Skip to content

Instantly share code, notes, and snippets.

Created August 29, 2017 21:59
Show Gist options
  • Save anonymous/e829ea2d911c4839756161e9cf4fee18 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Save anonymous/e829ea2d911c4839756161e9cf4fee18 to your computer and use it in GitHub Desktop.
Стихи симонова тексты

Стихи симонова тексты


Стихи симонова тексты



Стихи Симонова
Тексты песен
Константин Симонов: Стихи


























Константин Симонов - стихи. Английское военное кладбище в Севастополе Всю жизнь любил он рисовать войну Всё лето кровь не сохла на руках Генерал День рождения Дом друзей Если бог нас своим могуществом Если дорог тебе твой дом Жди меня, и я вернусь Золотые рыбки Из дневника Изгнанник Когда со мной страданьем Кукла Летаргия Майор привез мальчишку на лафете Мальчик Мне хочется назвать тебя женой Мы оба с тобою из племени На час запомнив имена Над черным носом нашей субмарины Напоминает море - море Не сердитесь — к лучшему Не той, что из сказок Песня военных корреспондентов Плюшевые волки, зайцы, погремушки Поручик Предчувствие любви страшнее Родина Самый храбрый Сверчок Северная песня Слепец Слишком трудно писать Словно смотришь в бинокль Старик Сын артиллериста Сын Танк Тоска Три стихотворения Тринадцать лет. Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины У огня Фотография Хозяйка дома Часы дружбы Через двадцать лет Я много жил в гостиницах Я, верно, был упрямей всех Я, перебрав весь год, не вижу


Лучшие стихи Константина Симонова


В домотканом, деревянном городке, Где гармоникой по улицам мостки, Где мы с лётчиком, сойдясь накоротке, Пили спирт от непогоды и тоски;. Где, как чёрный хвост кошачий, не к добру, Прямо в небо дым из печи над трубой, Где всю ночь скрипучий флюгер на ветру С петушиным криком крутит домовой;. Где с утра ветра, а к вечеру дожди, Где и солнца-то не видно из-за туч, Где, куда ты ни поедешь, так и жди — На распутье встретишь камень бел-горюч, —. В этом городе пять дней я тосковал. Как с тобой, хотел — не мог расстаться с ним, В этом городе тебя я вспоминал Очень редко добрым словом, чаще — злым,. Этот город весь как твой большой портрет, С суеверьем, с несчастливой ворожбой, С переменчивой погодою чуть свет, По ночам, как ты, с короной золотой. Как тебя, его не видеть бы совсем, А увидев, прочь уехать бы скорей, Он, как ты, вчера не дорог был ничем, Как тебя, сегодня нет его милей. Этот город мне помог тебя понять, С переменчивою северной душой, С редкой прихотью неласково сиять Зимним солнцем над моею головой. Заметает деревянные дома, Спят солдаты, снег валит через порог Где ты плачешь, где поёшь, моя зима? Кто опять тебе забыть меня помог? В чужой земле и в городе чужом Мы наконец живём почти вдвоём, Без званых и непрошеных гостей, Без телефона, писем и друзей. Нам с глазу на глаз можно день прожить И, слава богу, некому звонить. Сороконожкой наша жизнь была, На сорока ногах она ползла. Как грустно — так куда-нибудь звонок, Как скучно — мигом гости на порог, Как ссора — невесёлый звон вина, И легче помириться вполпьяна. В чужой земле и в городе чужом Мы наконец живём почти вдвоём. Как на заре своей, сегодня вновь Беспомощно идёт у нас любовь. Совсем одна от стула до окна, Как годовалая, идёт она И смотрим мы, её отец и мать, Готовясь за руки её поймать. Всю жизнь любил он рисовать войну. Беззвёздной ночью наскочив на мину, Он вместе с кораблем пошёл ко дну, Не дописав последнюю картину. Всю жизнь лечиться люди шли к нему, Всю жизнь он смерть преследовал жестоко И умер, сам привив себе чуму, Последний опыт кончив раньше срока. Всю жизнь привык он пробовать сердца. Никак не можем помириться с тем, Что люди умирают не в постели, Что гибнут вдруг, не дописав поэм, Не долечив, не долетев до цели. Как будто есть последние дела, Как будто можно, кончив все заботы, В кругу семьи усесться у стола И отдыхать под старость от работы Дом друзей, куда можно зайти безо всякого, Где и с горя, и с радости ты ночевал, Где всегда приютят и всегда одинаково, Под шумок, чем найдут, угостят наповал. Где тебе самому руку стиснут до хруста, А подарок твой в угол засунут, как хлам; Где бывает и густо, бывает и пусто, Чего нет - того нет, а что есть - пополам. Дом друзей, где удач твоих вовсе не ценят И где счёт неудачам твоим не ведут; Где, пока не изменишься сам, - не изменят, Что бы ни было - бровью не поведут! Где, пока не расскажешь, допросов не будет, Но попросишь суда - прям, как штык, будет суд; Где за дерзость - простят, а за трусость - засудят, И того, чтобы нос задирал, не снесут! Сколько раз в твоей жизни при непогоде Он тебя пригревал - этот дом, сколько раз Он бывал на житейском большом переходе Как энзэ - как неприкосновенный запас! Чем ему отплатить за щедроты? Всей любовью своей или памятью, всей? Или проще - чтоб не был в долгу у него ты, Сделать собственный дом тоже домом друзей? Я хотел посвятить это стихотворенье Той семье, что сейчас у меня на устах, Но боюсь - там рассердятся за посвященье, А узнать себя - верно узнают и так! Чуть ругнут тебя на все корки, Гром - за дело ль, без дела ль - грянет, Под удобную поговорку, Как под крышу, спрячутся дряни. Упрекнёшь их - ответят тут же: Срам прикроют листиком шутки И пойдут, встряхнувшись, как утки. Снова - ты им за дорогого, Снова - помнят дорогу к дому, Долго ль, коротко ль? Не в одной лишь дружбе накладны Эти маленькие иуды; Что дружить не умеют - ладно, Да ведь служат-то тоже худо! Если бог нас своим могуществом После смерти отправит в рай, Что мне делать с земным имуществом, Если скажет он: Мне не надо в раю тоскующей, Чтоб покорно за мною шла, Я бы взял с собой в рай такую же, Что на грешной земле жила, -. Злую, ветреную, колючую, Хоть ненадолго, да мою! Ту, что нас на земле помучила И не даст нам скучать в раю. В рай, наверно, таких отчаянных Мало кто приведёт с собой, Будут праведники нечаянно Там подглядывать за тобой. Взял бы в рай с собой расстояния, Чтобы мучиться от разлук, Чтобы помнить при расставании Боль сведённых на шее рук. Взял бы в рай с собой все опасности, Чтоб вернее меня ждала, Чтобы глаз своих синей ясности Дома трусу не отдала. Взял бы в рай с собой друга верного, Чтобы было с кем пировать, И врага, чтоб в минуту скверную По-земному с ним враждовать. Ни любви, ни тоски, ни жалости, Даже курского соловья, Никакой, самой малой малости На земле бы не бросил я. Даже смерть, если б было мыслимо, Я б на землю не отпустил, Всё, что к нам на земле причислено, В рай с собою бы захватил. И за эти земные корысти, Удивлённо меня кляня, Я уверен, что бог бы вскорости Вновь на землю столкнул меня. Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нём исхоженные полы;. Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужжаньем пчёл И под липой сто лет назад В землю вкопанный дедом стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоём доме фашист топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал Если мать тебе дорога — Тебя выкормившая грудь, Где давно уже нет молока, Только можно щекой прильнуть; Если вынести нету сил, Чтоб фашист, к ней постоем став, По щекам морщинистым бил, Косы на руку намотав; Чтобы те же руки её, Что несли тебя в колыбель, Мыли гаду его белье И стелили ему постель Если ты отца не забыл, Что качал тебя на руках, Что хорошим солдатом был И пропал в карпатских снегах, Что погиб за Волгу, за Дон, За отчизны твоей судьбу; Если ты не хочешь, чтоб он Перевёртывался в гробу, Чтоб солдатский портрет в крестах Взял фашист и на пол сорвал И у матери на глазах На лицо ему наступал Если ты не хочешь отдать Ту, с которой вдвоём ходил, Ту, что долго поцеловать Ты не смел, — так её любил, — Чтоб фашисты её живьём Взяли силой, зажав в углу, И распяли её втроём, Обнажённую, на полу; Чтоб досталось трём этим псам В стонах, в ненависти, в крови Всё, что свято берёг ты сам Всею силой мужской любви Если ты фашисту с ружьём Не желаешь навек отдать Дом, где жил ты, жену и мать, Всё, что родиной мы зовём, — Знай: И пока его не убил, Ты молчи о своей любви, Край, где рос ты, и дом, где жил, Своей родиной не зови. Пусть фашиста убил твой брат, Пусть фашиста убил сосед, — Это брат и сосед твой мстят, А тебе оправданья нет. За чужой спиной не сидят, Из чужой винтовки не мстят. Раз фашиста убил твой брат, — Это он, а не ты солдат. Так убей фашиста, чтоб он, А не ты на земле лежал, Не в твоём дому чтобы стон, А в его по мёртвым стоял. Так хотел он, его вина, — Пусть горит его дом, а не твой, И пускай не твоя жена, А его пусть будет вдовой. Пусть исплачется не твоя, А его родившая мать, Не твоя, а его семья Понапрасну пусть будет ждать. Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей! Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Жёлтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придёт, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждёт. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, - Просто ты умела ждать, Как никто другой. Мы сняли куклу со штабной машины. Спасая жизнь, ссылаясь на войну, Три офицера - храбрые мужчины - Её в машине бросили одну. Привязанная ниточкой за шею, Она, бежать отчаявшись давно, Смотрела на разбитые траншеи, Дрожа в своём холодном кимоно. Земли и брёвен взорванные глыбы; Кто не был мёртв, тот был у нас в плену. В тот день они и женщину могли бы, Как эту куклу, бросить здесь одну Когда я вспоминаю пораженье, Всю горечь их отчаянья и страх, Я вижу не воронки в три сажени, Не трупы на дымящихся кострах, -. Я вижу глаз её косые щёлки, Пучок волос, затянутый узлом, Я вижу куклу, на кручёном шёлке Висящую за выбитым стеклом. Когда твоя тяжёлая машина Пошла к земле, ломаясь и гремя, И чёрный столб взбешённого бензина Поднялся над кабиною стоймя, Сжимая руль в огне последней вспышки, Разбитый и притиснутый к земле, Конечно, ты не думал о мальчишке, Который жил в Клину или Орле: Как ты, не знавший головокруженья, Как ты, он был упрям, драчлив и смел, И самое прямое отношенье К тебе, в тот день погибшему, имел. Пятнадцать лет он медленно и твёрдо Лез в небеса, упрямо сжав штурвал, И все тобой не взятые рекорды Он дерзкою рукой завоевал. Когда его тяжёлая машина Перед посадкой встала на дыбы И, как жестянка, сплющилась кабина, Задев за телеграфные столбы, Сжимая руль в огне последней вспышки, Придавленный к обугленной траве, Он тоже не подумал о мальчишке, Который рос в Чите или в Москве Когда уже известно, что в газетах Назавтра будет чёрная кайма, Мне хочется, поднявшись до рассвета, Врываться в незнакомые дома, Искать ту неизвестную квартиру, Где спит, уже витая в облаках, Мальчишка - рыжий маленький задира, Весь в ссадинах, веснушках, синяках. На час запомнив имена, — Здесь память долгой не бывает, — Мужчины говорят: Спасибо той, что так легко, Не требуя, чтоб звали милой, Другую, ту, что далеко, Им торопливо заменила. Она возлюбленных чужих Здесь пожалела, как умела, В недобрый час согрела их Теплом неласкового тела. А им, которым в бой пора И до любви дожить едва ли, Всё легче помнить, что вчера Хоть чьи-то руки обнимали. Я не сужу их, так и знай. На час, позволенный войною, Необходим нехитрый рай Для тех, кто послабей душою. Пусть будет всё не так, не то, Но вспомнить в час последней муки Пускай чужие, но зато Вчерашние глаза и руки. В другое время, может быть, И я бы прожил час с чужою, Но в эти дни не изменить Тебе ни телом, ни душою. Как раз от горя, от того, Что вряд ли вновь тебя увижу, В разлуке сердца своего Я слабодушьем не унижу. Случайной лаской не согрет, До смерти не простясь с тобою, Я милых губ печальный след Навек оставлю за собою. Напоминает море - море. Напоминают горы - горы. Напоминает горе - горе; Одно - другое. Чужого горя не бывает, Кто это подтвердить боится, - Наверно, или убивает, Или готовится в убийцы Не сердитесь — к лучшему, Что, себя не мучая, Вам пишу от случая До другого случая. В письмах всё не скажется И не всё услышится, В письмах всё нам кажется, Что не так напишется. Коль вернусь — так суженых Некогда отчитывать, А убьют — так хуже нет Письма перечитывать. Чтобы вам не бедствовать, Не возить их тачкою, Будут путешествовать С вами тонкой пачкою. От него, ревнивого, Затворившись в комнате, Вы меня, ленивого, Добрым словом вспомните. Скажете, что к лучшему, Память вам не мучая, Он писал от случая До другого случая. Я вас обязан известить, Что не дошло до адресата Письмо, что в ящик опустить Не постыдились вы когда-то. Ваш муж не получил письма, Он не был ранен словом пошлым, Не вздрогнул, не сошёл с ума, Не проклял всё, что было в прошлом. Когда он поднимал бойцов В атаку у руин вокзала, Тупая грубость ваших слов Его, по счастью, не терзала. Когда шагал он тяжело, Стянув кровавой тряпкой рану, Письмо от вас ещё всё шло, Ещё, по счастью, было рано. Когда на камни он упал И смерть оборвала дыханье, Он всё ещё не получал, По счастью, вашего посланья. Могу вам сообщить о том, Что, завернувши в плащ-палатки, Мы ночью в сквере городском Его зарыли после схватки. Стоит звезда из жести там И рядом тополь — для приметы А впрочем, я забыл, что вам, Наверно, безразлично это. Письмо нам утром принесли Его, за смертью адресата, Между собой мы вслух прочли — Уж вы простите нам, солдатам. Быть может, память коротка У вас. По общему желанью, От имени всего полка Я вам напомню содержанье. Вы написали, что уж год, Как вы знакомы с новым мужем. А старый, если и придёт, Вам будет всё равно ненужен. Что вы не знаете беды, Живёте хорошо. И кстати, Теперь вам никакой нужды Нет в лейтенантском аттестате. Чтоб писем он от вас не ждал И вас не утруждал бы снова Вы побольней искали слова. Мы перечли их терпеливо, Все те слова, что для него В разлуки час в душе нашли вы. Да где ж вы душу потеряли? Ведь он же был солдат, солдат! Ведь мы за вас с ним умирали. Я не хочу судьёю быть, Не все разлуку побеждают, Не все способны век любить, — К несчастью, в жизни всё бывает. Ну хорошо, пусть не любим, Пускай он больше вам ненужен, Пусть жить вы будете с другим, Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем. Но ведь солдат не виноват В том, что он отпуска не знает, Что третий год себя подряд, Вас защищая, утруждает. Что ж, написать вы не смогли Пусть горьких слов, но благородных. В своей душе их не нашли — Так заняли бы где угодно. В отчизне нашей, к счастью, есть Немало женских душ высоких, Они б вам оказали честь — Вам написали б эти строки;. Они б за вас слова нашли, Чтоб облегчить тоску чужую. От нас поклон им до земли, Поклон за душу их большую. Не вам, а женщинам другим, От нас отторженным войною, О вас мы написать хотим, Пусть знают — вы тому виною,. Что их мужья на фронте, тут, Подчас в душе борясь с собою, С невольною тревогой ждут Из дома писем перед боем. Мы ваше не к добру прочли, Теперь нас втайне горечь мучит: А вдруг не вы одна смогли, Вдруг кто-нибудь ещё получит? На суд далёких жён своих Мы вас пошлём. Вы клеветали На них. Вы усомниться в них Нам на минуту повод дали. Пускай поставят вам в вину, Что душу птичью вы скрывали, Что вы за женщину, жену, Себя так долго выдавали. А бывший муж ваш — он убит. Уж мёртвый вас не оскорбит В письме давно ненужным словом. Живите, не боясь вины, Он не напишет, не ответит И, в город возвратясь с войны, С другим вас под руку не встретит. Лишь за одно ещё простить Придётся вам его — за то, что, Наверно, с месяц приносить Ещё вам будет письма почта. Уж ничего не сделать тут — Письмо медлительнее пули. К вам письма в сентябре придут, А он убит ещё в июле. О вас там каждая строка, Вам это, верно, неприятно — Так я от имени полка Беру его слова обратно. Примите же в конце от нас Презренье наше на прощанье. Не уважающие вас Покойного однополчане. От Москвы до Бреста Нет такого места, Где бы не скитались мы в пыли. С лейкой и с блокнотом, А то и с пулемётом Сквозь огонь и стужу мы прошли. Без глотка, товарищ, Песню не заваришь, Так давай по маленькой нальём. Выпьем за писавших, Выпьем за снимавших, Выпьем за шагавших под огнём! Есть, чтоб выпить, повод — За военный провод, За У-2, за эмку, за успех. Как пешком шагали, Как плечом толкали, Как мы поспевали раньше всех. От ветров и водки Хрипли наши глотки, Но мы скажем тем, кто упрекнёт: Там, где мы бывали, Нам танков не давали — Но мы не терялись никогда. На пикапе драном И с одним наганом Первыми въезжали в города. Так выпьем за победу, За нашу газету. А не доживём, мой дорогой, Кто-нибудь услышит, Снимет и напишет, Кто-нибудь помянет нас с тобой! Уж сотый день врезаются гранаты В Малахов окровавленный курган, И рыжие британские солдаты Идут на штурм под хриплый барабан. А крепость Петропавловск-на-Камчатке Погружена в привычный мирный сон. Хромой поручик, натянув перчатки, С утра обходит местный гарнизон. Седой солдат, откозыряв неловко, Трёт рукавом ленивые глаза, И возле пушек бродит на верёвке Худая гарнизонная коза. Ни писем, ни вестей. Как ни проси их, Они забыли там, за семь морей, Что здесь, на самом кончике России, Живёт поручик с ротой егерей Поручик, долго щурясь против света, Смотрел на юг, на море, где вдали - Неужто нынче будет эстафета? По зыби, то зелёной, То белой от волнения, сюда, Построившись кильватерной колонной, Шли к берегу британские суда. Зачем пришли они из Альбиона? Донёсся дальний гром, И волны у подножья бастиона Вскипели, обожжённые ядром. Полдня они палили наудачу, Грозя весь город обратить в костёр. Держа в кармане требованье сдачи, На бастион взошёл парламентёр. Поручик, в хромоте своей увидя Опасность для достоинства страны, Надменно принимал британца, сидя На лавочке у крепостной стены. Заржавленные пушки, Две улицы то в лужах, то в пыли, Косые гарнизонные избушки, Клочок не нужной никому земли? Но всё-таки ведь что-то есть такое, Что жаль отдать британцу с корабля? Он горсточку земли растёр рукою: Забытая, а всё-таки земля. Дырявые, обветренные флаги Над крышами шумят среди ветвей Уже давно британцев оттеснили, На крышах залатали все листы, Уже давно всех мёртвых схоронили, Поставили сосновые кресты,. Когда санкт-петербургские курьеры Вдруг привезли, на год застряв в пути, Приказ принять решительные меры И гарнизон к присяге привести. Для боевого действия к отряду Был прислан в крепость новый капитан, А старому поручику в награду Был полный отпуск с пенсиею дан! Он всё ходил по крепости, бедняга, Всё медлил лезть на сходни корабля. Холодная казённая бумага, Нелепая любимая земля Касаясь трёх великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Всё, что у нас осталось вдалеке,. Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой её ты в детстве увидал. Клочок земли, припавший к трём берёзам, Далёкую дорогу за леском, Речонку со скрипучим перевозом, Песчаный берег с низким ивняком. Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли. Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы, Да, можно голодать и холодать, Идти на смерть Но эти три берёзы При жизни никому нельзя отдать. Мужчине - на кой ему чёрт порошки, Пилюли, микстуры, облатки. От горя нас спальные лечат мешки, Походные наши палатки. С порога дорога идёт на восток, На север уходит другая, Собачья упряжка, последний свисток - Но где ж ты, моя дорогая? Тут нету её, нас не любит она. Что ж делать, не плакать же, братцы! Махни мне платочком хоть ты, старина, Так легче в дорогу собраться. Как будто меня провожает жена, Махни мне платочком из двери, Но только усы свои сбрей, старина, Не то я тебе не поверю. С порога дорога идёт на восток, На север уходит другая, Собачья упряжка, последний свисток. Прощай же, моя дорогая! Словно смотришь в бинокль перевёрнутый - Всё, что сзади осталось, уменьшено, На вокзале, метелью подёрнутом, Где-то плачет далёкая женщина. Снежный ком, обращённый в горошину, - Её горе отсюда невидимо; Как и всем нам, войною непрошено Мне жестокое зрение выдано. Что-то очень большое и страшное, На штыках принесённое временем, Не даёт нам увидеть вчерашнего Нашим гневным сегодняшним зрением. Мы, пройдя через кровь и страдания, Снова к прошлому взглядом приблизимся, Но на этом далёком свидании До былой слепоты не унизимся. Слишком много друзей не докличется Повидавшее смерть поколение, И обратно не всё увеличится В нашем горем испытанном зрении. Был у майора Деева Товарищ — майор Петров, Дружили ещё с гражданской, Ещё с двадцатых годов. Вместе рубали белых Шашками на скаку, Вместе потом служили В артиллерийском полку. А у майора Петрова Был Лёнька, любимый сын, Без матери, при казарме, Рос мальчишка один. И если Петров в отъезде, — Бывало, вместо отца Друг его оставался Для этого сорванца. Сыну артиллериста Пора к коню привыкать! Бывало, Лёнька спасует, Взять не сможет барьер, Свалится и захнычет. Деев его поднимет, Словно второй отец. Подсадит снова на лошадь: Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! Прошло ещё два-три года, И в стороны унесло Деева и Петрова Военное ремесло. Уехал Деев на Север И даже адрес забыл. Увидеться — это б здорово! А писем он не любил. Но оттого, должно быть, Что сам уж детей не ждал, О Лёньке с какой-то грустью Часто он вспоминал. Кончилась тишина, Громом загрохотала Над родиною война. Деев дрался на Севере; В полярной глуши своей Иногда по газетам Искал имена друзей. Потом, приехавши с Юга, Кто-то сказал ему, Что Петров, Николай Егорыч, Геройски погиб в Крыму. Деев вынул газету, Спросил: А вскоре в один из пасмурных Северных вечеров К Дееву в полк назначен Был лейтенант Петров. Деев сидел над картой При двух чадящих свечах. Вошёл высокий военный, Косая сажень в плечах. В первые две минуты Майор его не узнал. Лишь басок лейтенанта О чём-то напоминал. Всё те же детские губы, Тот же курносый нос. А что усы — так ведь это Сбрить! Жаль, до такого счастья Отцу не пришлось дожить. Он, скрипнув зубами, молча Отёр рукавом глаза. И снова пришлось майору, Как в детстве, ему сказать: А через две недели Шёл в скалах тяжёлый бой, Чтоб выручить всех, обязан Кто-то рискнуть собой. Майор к себе вызвал Лёньку, Взглянул на него в упор. Пойдёшь один, без радиста, Рация на спине. И через фронт, по скалам, Ночью в немецкий тыл Пройдёшь по такой тропинке, Где никто не ходил. Будешь оттуда по радио Вести огонь батарей. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Отец я тебе иль нет? Где-то гремело и ухало. Майор следил по часам. В сто раз ему было б легче, Если бы шёл он сам. Сейчас, наверно, Прошёл он через посты. Сейчас он добрался К подножию высоты. Он теперь, должно быть, Ползёт на самый хребет. Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. Деев вышел на воздух — Как ярко светит луна, Не могла подождать до завтра, Проклята будь она! Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донёсся первый сигнал: Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня! И снова сигнал по радио: Летели земля и скалы, Столбом поднимался дым, Казалось, теперь оттуда Никто не уйдёт живым. Третий сигнал по радио: Четыре, десять — как раз То место, где его Лёнька Должен сидеть сейчас. Но, не подавши виду, Забыв, что он был отцом, Майор продолжал командовать Со спокойным лицом: По квадрату четыре, десять Било шесть батарей. Радио час молчало, Потом донёсся сигнал: Бейте, как я сказал. Я верю, свои снаряды Не могут тронуть меня. Немцы бегут, нажмите, Дайте море огня! И на командном пункте, Приняв последний сигнал, Майор в оглохшее радио, Не выдержав, закричал: Смертью таких не взять. Никто нас в жизни не может Вышибить из седла! В атаку пошла пехота — К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Лёнька С обвязанной головой. Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Был он как будто прежний, Спокойный и молодой, Всё те же глаза мальчишки, Но только Он обнял майора, прежде Чем в госпиталь уезжать: Вот какая история Про славные эти дела На полуострове Среднем Рассказана мне была. А вверху, над горами, Всё так же плыла луна, Близко грохали взрывы, Продолжалась война. Трещал телефон, и, волнуясь, Командир по землянке ходил, И кто-то так же, как Лёнька, Шёл к немцам сегодня в тыл. И не вернётся, Не сядет рядом у стола, Не разольёт нам чай, не улыбнётся; Пока не отыщу её следа - Ни есть, ни пить спокойно не смогу я И вдруг ушла и даже не могла Предупредить хоть словом или взглядом. Что ни пишу с тех пор - всё бестолочь, вода, Чернильные расплывшиеся пятна Вот фотография прибита косо. Дождь на дворе, забыл купить табак, Обшарил стол - нигде ни папиросы. Ни день, ни ночь - какой-то средний час. И скучно, и не знаешь, что такое На этот раз Ты пойман настоящею тоскою Я верил по ночам губам, Рукам лукавым и горячим, Но я не верил по ночам Твоим ночным словам незрячим. Я знал тебя, ты не лгала, Ты полюбить меня хотела, Ты только ночью лгать могла, Когда душою правит тело. И вдруг война, отъезд, перрон, Где и обняться-то нет места, И дачный клязьминский вагон, В котором ехать мне до Бреста. Вдруг вечер без надежд на ночь, На счастье, на тепло постели. Такой я раньше не видал Тебя, до этих слов разлуки: Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди,. Как слёзы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: Слезами измеренный чаще, чем вёрстами, Шёл тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась,. Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, всё-таки Родина - Не дом городской, где я празднично жил, А эти просёлки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на просёлках свела. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьём, Ты помнишь, старуха сказала: Ты знаешь, Алёша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока ещё милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я всё-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился,. За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла. Дурную женщину любил, А сам хорошим парнем был, С врагами - не застенчивым, К друзьям - не переменчивым;. Умел приехать к другу, Подать в несчастье руку, Поднять в атаку роту, Стать грудью в непогоду! Был и умён, и добр, и смел, И верен был отчизне, И одного лишь не умел В своей короткой жизни:. Взять отодвинуть взглядом И рассмотреть как следует Ту, что живет с ним рядом, Что спит с ним и обедает;. Ту, что с их первой встречи Была с ним всех короче, И жизнь его калеча, И честь его пороча Свои лишь ручки, ноженьки Любила да жалела, А больше ничегошеньки На свете не умела:. Ни сеять, ни пахать, ни жать, Ни думать, ни детей рожать, Ни просидеть сиделкою, Когда он болен, ночь, Ни самою безделкою В беде ему помочь. Как вспомнишь - так в глазах темно, За жизнь у ней лишь на одно Умения хватило - Свести его в могилу! А где же были мы - друзья? Тут виноват и ты и я! Молчали, замечали Да головой качали:. Мол, вроде неприлично Касаться жизни личной. Да так и не коснулись, Как умер лишь - проснулись! Главная Авторы Симонов, Константин Михайлович Стихи Симонова. В домотканом, деревянном городке. В чужой земле и в городе чужом. Дружба - дружбой, а служба - службой. Если бог нас своим могуществом. Если дорог тебе твой дом. На час запомнив имена. Не сердитесь — к лучшему. Словно смотришь в бинокль перевёрнутый. Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины. В домотканом, деревянном городке На отдельной странице Версия для печати. В чужой земле и в городе чужом На отдельной странице Версия для печати. На отдельной странице Версия для печати. Дом друзей На отдельной странице Версия для печати. Дружба - дружбой, а служба - службой На отдельной странице Версия для печати. Если бог нас своим могуществом На отдельной странице Версия для печати. Если дорог тебе твой дом На отдельной странице Версия для печати. Кукла На отдельной странице Версия для печати. Мальчик На отдельной странице Версия для печати. На час запомнив имена На отдельной странице Версия для печати. Не сердитесь — к лучшему На отдельной странице Версия для печати. Открытое письмо На отдельной странице Версия для печати. Песня военных корреспондентов На отдельной странице Версия для печати. Поручик На отдельной странице Версия для печати. Родина На отдельной странице Версия для печати. Северная песня На отдельной странице Версия для печати. Словно смотришь в бинокль перевёрнутый На отдельной странице Версия для печати. Сын артиллериста На отдельной странице Версия для печати. Товарищ На отдельной странице Версия для печати. Тоска На отдельной странице Версия для печати. Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины На отдельной странице Версия для печати. Чужая душа На отдельной странице Версия для печати. Статьи о литературе К истории творческих взаимоотношений Есенина и Клюева. Прочитав однажды до предела субъективные рассуждения Ю. Айхенвальда о своей поэзии, Александр Блок под свежим впечатлением от них написал: Любовь в произведении Жизнь Арсеньева Ивана Бунина. На обложке книги значилось: Князь Волконский и Марина Цветаева. Князь Сергей Михайлович Волконский — — внук декабриста, театральный деятель. С осени года С. Волконский жил в Москве, читал лекции в Институте слова, преподавал в Художественном театре, в студии Вахтангова, в еврейском театре Габима. При использовании материалов с сайта ссылка на philosofiya. Главная Авторы Симонов, Константин Михайлович Стихи Симонова Биография Симонова Стихи Симонова В домотканом, деревянном городке В чужой земле и в городе чужом Всю жизнь любил он рисовать войну. Дом друзей Дружба - дружбой, а служба - службой Если бог нас своим могуществом Если дорог тебе твой дом Жди меня, и я вернусь. Кукла Мальчик На час запомнив имена Напоминает море - море. Как с тобой, хотел — не мог расстаться с ним, В этом городе тебя я вспоминал Очень редко добрым словом, чаще — злым, Этот город весь как твой большой портрет, С суеверьем, с несчастливой ворожбой, С переменчивой погодою чуть свет, По ночам, как ты, с короной золотой. Мне не надо в раю тоскующей, Чтоб покорно за мною шла, Я бы взял с собой в рай такую же, Что на грешной земле жила, - Злую, ветреную, колючую, Хоть ненадолго, да мою! Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нём исхоженные полы; Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужжаньем пчёл И под липой сто лет назад В землю вкопанный дедом стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоём доме фашист топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал Когда я вспоминаю пораженье, Всю горечь их отчаянья и страх, Я вижу не воронки в три сажени, Не трупы на дымящихся кострах, - Я вижу глаз её косые щёлки, Пучок волос, затянутый узлом, Я вижу куклу, на кручёном шёлке Висящую за выбитым стеклом. Слёзные, болезные, Иногда прекрасные, Чаще — бесполезные. А замужней станете, Обо мне заплачете — Их легко достанете И легко припрячете. В отчизне нашей, к счастью, есть Немало женских душ высоких, Они б вам оказали честь — Вам написали б эти строки; Они б за вас слова нашли, Чтоб облегчить тоску чужую. Не вам, а женщинам другим, От нас отторженным войною, О вас мы написать хотим, Пусть знают — вы тому виною, Что их мужья на фронте, тут, Подчас в душе борясь с собою, С невольною тревогой ждут Из дома писем перед боем. Уже давно британцев оттеснили, На крышах залатали все листы, Уже давно всех мёртвых схоронили, Поставили сосновые кресты, Когда санкт-петербургские курьеры Вдруг привезли, на год застряв в пути, Приказ принять решительные меры И гарнизон к присяге привести. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Всё, что у нас осталось вдалеке, Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой её ты в детстве увидал. Вслед за врагом пять дней за пядью пядь Мы по пятам на Запад шли опять. На пятый день под яростным огнём Упал товарищ, к Западу лицом. Как шёл вперед, как умер на бегу, Так и упал и замер на снегу. Так широко он руки разбросал, Как будто разом всю страну обнял. Мать будет плакать много горьких дней, Победа сына не воротит ей. Но сыну было — пусть узнает мать — Лицом на Запад легче умирать. Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слёзы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я всё-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла. Дурную женщину любил, А сам хорошим парнем был, С врагами - не застенчивым, К друзьям - не переменчивым; Умел приехать к другу, Подать в несчастье руку, Поднять в атаку роту, Стать грудью в непогоду! Был и умён, и добр, и смел, И верен был отчизне, И одного лишь не умел В своей короткой жизни: Взять отодвинуть взглядом И рассмотреть как следует Ту, что живет с ним рядом, Что спит с ним и обедает; Ту, что с их первой встречи Была с ним всех короче, И жизнь его калеча, И честь его пороча Свои лишь ручки, ноженьки Любила да жалела, А больше ничегошеньки На свете не умела: Молчали, замечали Да головой качали:


Приказ управления по образованию 2013
Играть в шахматы для начинающих детей
Серьезные породы собак описание и фото
Лягается планета 5 что делать
Sheriff 1090 инструкция
Sign up for free to join this conversation on GitHub. Already have an account? Sign in to comment