное могущество Франции, и война была объявлена. В начале этой войны, именно летом года, политический и военный перевес вовсе не был на стороне союзников, несмотря на громкое имя Европейского союза. Северные державы отказались от участия в войне против Франции; в восточных областях Австрийской монархии готово было вспыхнуть восстание; в Германии Бавария и Кёльн были на стороне Франции, прикрытой Бельгиею, Рейнскою линиею, нейтральной Швейцариею и располагавшей силами Испании, Португалии, Италии. Союзники должны были выставить войска, а в действительности они могли располагать гораздо меньшим числом, так что силы Людовика XIV и его союзников превосходили на 30 человек. Доходы Франции ливров равнялись сумме доходов императора, Англии и Голландии; кроме того, в своих распоряжениях Людовик не был стеснен никаким парламентом, никакими провинциальными чинами, никакими отдельными национальностями; наконец, владения континентальных союзников были открыты, тогда как Франция была защищена сильными крепостями. Действительно, два первых года войны и далеко не могли обещать Европейскому союзу благоприятного исхода, несмотря на то, что и со стороны Франции ясны были признаки дряхлости — следствие непроизводительной в материальном и нравственном отношении системы Людовика XIV. Союзник Франции, курфюрст баварский Макс Эммануил взял важный имперский город Ульм; в Италии полководец императора, принц Евгений Савойский, не мог сладить с французами, бывшими под начальством Вандома, должен был снять осаду Мантуи. Австрия вследствие недостатков внутреннего управления не могла вести войны с достаточною энергиею. Доходы колебались, потому что отдельные области давали то больше, то меньше; иногда отдельные области получали право не платить ничего год или долее. Ежегодный доход простирался до 14 миллионов гульденов: Продолжительная турецкая война сильно способствовала финансовому расстройству. Чрезвычайных податей правительство налагать не решалось из страха довести до отчаяния крестьян, и без того находившихся в жалком положении, и потому предпочитало занимать деньги с уплатою от 20 до процентов. Но такое финансовое расстройство не удерживало императора Леопольда от больших издержек, когда дело шло о придворных удовольствиях или когда затрагивали его религиозное чувство. Казну съедало огромное количество чиновников, получавших жалованье, а войскам во время походов жалованье доставлялось или очень поздно, или вовсе не доставлялось, так что полководцы по окончании кампании, а иногда и среди похода были принуждены оставлять армии и ехать в Вену, чтоб ускорить высылку денег. Между полководцами и чиновниками придворного военного совета гофкригсрата господствовала постоянная ненависть; особенно все генералы смотрели на президента гофкригсрата, как на своего смертельного врага; старший сын императора, римский король Иосиф, указывал на управляющих военными и финансовыми делами в Вене, как на виновников всякого зла. Императорский генералиссимус узнавал о политических переговорах и военных событиях только из венской газеты. Производство в войске шло вовсе не по способностям, и послы иностранные при венском дворе более всего поражались циническою откровенностию, с какою каждый офицер отзывался о неспособности и бессовестности своих товарищей и генералов. При венском дворе существовала и реформационная партия: Голландский посланник отзывался, что скорее можно море выпить, чем действовать с успехом против толпы иезуитов, женщин и министров Леопольда. К этому расстройству правительственной машины в Австрии присоединялись еще беспокойства в Венгрии и Трансильвании, где поднялись крестьяне, обремененные налогами, и эти восстания могли усиливаться, ибо восточная часть государства вследствие войны на западе была обнажена от войска. Сначала венгерские волнения не имели политического характера, но дело переменилось, когда восставшие вошли в сношение с Францом Ракочи, жившим в Польше в изгнании. Люди благоразумные требовали, чтобы венгерские волнения были прекращены как можно скорее или милостию, или строгостию; но император предпочел полумеры — и огонь разгорелся, а вместе с тем затруднительное положение Австрии в европейской войне достигло высшей степени: Это положение должно было повести к переменам в Вене: Таким образом, в первое время войны Австрия по состоянию своего управления не могла энергически содействовать успехам союзников. Морские державы, Англия и Голландия, также не могли вести войну успешно в испанских Нидерландах. Здесь две кампании и годов кончились неудовлетворительно. Марльборо, начальствовавший союзными войсками, был в отчаянии и справедливо складывал вину неуспеха на республику Соединенных Штатов, которая мешала ему купеческою бережливостию относительно людей и денег; кроме того, партии, боровшиеся в соединенных провинциях, оранская и республиканская, раздирали и войско, генералы ссорились и отказывали друг другу в повиновении. Наконец, в Голландии высказывалось недоверие к иностранному полководцу; в печати появлялись памфлеты против Марльборо и его смелых планов. А между тем в Англии вследствие неудовлетворительности двух кампаний поднимали голову люди, бывшие против континентальной войны. Больших успехов для Англии и Голландии можно было ожидать от морских предприятий против Испании. Мы видели причины, почему Испания к концу XVII века заснула мертвым сном. События, последовавшие в начале XVIII века, должны были разбудить ее: К несчастию, новый король не был способен воспользоваться этим сочувствием. Испанская инфанта, на которой Мазарини женил Людовика XIV, как будто принесла Бурбонской династии печальное приданое: Таким-то дряхлым юношею явился на испанском престоле и Филипп V, для которого корона была тяжестию и всякое серьезное занятие — наказанием; умные, красноречивые наставления и письма деда он принимал с равнодушною покорностию, возлагая на других обязанность отвечать на них и вести всю переписку, даже самую секретную. Точно так же поступал Филипп и во всех других делах. Было ясно, что король с таким характером нуждался в первом министре, и Филипп V нашел себе первого министра в шестидесятипятилетней старухе, которая в противоположность молодому королю отличалась юношескою живостию и мужскою силою воли: В Италии она сохранила связь с своим прежним отечеством и была в Риме агентом Людовика XIV, сильно хлопотала при переходе Испанского наследства в Бурбонскую династию при заключении брака между Филиппом V и дочерью герцога Савойского, и, когда невеста отправилась в Испанию, отправилась вместе с нею и принцесса Орсини как будущая обер-гофмейстерина. Много людей хотело овладеть волею молодого короля и королевы; но Орсини одолела всех соперников и привела Филиппа V и жену его в полную от себя зависимость. Из партии при мадридском дворе Орсини выбрала самую полезную для страны — партию национал-реформационную — и стала во главе ее. Людовик XIV хотел посредством Орсини управлять Испанией как вассальным королевством; но Орсини не хотела быть орудием в руках французского короля, и пусть руководилась она при этом побуждениями собственного властолюбия, только ее поведение, стремления, чтобы в поступках испанского короля не было заметно влияния государя иностранного, совпадали с благом и достоинством страны и содействовали утверждению Бурбонской династии на испанском престоле. Но понятно, что при таком стремлении сделать себя и вообще правительство популярным Орсини должна была необходимо столкнуться с французскими послами, которые хотели господствовать в Мадриде. При таких-то условиях Испания должна была участвовать в войне, которую Западная Европа вела из-за нее. В году намерение англичан овладеть Кадиксом не удалось, но они успели захватить испанский флот, шедший из американских колоний с драгоценными металлами. Опаснейшей борьбы должна была ожидать Испания от того, что Португалия приступила к Европейскому союзу, и в Вене решились отправить на Пиренейский полуостров эрцгерцога Карла, второго сына императора Леопольда, как претендента на испанский престол; надеялись, что в Испании много приверженцев Габсбургской династии, много недовольных, желающих перемены вообще, и что при этих условиях Филипп V легко может быть сменен Карлом III. Этот Карл был любимый сын императора Леопольда, потому что был похож на отца, тогда как старший, Иосиф, по несходству характера и стремлений стоял в отдалении от отца и даже в оппозиции. Благонамеренный, добросовестный, но вялый, неразвитый, осьмнадцатилетний Карл должен был отправиться в отдаленное предприятие — на завоевание испанского престола, окруженного партиями, среди которых мог пробиваться только какой-нибудь поседевший в интригах кардинал или придворная дама. При выходе на берег Карл получает весть, что невеста его, принцесса португальская, умерла от оспы, и отец ее, Дон Педро, впал в глубокую меланхолию. В Португалии не было ничего готово к войне, войско не получало жалованья, не умело владеть оружием, не хотело сражаться; все сколько-нибудь годные лошади были вывезены в последнее время или в Испанию, или во Францию; народ не хотел войны и с ненавистью смотрел на еретические иноземные полки. Как бы то ни было, Португалия была крепко завязана в союз торговым договором с Англиею, по которому португальские вина должны были сбываться в Британии, где с них брали пошлины третью менее против французских вин, за что Португалия обязалась не пропускать к себе никаких шерстяных товаров, кроме английских. Кроме Португалии союз приобрел еще члена — герцога савойско-пьемонтского. Держа в своих руках ключи к Италии и Франции и находясь между владениями двух могущественных династий, Бурбонской и Габсбургской, герцоги савойско-пьемонтские издавна должны были напрягать все свое внимание, чтоб сохранить независимость в борьбе сильнейших соседей и усиливаться при каждом удобном случае, пользуясь этою борьбою; поэтому они отличались бережливостью, ибо должны были держать всегда значительное войско, отличались также самою бесцеремонною политикою: Во время полного могущества Людовика XIV Пьемонту приходилось плохо: Но когда властолюбие Людовика стало вызывать коалиции, когда Вильгельм Оранский сделался королем английским и начала двигаться тяжелая на подъем Австрия, положение Пьемонта облегчилось: Людовик XIV начал заискивать в его герцоге Викторе Амедее II и, чтобы привязать последнего к себе, женил двоих своих внуков на двух его дочерях. Виктор Амедей как тесть Филиппа V испанского, естественно, должен был находиться в союзе с ним и с его дедом; мало того, при открывшейся войне за Испанское наследство Людовик XIV передал свату главное начальство над соединенными франко-испано-пьемонтскими войсками. Но это был один только пустой титул: Высокомерное обращение зятя, короля испанского, приличном свидании с ним должно было еще более увеличить раздражение Виктора Амедея. Жалобы герцога Людовику оставались без последствий на деле: Уже в мае года голландский посланник извещал из Вены, что императорские министры завязали сношения с герцогом Савойским и в то же время Виктор Амедей сделал запрос в Лондоне, будет ли английское правительство помогать ему в получении Милана. Целый год тянулись переговоры: Виктор Амедей все торговался, все выторговывал себе побольше землицы и приводила отчаяние союзников, которые призывали мщение неба и презрение человечества на бесстыдного, подозрительного и жадного савояра, и Виктор Амедей все припрашивал землицы, как вдруг, наконец, в сентябре года он был потревожен в своей торговле вестию, что французы удостоверились в его измене. Вандом захватил многих пьемонтских генералов, обезоружил некоторые кавалерийские полки и потребовал сдачи двух крепостей как ручательство за верность герцога. Тогда Виктор Амедей прямо объявил себя против Франции и перешел к Великому союзу, взявши, что дали, т. Миланскую и Мантуанскую области, с видами на большие вознаграждения в случае успешного окончания войны. Решительный успех на стороне союза обнаружился в году, когда Марльборо решился соединиться с принцем Евгением в Баварии. Следствием этого соединения была 13 августа блистательная победа союзников над франко-баварским войском, бывшим под начальством курфюрста Баварского и французских генералов Тальяра и Марсэна: Французы и баварцы из 60 войска едва спасли 20 , маршал Тальяр и до 11 войска были взяты в плен. Здесь резко обнаружился характер французов: Вследствие этого блиндгеймское поражение имело страшные последствия для французов: Победители хотели воздвигнуть памятник в честь блиндгеймской победы и написать на нем: Но Людовик по крайней мере перенес свое несчастие с достоинством; во всей переписке своей, самой секретной, он умел сохранить ясность и твердость духа, нигде не унизился до бесполезных жалоб, имея в виду одно — как бы поскорее поправить дела. Он выражал только сожаление о маршале Тальяре, сочувствие его горю и потере сына, павшего в гибельной битве; еще более король выказывал сожаление о своем несчастном союзнике, курфюрсте Баварском, он писал Марсэну: Курфюрст Макс платил Людовику тою же монетою: Кампания, заключавшаяся такою блестящею победою, дорого стоила Марльборо: Весть о блиндгеймской победе была принята с восторгом в Англии и во дворце, и в толпах народных; посреди этого восторга слышались и отзывы враждебной партии. Перед победою люди, бывшие против континентальной войны, громко порицали движение Марльборо в Германию, кричали, что Марльборо превысил свою власть, бросил без защиты Голландию и подвергает английское войско опасности в отдаленном и опасном предприятии. Победа не заставила умолкнуть порицателей: Марльборо отвечал на это последнее сравнение: Особенно была враждебна Марльборо та часть партии тори, которая носила название якобитов, т. Понятно, что эти якобиты должны были смотреть неблагоприятно на победу, унижавшую Францию, ибо только с помощию Франции они могли надеяться на возвращение своего короля, Якова III. Досадуя на славу блиндгеймского победителя, тори старались противопоставить ему адмирала Рука, которого подвиги в Испании были более чем сомнительны; одно можно было выставить в его пользу — это содействие ко взятию Гибралтара. Взятие было облегчено тем, что испанский гарнизон состоял менее чем из человек. Англичане взяли Гибралтар не у Филиппа V в пользу Карла III: Отношения к английским партиям могли только заставлять Марльборо усерднее трудиться в пользу продолжения, и успешного продолжения войны. Самым слабым местом союза была Италия, где Виктор Амедей не мог сопротивляться лучшему французскому генералу, герцогу Вандому, где Турин готов был сдаться. Отделить в Италию часть войска, бывшего под начальством Марльборо и принца Евгения, было нельзя без вреда военным действиям в Германии; нового войска от императора нельзя было требовать, потому что австрийские войска были заняты против венгерских мятежников. Марльборо смотрел всюду, где бы достать войска, и остановился на Бранденбурге, которого курфюрст Фридрих принял титул короля прусского. Марльборо сам отправился в Берлин: В Венгрии дела шли удачно для императора: Марльборо очень хотелось прекратить эту вредную для союза войну, и он настаивал, чтоб император дал своим венгерским подданным полную религиозную свободу; но император под влиянием иезуитов никак не хотел на это согласиться; иезуиты видели, что они были вправе бояться союза с еретиками. Но и Людовик XIV, раздувавший венгерское восстание, видел подобное же явление в собственных владениях, где в Севенских горах восстало протестантское народонаселение. Вследствие гонений религиозный энтузиазм достиг здесь высшей степени: У Ролана скоро набралось человек войска, которые сами себя называли детьми Божиими, а католики называли их камизарами рубашечниками по белым рубашкам, которые они надевали ночью, чтобы узнавать друг друга. Так обыкновенно объясняют, но известно, что сектанты, отличающиеся подобным настроением духа, любят употреблять белые рубашки в своих собраниях. Пещеры в горах служили им крепостями и арсеналами; они разрушили все церкви и священнические дома в Севенских горах, перебили или прогнали священников, овладели замками и городами, истребили высланные против них отряды войска, собрали подати и десятины. Лангедокские чины собрались и положили созвать милицию. Когда в Париже узнали об этих событиях, то Шамильяр и Ментенон сговорились сначала скрыть их от короля; но долго скрывать было нельзя, когда восстание распространилось, когда генерал-губернатор Лангедока, граф Брольи, был разбит камизарами. Король послал против мятежников маршала Монревеля с 10 войска; Монревель разбил Ролана и хотел сначала потушить мятеж кроткими средствами; но когда камизары перестреляли тех из своих, которые приняли амнистию, то Монревель начал свирепствовать. Католические крестьяне также вооружились против камизаров под начальством какого-то пустынника. Эта святая милиция, как выражался папа, начала так разбойничать против своих и чужих, что Монревель должен был усмирять ее; камизары не стихали; между ними творились чудеса: Но год был несчастен для камизаров: Кавалье принужден был войти в соглашение с правительством и оставил Францию; Ролан был разбит и убит; после Блиндгеймской битвы обширный заговор камизаров не удался; оставшиеся вожди их были сожжены, перевешаны, и восстание затихло, тем более, что правительство, занятое страшною войною внешнею, смотрело сквозь пальцы на протестантские религиозные сборища. Война с камизарами прекратилась очень кстати в году, потому что к следующему году Людовику XIV нужно было подумать о войне оборонительной! Первые дни года в Лондоне происходило торжество по случаю приезда Марльборо с трофеями и знатными пленниками. Палата общин представила королеве адрес с просьбою увековечить славу великих заслуг, оказанных герцогом Марльборо. Герцог получил королевское имение Вудсток, где построили замок и назвали его Бленгейм. Император дал Марльборо титул князя и также имение в Швабии. Один только Оксфордский университет, принадлежавший к партии тори, оскорбил Марльборо, поставивши его в своих торжественных речах и стихах совершенно наравне с адмиралом Руком. Марльборо еще в году уговорился с принцем Евгением насчет кампании года, уговорился напасть на Францию со стороны Мозеля, где она была менее укреплена; раннею весною обе армии должны были начать действия осадою Саарлуи, причем должны были войти в сношение с герцогом Лотарингским, только поневоле бывшим за Францию. Людовик XIV также не терял времени, готовился и весною года мог писать: Но главное преимущество Людовика XIV состояло в том, что он мог распоряжаться своими относительно многочисленными войсками как хотел, тогда как Марльборо весною года тратил время в Гааге, уговаривая нидерландское правительство согласиться на его план. Когда он наконец вынудил это согласие и явился с войском на Мозеле, то нашел перед собою большое, достаточно снабженное всем нужным французское войско под предводительством хорошего генерала-маршала Виллара, тогда как у него самого не было знаменитого товарища Блиндгеймской битвы: Весть о смерти императора Леопольда 5 мая н. Как мы видели, Иосиф обещал быть энергическим государем, когда был наследником, когда был главою воинственной партии, главою оппозиции отцовскому министерству, отцовской системе. И действительно, сначала в Вене было что-то похожее на энергическое действие; но скоро потом все пошло по-старому, вследствие чего ни Марльборо на Мозеле, ни Евгений в Италии не могли ничего сделать в продолжение всего года; только в Испании союзники были счастливее: Барселона сдалась эрцгерцогу Карлу; в Каталонии, Валенции, Аррагонии его признали королем. В году дела шли также успешно в Испании для союзников: Филипп V должен был оставить Мадрид. С другой стороны, дела пошли неудачно для французов на севере со стороны Нидерландов: Но союзники отвергли предложение. Кампания года началась блистательною победою франко-испанских войск над союзными английскими, голландскими и португальскими , одержанною при Алманце герцогом Бервиком побочным сыном Якова II Стюарта. Со стороны Германии французы также предприняли успешное наступательное движение и проникли до Дуная; но зато австрийские войска овладели Неаполем, а с другой стороны проникли в Прованс, хотя скоро и должны были оставить его. Франция держалась после Гохштедта и Ромильи, держалась благодаря сильному правительству, но это правительство истощало последние средства страны. С года число чиновников почти удвоилось вследствие усиленного созидания новых должностей на продажу; перелили монету, подняли ее цену, но этим доставляли только выгоду иностранцам; выпуск неоплачиваемых ассигнаций подрывал кредит, а между тем расходы, простиравшиеся в году до миллионов, в м достигли Начали брать пошлины с крещения, браков, похорон: Знаменитый Вобан издал в году книгу, в которой предложил план необходимых финансовых преобразований. Книга была найдена возмутительною, пятидесятилетняя служба человека, которого имя было известно каждому образованному человеку в Европе, была забыта, и книгу Вобана прибили к позорному столбу; через шесть недель после этой книжной экзекуции автор умер 74 лет от роду. Но главный контролер Шамильяр, не видя никакой возможности вести дело при громадных военных издержках, отказался от своей должности. В беде вызвали на его место племянника Кольбера Демаре, бывшего двадцать лет в немилости. Поручая Демаре новую должность, король сказал ему: Демаре отчаянными средствами добыл денег на продолжение войны, он удвоил пошлины с провоза товаров сухим путем и по рекам, что нанесло решительный удар торговле. Деньги, добытые таким образом, потрачены были на несчастную кампанию: Следствием было то, что французы потерпели поражение на Шельде при Уденарде и потеряли главный город французской Фландрии, Лилль, укрепленный Вобаном, К этому присоединилось бедствие физическое: Холода прекратились в марте месяце; но знали, что семена вымерзли, жатвы не будет и цены на хлеб поднялись. В деревнях мерли с голода спокойно; в городах бунтовали и на рынках вывешивали бранные выходки против правительства. Смертность удвоилась против обыкновенных лет, потеря скота не вознаградилась и в пятьдесят лет. В марте года Людовик XIV возобновил мирное предложение: Но союзники требовали всей испанской монархии для Карла III, не соглашались возвратить Лилль и относительно Германии требовали возвращения к Вестфальскому миру. Людовик XIV созвал свой совет, но советники на вопрос о средствах спасения отвечали слезами; Людовик согласился на требования союзников, просил одного Неаполя для внука, и с этими предложениями тайком отправился в Голландию сам министр иностранных дел Торси. Он кланялся Гейнзиусу, принцу Евгению, Марльборо, предлагал последнему четыре миллиона — и все понапрасну: Людовик отверг эти условия и разослал губернаторам циркуляр, в котором говорилось: Здесь Людовик в первый раз обратился к народу и встретил в этом разоренном и голодном народе самое живое сочувствие, дававшее возможность поддержать честь французского имени. Особенно оскорбительны были своею бессмысленностию требования союзников, чтоб он, Людовик, приносивший такие жертвы для мира, должен был продолжать войну для изгнания своего внука из Испании, и война была необходима, потому что Филипп чувствовал себя крепким в Испании благодаря расположению народного большинства и, конечно, под диктовку энергической жены и энергической гувернантки писал деду: Поэтому Людовик имел право говорить: Но для спасения Франции нужно было продолжить ее разорение. В армии было достаточно людей, потому что крестьянин и горожанин, спасаясь от голода, шли в солдаты, но зато кроме людей ничего уже больше не было в армии — ни хлеба, ни оружия. Французский солдат продавал ружье, чтоб не умереть с голоду; а у союзников всего было в изобилии; таким образом, голодные должны были воевать против сытых, сытые наступали, голодные защищались, и защищались хорошо, потому что Марльборо и Евгений купили победу при Мальплакэ потерею более чем 20 народа. Но все же союзники победили, и Людовик решился опять просить мира, соглашался на все, лишь бы только не заставляли его еще воевать, и воевать со внуком. В ответ союзники потребовали, чтоб Людовик взялся один выгнать внука из Испании. В году Марльборо и Евгений опять сделали несколько приобретений во французской Фландрии. Людовик XIV потребовал десятую часть дохода со всех принадлежащих к податным и неподатным сословиям; но вследствие истощения страны и недобросовестности в платеже казна получила не более 24 миллионов. Средства к кампании года были приготовлены; но год начался мирными переговорами, и предложение о мире шло на этот раз не из Франции. В январе аббат Готье, тайный корреспондент французского министерства иностранных дел в Лондоне, явился в Версаль к Торси с словами: Готье имел поручение от английского министерства предложить французскому правительству, чтоб оно начало переговоры. Англия заставит Голландию окончить их. Мы видели, что национальная политика Англии состояла в невмешательстве в дела континента, если только не затрагивались торговые интересы Англии. Эти торговые интересы были затронуты перед начатием войны за Испанское наследство, когда соединение Испании с Франциею грозило отнять у Англии возможность торговать в обширных и богатых владениях испанских. Тут мирная партия, т. Но эта партия, смолкнувшая на время, поднялась при первом удобном случае и была уверена, что встретит сильное сочувствие в народе, как скоро опасения его относительно своих интересов рассеются, ибо народу были противны трата денег на войну, ведущуюся за чужие интересы, увеличение войска и усиление его значения, усиление значения победоносного полководца, который возбуждал неприятное воспоминание о Кромвелях и Монках. Война затянулась надолго, потратили на нее множество денег, цель была достигнута: Таким образом, успехи союзных войск и явное истощение Франции усилили в Англии партию мира, партию тори. Эта партия усиливалась, потому что ее стремления и взгляды совпадали с национальными стремлениями и взглядами; некоторые люди, понявшие, в чем дело, могли выдвинуться, проводя национальные стремления и взгляды, и могли заключить мир. Эти люди, соединившие свои имена с окончанием войны за Испанское наследство, были Гарлей и Сент-Джон. Роберт Гарлей в году является оратором или президентом палаты общин, а в году, благодаря дружбе с Марльборо, становится министром иностранных дел. Новый министр принадлежал к умеренным тори и отличался искусством лавировать между партиями и влиятельными лицами. Марльборо и его друг, министр финансов лорд-казначей Годольфин, сами не привязанные крепкими убеждениями ни к какой партии, думали, что Гарлей будет их покорным слугою; но Гарлей, не привязанный ни к кому и ни к чему нравственно, преследовал свои цели, и требовательность Марльборо и Годольфина, в которой Гарлей видел посягновение на свою независимость, только раздражала его и заставляла сильнее желать избавления от деспотизма друзей-покровителей. Королева начала заметно охладевать к герцогине Марльборо, и у ней оказалась другая фаворитка, Абигайль Гилль, или, по мужу, Мешем, родственница герцогини Марльборо, которая и пристроила ее ко двору. Гарлей сблизился с Мешем, что, разумеется, сильно раздражало Марльборо и Годольфина, заставило их высказывать свою ревнивость и требовательность, заставило их подозревать Гарлея во влиянии на такие неприятные для них решения королевы, в которых он и не участвовал. Гарлей клялся, что он останется верен своему постоянному принципу — соединения умеренных тори с умеренными вигами так, чтобы ни одна партия не преобладала решительно; королева держалась того же самого принципа и потому любила Гарлея, любила его и за то, что он являлся ревностным приверженцем Англиканской Церкви. И Марльборо с Годольфином были вовсе не против принципа, выставляемого Гарлеем, если бы Гарлей был во всем их покорным орудием. Но, подозревая его в измене, они соединились с вигами для его низвержения; Гарлей должен был оставить министерство и, естественно, переходил на сторону тори. Вместе с Гарлеем должен был выйти в отставку Генри Сент-Джон, управлявший военным министерством. Подобно Гарлею, Сент-Джон считал партию только средством играть важную роль в управлении страны. Аристократ по происхождению, он отличался красотою, блестящими способностями и самою разгульною жизнью; у него была необыкновенная память, изумительная быстрота соображения и столь же изумительная легкость в устном и письменном изложении мысли; эти способности делали для него возможным при занятии важной должности, при серьезных работах отдавать много времени женщинам, игре, вину и беседам со всеми литературными знаменитостями времени. В самом начале века двадцати с чем-нибудь лет Сент-Джон явился членом палаты общин, и так как большинство талантов было на стороне вигов, то он стал на стороне тори и сейчас же обратил на себя внимание как первоклассный оратор. Чтоб выставить свой талант во всем блеске, он затрагивал нарочно самые трудные вопросы, которых избегали другие ораторы. Сент-Джон гремел против континентальной войны, против бесполезных издержек на нее. Но Марльборо понял, что эти громы исходят не из горячих убеждений, и предложил громовержцу управление военным департаментом. Сент-Джон, получивши такое важное и трудное, особенно тогда, место, не изменил своего образа жизни, но удивил всех умеренностию своих речей; он явился самым ревностным приверженцем Годольфина и страстным поклонником Марльборо. Но потом вместе с Гарлеем он перешел на сторону леди Мешем и тогда должен был оставить свое место, которое перешло к знаменитому впоследствии Роберту Вальполю. Торжество вигов не могло быть продолжительно. Королева против воли рассталась с Гарлеем, была оскорблена уступкою, которую должна была сделать вигам, Годольфину и Марльборо; к этим личным отношениям присоединялся еще интерес высший: Самыми сильными выходками против принципов революции, которых держались виги, отличался проповедник Сечьверель, отрицавший законность сопротивления какой бы то ни было тирании. Он вооружился против диссидентов, против терпимости относительно кальвинизма, терпимости, которая грозит страшною опасностию Английской Церкви, не удерживался и от намеков на лица, особенно на Годольфина. Виги забили тревогу, и Сечьверель был предан суду по определению палаты общин; тори сочли своею обязанностию заступиться за проповедника; палата лордов незначительным большинством признала его виновным; но когда дело дошло до определения наказания, то положено было только запретить ему проповедовать три года и публично сжечь две последние его проповеди. Такое легкое наказание было поражением для вигов, затеявших дело, и торжеством для тори, и это торжество увеличивалось сочувствием, которое высказывалось к Сечьверелю: Королева, руководимая леди Мешем, которая в свою очередь была руководима Гарлеем, показывала ясно, что не хочет более иметь между своими министрами вигов; так, она уволила сначала самого рьяного вига, Сандерленда, управлявшего иностранными делами, женатого на дочери Марльборо; тори были в восторге и говорили Анне: Виги снесли терпеливо это поражение, что, разумеется, придало духу их противникам, и королева сделала решительный шаг — уволила Годольфина; Гарлей был опять введен в кабинет и сделан лордом-казначеем, Сент-Джон получил заведование иностранными делами. Парламент был распущен, и при новых выборах в него тори взяли перевес. В декабре Марльборо приехал в Лондон, был встречен горячими приветствиями от народа, был принят ласково, но холодно королевою. Анна была не против герцога, но против герцогини и требовала, чтобы последняя отказалась от всех своих придворных должностей, а герцогиня желала во что бы то ни стало сохранить их. В начале года Марльборо подал королеве письмо от жены, написанное в самом смиренном тоне, но Анна, прочтя письмо, сказала: Бленгеймский победитель стал на коленях умолять королеву умилостивиться, но Анна была неумолима. Сам герцог и после этого остался на службе и отправился к войску на твердую землю, но министерство хлопотало о средстве не нуждаться более в службе Марльборо: Скоро новое обстоятельство должно было еще более охладить Англию к Великому союзу: Гарлей, возведенный в герцоги Оксфордские, и Сент-Джон продолжали мирные переговоры с Людовиком XIV: Штаты были очень недовольны, но должны были согласиться вести и с своей стороны мирные переговоры, для которых был выбран город Утрехт. Вопрос о мире был соединен с другим вопросом — о протестантском наследстве; виги боялись, что мир поведет к сближению с Франциею, даст королеве и ее министрам возможность действовать против протестантского ганноверского наследника в пользу Якова III Стюарта. В декабре года собрался парламент, и начались жаркие споры. Виги провозгласили, что мир не может быть безопасен и почетен для Великобритании и Европы, если Испания с ее заатлантическими владениями останется за Бурбонскою династиею; то же самое утверждал Марльборо. Но против Марльборо нашлось страшное средство: Так начался год. Испанский король Карл III, владеющий теперь австрийскими землями и избранный императором под именем Карла VI, отправил в Лондон принца Евгения на помощь вигам, но он приехал слишком поздно и, проживши понапрасну два месяца в Лондоне, возвратился на твердую землю, чтобы приготовляться к будущей кампании, которую должен был совершить один, без Марльборо. Между тем в январе открылись конференции в Утрехте: Во Франции возрождалась надежда, что страшные бедствия приближаются к концу: Внутри Франции произошла перемена, также успокоивавшая насчет будущего: Но среди этих восторгов и надежд Мария Аделаида вдруг занемогла оспою и скончалась двадцати шести лет; чрез несколько дней последовал за нею и дофин, заразившийся от жены; тою же болезнью занемогли двое их маленьких сыновей, и старший умер. Эти страшные удары, постигшие королевский французский дом, замедлили мирные переговоры, потому что явилась возможность Филиппу V испанскому занять французский престол, и Англия начала требовать гарантии, чтоб этого никогда не было. Филипп V отрекся навсегда от французской короны. Англия требовала, чтоб отречение Филиппа было скреплено государственными чинами Франции; но Людовик XIV не мог слышать о государственных чинах и отвечал: Он обещал только принять отречение Филиппа, велел его обнародовать и внести в протоколы парламентов. Между тем в мае открылись военные действия, и французы взяли верх, потому что английские войска отделились от немецких и голландских. Сент-Джон, теперь уже носивший титул виконта Болингброка, приехал во Францию для ускорения мирных переговоров. Но не ранее апреля года был заключен мир между Франциею, с одной стороны, Англиею, Голландиею, Португалиею, Савойею и Пруссиею отдельно от Германии — с другой: Франция уступила Англии в Америке земли Гудзонова залива, остров Ньюфаундленд, полуостров Акадию и право торговать неграми в испанских колониях assiento ; в Европе она потерпела значительные потери во Фландрии и должна была срыть укрепления Дюнкирхена. Виктору Амедею Франция возвратила Савойю и Ниццу. Австрия продолжала войну и в году, но успешные действия маршала Виллара, последнего из искусных генералов Людовика XIV ибо Вандом умер незадолго перед тем , показали ей невозможность одной вести войну даже и с истощенною Франциею. Император уполномочил принца Евгения начать переговоры с Вилларом в Раштадте. Карл VI отказался от испанского престола в пользу Филиппа V; но Испания все же была поделена: Австрия получила испанские Нидерланды, что считали необходимым для обеспечения Голландии со стороны Франции, получила также испанские владения в Италии, кроме острова Сицилии, который получил Виктор Амедей Савойский, принявший вследствие этого титул короля сицилийского; курфюрсты Баварский и Кельнский получили обратно свои владения. Границы главных европейских государств по Утрехтскому и Раштадтскому мирным договорам. Так кончилась знаменитая война за Испанское наследство, т. Могущество Людовика XIV было сломлено, как было сломлено прежде могущество Карла V и Фердинанда II. Но сокрушение могущества обоих названных Габсбургов имело следствием усиление Франции, тогда как после войны за Испанское наследство мы не видим в Западной Европе ни одного государства, которое было бы сильнее всех других и могло бы представлять опасность для ее свободы. Франция была унижена и страшно истощена, Бурбонская династия осталась в Испании, и не было недостатка в людях, которые, расхваливая Людовика XIV как великого короля, указывали, что, как бы то ни было, он умел достигнуть своей цели, посадить и удержать внука на испанском престоле. Но мы видим, что, во-первых, Людовик нисколько не был виноват в этом успехе и, во-вторых, Франция ничего от этого не выигрывала. Еще более благодаря Марльборо выдвинулась Англия; но могущество этой державы было одностороннее; по своему островному положению она не могла и не хотела принимать деятельного участия в делах континента, не могла в отношении к нему играть роль Франции. При заключении Утрехтского мира был подан первый пример раздела государства во имя политического равновесия Европы: Что же касается до неожиданного окончания войны, то мы уже видели, что его нельзя приписывать ни разрыву королевы Анны с Марльборо, ни интригам Оксфорда и Болингброка. Война кончилась, потому что не было более причин вести ее: Франция не представляла более опасности, авести войну для того, чтоб Испанию силою привести не только под власть одной династии, но и одного государя с Австриею, не имело смысла. Причины войны за Испанское наследство Европейский союз против Людовика XIV Граф Марльборо Начало Войны за Испанское наследство Битва при Бленгейме Камизары Война за Испанское наследство в Борьба английских тори за мир Утрехтский и Раштадтский мирные договоры Итоги войны за Испанское наследство. Джон Черчилль, граф Марльборо. Портрет Филиппа V испанского, Если вам понравился наш проект, вы можете поддержать его небольшой суммой денег через расположенную ниже форму. Ваше пожертвование позволит нам перевести сайт на более качественный сервер и привлечь одного-двух сотрудников для более быстрого размещения имеющейся у нас массы исторических, философских и литературных материалов. Переводы лучше делать через карту, а не Яндекс-деньгами. История России История Западной Европы Древние Греция и Рим История Византии Исламский мир Древний Египет Древний Восток История Индии История Китая Еврейство и иудаизм. Учебники Платонов - Учебник русской истории Кареев - Учебная книга Древней истории Кареев - Учебная книга истории Средних веков Кареев - Учебная книга Новой истории Соловьев - Курс Новой истории Историки Статьи по истории Статьи по философии Статьи по литературе Мифы и эпос Мировое искусство.


Как вернуть девушку вызвать ревность
Образец расчета при увольнении в 2016 году
Сколько получают декретные на второго ребенка
Где на клавиатуре находится alt
Текущая стоимость аннуитета позволяет
Sign up for free to join this conversation on GitHub. Already have an account? Sign in to comment