Габдулла Тукай
Стихи Г. Тукая
Перевод стихотворения татарского поэта Габдуллы Тукая
Я угрожала вам письмом из какого-нибудь азиатского селения, теперь исполняю свое слово, теперь я в Азии. В здешнем городе находится двадцать различных народов, которые совершенно несходны между собою. Такое решение принял Верховный Совет Республики Татарстан. Этим человеком был Габдулла Тукай. Детство будущего поэта нельзя назвать счастливым. Позднее мать, оставив трехлетнего мальчика бедной старушке на воспитание, переехала с новым мужем в другую деревню. Через некоторое время Мамдуда взяла малыша к себе. В доме отчима он жил на половине прислуги, зато мама была каждый день рядом. Для Тукая это было самое счастливое время в его жизни. Но счастье длилось недолго: Габдулле пришлось называть мамой восьмерых чужих женщин. И дед отправил внука в Казань. В Казани, на Сенном базаре, ямщик ходил по толпе и предлагал его на усыновление. Так Габдулла оказался в доме ремесленника Ново-Татарской слободы Мухаммедвали. Однако вскоре грянула беда: Здесь Габдулла начал приобщаться к крестьянскому труду. Именно в кырлайский период он впервые осознал чувство любви к народу и родной земле. Впечатления кырлайской поры оставили в его творчестве неизгладимый след. Дом, в котором родился Тукай. Памятник Тукаю на его родине работы Баки Урманче. В Кырлае Габдулла начал учиться. Однако и тут ему было суждено пережить тяжелые дни. Взрослые дочери Сагди умерли от разных болезней, а сам хозяин неожиданно стал калекой. Когда у нее родился сын, ее отношение к приемышу вовсе ухудшилось. Уральск расположен у слияния реки Чаган с Уралом. Императрица Екатерина II решила на веки веков вытравить из памяти народов России название города-крепости, служившей верной опорой Пугачевского восстания, потрясшего Российскую империю. Впрочем, простонародье в своем обиходе так и продолжало называть его Яицким городком. Уральск был городом ремесленников и торговцев. Национальный состав населения здесь был чрезвычайно пестр: Будучи важнейшим связующим звеном между Внутренней Россией и Средней Азией, оживленным пунктом на пути торгово-экономических сношений, Уральск стал также культурным центром. Ведущая роль в скупке сырья в бескрайних степях среди казахов и киргизов принадлежала татарам, которые могли с ними свободно общаться. Первыми появились среди степняков булгаро-татары Заказанья. Позже, в конце XIX столетия, с ухудшением экономического положения булгаро-татары Заказанья целыми семьями потянулись в Уральск и Троицк. Выходцами Заказанья были и тетя Тукая по отцу Газиза с ее мужем Галиасгаром Усмановым, в чей дом приехал Тукай. В Уральске было три медресе: Здешняя жизнь благотворно повлияла на новичка. Среди шакирдов был силен интерес к литературе. Габдулла быстро сдружился с его сыном Камилем, а Камиль получил европейское воспитание, хорошо пел, одевался по последней моде, прилично знал русский и арабский, мог наизусть читать Коран Жадный до знаний Габдулла одновременно посещал и трехгодичный русский класс. Отлично усвоивший арабский, персидский и турецкий языки, он вскоре открыл для себя богатейший мир русской и западноевропейской литературы. Впервые в истории города народ, не таясь полиции, хлынул на маевку. Поэт не случайно вспомнил об этом двумя годами позже, когда министры-черносотенцы с трибуны Думы бросили в адрес мусульман провокационный вызов: Новые веяния, предвещавшие подъем революционного движения, оказывали на Тукая заметное влияние. Здесь появились первые татарские газеты и журналы: Он участвовал в демонстрациях, волной прошедших по городу. В Уральске Тукай сформировался как поэт и журналист. В доме, где жил Тукай в Уральске, открыт мемориальный музей. Журналистика становится для него родной стихией. Немало трудностей лежало на его пути. Революция шла на убыль. Правые депутаты в Государственной думе и в печати предложили татарам уехать из Российской империи, поставив многих соотечественников Габдуллы Тукая перед выбором: С этого момента и до конца жизни Габдулла Тукай был тверд в своей гражданской позиции. Поэта давно тянуло в родные края. Город, покинутый им восьмилетним мальчишкой, теперь представляется ему пределом мечты: Мальцом уехал он отсюда в неведомый городок на Урале-реке, а обратно возвращался уже зрелым неистовым публицистом, сатириком, общественным деятелем, признанным поэтом, великолепно владеющим, помимо родного татарского, русским, арабским, персидским и турецким языками. Что собой представляла тогда Казань? Большую роль в просвещении татар, а также народов Средней Азии и Казахстана, играла типография Казанского университета, распространяя огромную массу книжной продукции, в том числе и учебно-педагогической. Насыри, они изучили историю Булгарии, устное народное творчество. Здесь он сблизился с первым татарским большевиком Х. Амирхана и была одним из самых прогрессивных печатных органов. Казань стала временем расцвета таланта Тукая, временем его человеческой зрелости, временем его славы. Здесь он состоялся как поэт, как журналист, как общественный деятель. Габдулла Тукай и Фатих Амирхан. Европейски образованный Амирхан, конечно же, оказал глубокое влияние на развитие взглядов и совершенствование поэтического таланта Тукая. Печатаясь в них, он яростно боролся со всевозможными проявлениями реакции. Эти строки, можно сказать, являются своего рода эпиграфом к творческой деятельности поэта в условиях реакции. Уже ранний период творчества Тукая был отмечен страстной проповедью служения народу, хотя при этом у него преобладала еще риторика любви к нации. Поэт быстро перерос просветительскую романтику, все глубже проникая в реальный и духовный мир народа. Тукай опубликовал в этом журнале большинство своих сатирических произведений. Сенная площадь и мечеть. Старинное фото из коллекции Абдуллы Дубина. Примечательно, что Тукай из множества идейно-творческих задач выделяет для себя в качестве главных две: Правда, в народе имели распространение книги К. Яхина и отдельные хрестоматийные сборники. Были в Казани и свои молодые, признанные таланты: Творческая энергия Тукая нуждается в широком поле деятельности. Рахманкуловым и другими писателями и журналистами Тукай проводит литературные вечера, концерты, лекции. Номера "Болгар", в которых жил Габдулла Тукай. В этом здании были номера "Болгар". В настоящий момент разрушено, на его месте возведен новодел. Подлинный расцвет поэзии Тукая падает на казанский период. Книгоиздатели заранее стараются заручиться в том, что именно им поручит поэт издание своих новых произведений. Возможно, этому способствовал Г. Тукай придавал огромное значение становлению татарского национального театра. Виднейшую роль в создании татарского театра играл друг юности Тукая по Уральску Габдулла Кариев. Камал, признанный позже одним из основателей татарской драматургии, писал свои знаменитые комедии, а нередко и сам исполнял роли в спектаклях. В пореволюционном творчестве Тукая возникает целый цикл высокохудожественных поэтических и очерково-публицистических произведений, в которых исчерпывающе ясно и глубоко выражено отношение поэта к народу. Татарский поэт был весьма далек от слепой идеализации народа. Снимок 1 апреля года. Жизнь в Казани на многое раскрыла глаза Тукаю. Меняется настроение его духа. Вдохновенное творческое горение сменяется в дни разгула черносотенной реакции хандрой, душевным надломом, а в десятые годы в нем снова оживают светлые надежды на новый революционный подъем Иногда он пускается в путешествие, желая хоть на время избавиться от удручающей атмосферы Казани. Побывал на Макарьевской ярмарке в Нижнем Новгороде, съездил в Гурьевку Симбирской губернии…. Рамиева, встретился с азербайджанским общественным деятелем и писателем Н. Петербург встретил Тукая холодно. Здесь он не нашел людей, подобных Гафури. Разумеется, передовая национальная интеллигенция Петербурга не осталась равнодушной к приезду любимого поэта. Узнав о нем с опозданием, она стремилась окружить поэта своим вниманием. В середине июня он очутился в казахской степи, где надеялся поправить кумысом свое здоровье. Впечатления от этих поездок вылились в цикл ярких, красочных путевых заметок. Даже будучи тяжело больным, продолжал работать в типографии, дыша воздухом, насыщенным свинцовыми испарениями, и писать несмотря ни на что. Двумя стихотворениями отзывается Тукай на эту огромную для передовой татарской молодежи потерю. После смерти Хусаина жизнь для Тукая делается малоинтересной, постылой. Тукай уже чувствовал, что жить ему остается считанные месяцы. Издателем его уговаривают стать Ахметгарая Хасани, человека просвещенного и передовых взглядов. Однако он не перестает писать. Произведения последних месяцев жизни поэта еще полнее раскрывают его как великого патриота, гражданина, глубоко осмысливающего исторические судьбы родины. Снова и снова обращается он в своих стихах к Толстому, воспевает заслуги ученого и мыслителя Марджани. Поэт как бы подводит итоги своему творчеству, высказывает свои заветные мысли. Фото из книги Абдуллы Дубина "Казань историческая". Такой многолюдной процессии Казань еще не знала. От больницы на перекрестке улиц, которые ныне носят имена Островского и Кави Наджми, процессия двигалась к татарскому кладбищу в Ново-Татарской слободе. Редакции газет и журналов были завалены телеграммами соболезнования и скорби. Помимо телеграмм она публикует и русские стихи, посвященные памяти великого поэта. Большой интерес к личности и творчеству Тукая начинает проявлять русская и зарубежная печать. Много места уделяет памяти Тукая турецкая пресса. Имя Тукая означает целую эпоху в духовном развитии татарского народа, в становлении его литературы, искусства, культуры в целом. Поэт навсегда останется жить в благодарной памяти народа. Творчество Тукая давно перешагнуло национальные границы и стало явлением интернациональным. Среди его переводчиков Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Вероника Тушнова, Павел Радимов, Семен Липкин, многие татарские поэты. Февральским указом Президента РТ Рустама Минниханов год объявлен годом Габдуллы Тукая в Татарстане. Значение Габдуллы Тукая для татарского народа огромно. Памятник Тукаю на его родине в селе Тукай-Кырлай. Памятник Тукаю в Казани. За годы, прошедшие со дня смерти Тукая, его произведения издавались множество раз. Одно из солидных изданий его произведений увидело свет даже в тяжелые годы Великой Отечественной войны , стихи Тукая вместе с отважными воинами, сыновьями Татарстана сражались с гитлеровскими захватчиками и под Москвой, и на Курской дуге, и при штурме Берлина. Потому, что оно является составной частью мирового культурного наследия. Яруллиным на основе поэмы-сказки великого Тукая, выйдя за пределы нашей страны, обошел многие страны Запада и всюду встречал самый восторженный прием. Песни на слова Тукая в исполнении артистов Татарской государственной филармонии им. Тукая звучали со сцен Италии, Мальты и стран далекой Африки. Примечательно, что творчество Тукая питает, обогащает все отрасли искусства, стимулирует их расцвет. Жиганова, скульптурные и живописные произведения Б. Живет и здравствует Тукай и на театральной сцене, и в исторических романах. В Татарстане учреждена ежегодная Государственная премия имени Габдуллы Тукая, и каждый год 26 апреля мы узнает имена ее очередных лауреатов — писателей, музыкантов, художников. Центральная площадь и одна из улиц древней Казани названы именем Тукая. В одном из красивейших зданий, некогда принадлежащих потомку легендарного Шамиля, открыт Литературный музей Габдуллы Тукая. Литературный музей Габдуллы Тукая в Казани. Имя великого поэта присвоено бывшему Челнинскому району Татарстана. Горячо, празднично выражает народ любовь к своему великому сыну. Почитатели его таланта, поэты и писатели собираются у памятника Тукая возле Татарского академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. Писатели выезжают в Тукай-Кырлай, Арск, в Тукаевский район, где проводят литературные встречи с населением. Такие же торжества проводятся в Нижнекамске, Набережных Челнах, Альметьевске и других городах и районных центрах Татарстана. Кульминацией праздника являются августовские торжества у здания Татарского государственного академического театра имени Галиасгара Камала. Здесь казанцы знакомятся с новыми лауреатами Государственных премий Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая. Открытие памятника Тукаю в Санкт-Петербурге. Произведения Тукая большими тиражами издаются на русском и многих других национальных языках страны. Поэт продолжает жить вместе со своим народом, вместе с народами всей многонациональной России. Мы нашли эти два стихотворения Габдуллы Тукая и их переводы на русский язык на сайте http: Автор первого перевода, к сожалению, не указан. Автор второго перевода — А. При подготовке публикации использованы материалы сайтов http: Главная О проекте Реклама на сайте Контакты. Актуальная тема У всех на слуху Юбилей Полезно знать - юбилеи Афиша культурных событий Новая жизнь старой Казани. В курсе событий Факты и комментарии Впечатления Новая жизнь старой Казани Интересный собеседник Мысли вслух Мир увлечений Между нами студентами Я — очевидец Из дальних странствий возвратясь Сам себе писатель Читальный зал На редакционной кухне Без комментариев Я тебя понимаю Казань вчера, сегодня, завтра Точка на карте города Ретроспектива Казань средневековая X - XV века Казанское ханство годы Казанская губерния годы Татарская АССР годы Новейшая история с августа года История в лицах Город и горожане ЖЗЛ - казанская серия Казанских улиц имена Хранители истории Гости Казани Казанский некрополь Арский некрополь Татарский некрополь Любовь к отеческим гробам Пешком в историю Экскурсионными маршрутами Экспонаты рассказывают Казанский библиофил Житье-бытье Город нашей памяти Вспомним былое Моя родословная Республика, в которой мы живем Российская история Мировая история Спрашивайте — отвечаем Работа над ошибками Занимательная история Хочу всё знать Время и вещи Личные истории Об истории несерьезно Вежливость на каждый день Полезные советы Традиции на вашем столе Что в имени твоем? Цитата Я угрожала вам письмом из какого-нибудь азиатского селения, теперь исполняю свое слово, теперь я в Азии. Письмо Вольтеру Екатерина II, г. Дом, в котором родился Тукай Памятник Тукаю на его родине работы Баки Урманче В Кырлае Габдулла начал учиться. Кое-кто с кривой душою нам пустой дает совет: Уходите в край султана, здесь для вас свободы нет! Горька отчизна, но в чужбину не уйдем! Вместо десяти шпионов там пятнадцать мы найдем! Слава богу, казнокрады и в чужбине есть пока, И в чужбине баи рады рвать кусок у мужика! Разве мы ума лишились, чтобы, родину кляня, В полымя бежать чужое из привычного огня?! Мы уйдем, когда за нами вдаль уйдут и города, Цепь лихих тысячелетий, наши горькие года. От рожденья до кончины за родной живя чертой, Мы срослись навеки плотью с почвой родины святой! Если лучше вам, туда пожалте сами, господа! Бухараева С этого момента и до конца жизни Габдулла Тукай был тверд в своей гражданской позиции. С кем только жизнь в злой распре не бывала? В борьбе ты ей не уступай нимало! Старинное фото В этом здании были номера "Болгар". Снимок 1 апреля года Последние дни жизни Жизнь в Казани на многое раскрыла глаза Тукаю. Накануне он зашел проститься к Ф. Амирхану, снимавшему номер по соседству. Он умер, прожив неполные двадцать семь лет. Фото из книги Абдуллы Дубина "Казань историческая" Такой многолюдной процессии Казань еще не знала. Лишь значительные темы славу вечную приносят — Только так я обессмертил имя скромное свое. Памятник Тукаю на его родине в селе Тукай-Кырлай Памятник Тукаю в Казани За годы, прошедшие со дня смерти Тукая, его произведения издавались множество раз. Открытие памятника Тукаю в Санкт-Петербурге Произведения Тукая большими тиражами издаются на русском и многих других национальных языках страны. Его путь, путь к бессмертию и славе продолжается Деревья, камни, как меня, твой стих привел в движенье. Могу ли я не ликовать, твоим подвласный чарам? Лишь тот поэт, кто жизнь творит, владея божьим даром. Как солнце освещает мир, его моря и сушу, Так всю, до дна, своим стихом ты озарил мне душу. Я мудрость книг твоих постиг, познал источник сил я, Вступил я в щедрый твой цветник, твоих плодов вкусил я. Бродил я по садам твоим, стоя пред каждым древом, Внимал я соловьям твоим, бессмертным их напевам. Нисходит в душу чистый свет, свет правды непоборной. Стихи и повести твои влекут меня, сверкая. Мне дела нет, что у тебя религия другая. Моя душа сходна с твоей, но силы несравнимы. О, как мне мощь твоя нужна, певец неповторимый! Пока огонь стиха живет в груди моей, Я годен для борьбы, я старости сильней. На печку не взберусь, вздыхая тяжело,- Возьму я от стихов мне нужное тепло. Хотя ступени все нужны и ни одной нельзя убрать, Не хочет верхняя ступень себя с подругами ровнять. Но люди лестницу в саду перевернули, и как на грех,- Была ступенька наверху, а оказалась ниже всех. Целый мир в твоем богатстве я постиг! Качая колыбель, тебя мне в песне открывала мать, А сказки бабушки потом я научился понимать. Родной язык, родной язык, с тобою смело шел я вдаль, ты радость возвышал мою, ты просветлял мою печаль. Родной язык, с тобой вдвоем я в первый раз молил творца: РОДНОЙ ЯЗЫК О, как хорош родной язык, отца и матери язык, Я в мире множество вещей через тебя навек постиг! Сперва на этом языке, качая зыбку, пела мать, А после — бабушка меня старалась сказкою унять. Родной язык, ты мне помог понять и радость с малых лет, И боль души, когда в глазах темнеет, меркнет ясный свет. Ты мне, родной язык, изречь молитву первую помог: Ганиева Ясный лик на небе кажет лучезарная луна. На соломенные крыши льет сребристый свет она. Мертвым сном забылись люди, от трудов утомлены. И собаки не желают даже вылезть за порог. Лишь в одной избушке светит осторожный огонек. Там старуха бьет поклоны за молитвою святой. К небу от земной юдоли унеслась она душой. Вот она, сложив ладони, их приблизила к лицу: Слезы капают у старой, бледный лоб давно иссох. Ту молитву неужели не услышит вышний бог? В нашей речке сам не свой. Волны трогаю руками и бодаю головой. Так играл, нырял, смеялся, может, час иль полтора И подумал, что не скоро разберет меня жара. Вдруг чего-то забоялся — из воды скорей бегом. Никого со мною рядом, тишина стоит кругом. Уходить уже собрался и увидел в трех шагах: Ведьма страшная присела молчаливо на мостках. И на солнышке сверкает гребешок златой в руке - Он, волос ее касаясь, отражается в реке. Заплела колдунья косы, в речку прыгнула она, И тотчас ее сокрыла набежавшая волна. Тут тихонько я подкрался и увидел: Без оглядки мчусь, а тело всё трясется, всё дрожит. В глазах земли мельканье. Так достигли мы деревни. И тогда на Водяную все собаки поднялись. Эй, старуха злая, гребня ты лишилась навсегда! Я пришел домой и маме этот гребень показал. Обо всем поведал сразу. И, гребенку теребя, Мать стоит, дрожа, о чем-то размышляет про себя II Солнце в небе закатилось. Духовитою прохладой летний вечер входит в дом. Я лежу под одеялом. Но не спится всё равно. Кто-то к нам стучит в окно. Я лежу, не шелохнувшись, что-то боязно вставать. Но во тьме, от стука вздрогнув, пробудилась сразу мать. Что б на месте провалилась! Скажите, где златой мой гребешок? Сам дрожу от страха: И, встревожась не на шутку, ведьму старую кляня, Мать, шагнув к моей постели, принялась и за меня. С той поры, как отругала мать меня за воровство, Никогда не трогал, знайте, я чужого ничего. Вот за мышкою хвостатой погналась Псы не портят настроенья, не видны и не слышны. Спит она в покое полном, видя радужные сны. Пробуждение Встала кисонька, зевнула, широко раскрыла пасть, Потянулась, облизнулась и опять зевнула всласть. Вот усами шевельнула, лапкой ухо поскребла, Спину выгнула дугою, взглядом стены обвела. И опять глаза закрыла. Неохота разбираться ни в хорошем, ни в плохом. Вновь потягиваться стала, сонную сгоняя лень, - Это делают все кошки и все люди каждый день. Умная задумчивость и удивление Вот уселася красиво, принимая умный вид, Призадумалась — и сразу весь огромный мир забыт. Совершенно невозможно знать теченье дум ее: То ль прогресс племен кошачьих занимает ум ее, Или то, что в лапы кошкам мыши сами не идут, Или то, что зря у птичек крылья быстрые растут, Или то, что кур и уток трогать ей запрещено, Молоко лакать из крынки ей в подвале не дано. То ли думает о пище — той, что съедена вчера, То ль о том, что пуст желудок, что поесть давно пора. Раздался где-то еле-еле слышный звук - И развеялись мечтанья, оживилось сердце вдруг. Может быть, за печкой мышка хитрая ползет? Или, может, это крыса доску под полом грызет? Протянул ли паутину тут поблизости паук? И, к нему попавши в лапы, муха стонет там от мук? Неизвестно, — знают кошки лишь одни. Видно только, как блеснули у нее в глазах огни. Тонкая наблюдательность Встала, важное почуяв: Уши тихо шевелятся, каждый глаз как желтый шар. Тут поблизости для кошки несомненно что-то есть! Что же, радость или горе? Вот опять забота есть. Огонь уже зажегся, разгоняя в доме мрак. Перед зеркалом хозяйка поправляет свой калфак. В этот вечер богачиха в дом один приглашена, И в гостях, конечно, хочет покрасивей быть она. Оттого она и кошку не кормила, может быть: По такой причине важной кошку можно и забыть! И глядит печально кошка: Всё готовы продырявить желтые глаза ее. Надежда и разочарование Посмотрите-ка! Улыбкой рыльце всё озарено, Пусть весь мир перевернется, нашей кошке всё равно. Знает острое словечко хитрый кисонькин язык. Но до времени скрывает, зря болтать он не привык. Но прошло одно мгновенье, вновь является она. Что же с кошечкой случилось? Обмануть людей хотела, улыбаясь без конца, Всё надеялась — за это ей дадут поесть мясца. Оттого-то у нее печальный вид, И опять она горюет, вновь душа ее болит. Страдание и неизвестность Так никто и не дал пищи! Как ей хочется поесть! Стонет, жалобно мяучит — этих мук не перенесть. На лице печаль, унынье: Вдруг какой-то звук раздался от нее невдалеке. Мигом кисонька забыла о печали, о тоске. Что там — люди иль возня мышей и крыс? Сделались глаза большими, уши кверху поднялись. Кто там — друг ее иль враг? Что сулит ей этот шорох — много зла иль много благ? Притворяется безразличной Вот поставили ей чашку с теплым сладким молоком, Но притворщица как будто и не думает о нем. Хоть и очень кушать хочет, хоть и прыгает душа, Как суфий к еде подходит, не волнуясь, не спеша. Показать она желает, что совсем не голодна, Что обжорством не страдает, что не жадная она. Из-за жадности побои доставались ей не раз - У нее от тех побоев сердце ноет и сейчас. Подготовка к нападению и лень от сытости Вот она прижала уши и на землю прилегла, - Что бы ни зашевелилось, прыгнет вмиг из-за угла. Приготовилась к охоте и с норы не сводит глаз: Серой мышки тонкий хвостик показался там сейчас. Или мальчики бумажку тащат, к нитке привязав? Не зря притихла — знаем мы кошачий нрав. Но взгляните — та же кошка, но какой беспечный вид! Как блаженно отдыхает эта кошка-егоза. Незаметно закрывает золотистые глаза. Вы кошку не тревожьте, шалуны. Игры — после, а покуда пусть досматривает сны. На семью кошачью с лаской каждый смотрит не дыша. Моет, лижет мать котенка, балует, дрожит над ним. От раздумья к удовольствию Вот она вперилась в точку и с нее не сводит глаз. Над каким она вопросом призадумалась сейчас? В голове мелькают мысли — нам о них не знать вовек, Но в глазах ее раздумье замечает человек. Наконец она устала над вопросом размышлять, Удовольствию, покою предалась она опять. Страх — гнев и просто страх Вот над кошкой и котенком палка злая поднята, Как известно, бедных кошек не жалеет палка та. Мать боится и котенок — нрав их трудно изменить, Но со страхом материнским страх котенка не сравнить. Кошка-мать готова лапкой палку бить, кусать сапог, А котенок испугался — и со всех пустился ног. Наслаждение и злость Спинку ласково ей гладят, чешут острое ушко, Ах, теперь-то наслажденье кошки этой велико! Тихой радости и счастья наша кисонька полна, Ротик свой полуоткрыла в умилении она. Голова склонилась набок, слезы искрятся в глазах. Где былая боль и страх! Удивительно, чудесно жить на свете, говорят, Так-то так, но в мире этом разве всё идет на лад? Всё непрочно в этом мире! Так уж, видно, повелось: Радость с горем под луною никогда не ходят врозь. Гость какой-то неуклюжий хвост ей больно отдавил Или зря по спинке тростью изо всех ударил сил. От обиды этой тяжкой кошка злобою полна, Каждый зуб и каждый коготь точит на врага она. Дыбом шерсть на ней, и дышит злостью каждый волосок, Мщенье страшное готовит гостю каждый волосок. Вот она, судьбы превратность! Мир наш — суета сует: Нашей кисоньки веселой в этом мире больше нет! Эта новость очень быстро разнеслась. И вот теперь Там, в подполье, верно, праздник, пир горой идет теперь. Скачут мыши, пляшут крысы: Угнетательница-кошка спит в могиле, говорят. Некролог В мир иной ушла ты, кошка, не познав земных отрад. Хоть было много зла в твоих делах, Спи спокойно в лучшем мире! Добр и милостив аллах! Весь свой век ты охраняла от мышей наш дом, наш хлеб, И тебе зачтется это в книге праведной судеб. Как тебя я вспомню, кошка, — жалость за сердце берет. Даже черви осмелели, а не то что мыший род. Ты не раз была мне, друг мой, утешеньем в грустный час. Знал я радостей немало от смешных твоих проказ. А когда мой дед, бывало, на печи лежал, храпя, Рядышком и ты дремала, всё мурлыча про себя. Ты по целым дням, бывало, занята была игрой, Боли мне не причиняя, ты царапалась порой. Бялиши крала на кухне, пищу вкусную любя, И за это беспощадно били палкою тебя. Я, от жалости рыдая, бегал к матушке своей, Умолял ее: Не жалеть о ней нельзя. В этом мире непрестанно разлучаются друзья. Пусть аллах наш милосердный вечный даст тебе покой! Я исцелен, я счастлив, я живу. Я пью тебя, отрада из отрад. И слово, мной прочтенное, тогда Встает как путеводная звезда, Бесстрашно сердце, радостна душа, И суета вседневная чужда. И, распрямленный верою в себя, Я вдаль гляжу с надеждою святой. В один прекрасный летний день, забившись в уголок, Готовил мальчик поутру учителю урок. Он книгу толстую читал не отрывая глаз, И слово каждое ее твердил по многу раз. Скользнуло солнышко лучом в закрытое окно: Ты был прилежным, но закрой учебник и тетрадь, На воле чудно и светло, тебе пора играть! Ведь если я пойду гулять, кто выучит урок? И для игры мне хватит дня, оставим разговор. Пока не кончу, ни за что не выбегу во двор! Но в это время под окном защелкал соловей И слово в слово повторил: Ведь если выйду я во двор, кто выучит урок? Когда закончу, не зови — сам выбегу туда. И, так ответив, замолчал, за книгу взялся он И снова трудится над ней, ученьем увлечен. Тут веткой яблоня стучит в закрытое окно: Должно быть, скучно всё сидеть за книгами с утра, В саду под деревом густым тебе играть пора! Хоть славно на дворе, Когда уроки за тобой, веселья нет в игре! И мальчик быстро в сад бежит: Тут солнце красное ему с небес улыбку шлет, Тут ветка яблони ему дарит румяный плод, Там соловей запел ему о том, как счастлив он. А все деревья, все цветы отвесили поклон! Что ж поэту делать, если вдохновенье не придет? Всем известно, что, знакомы с этой истиной простой, Байрон, Лермонтов и Пушкин вдохновлялись красотой. От зубов твоих слепящих я стихи свои зажег. Разве жемчугу морскому уступает жемчуг строк? Ведь пока не искромсает сердца нам любви клинок, Что такое наше сердце? Всех сородичей-поэтов я оставлю позади. Бич любви, свисти нещадно и вперед меня веди! Я б от царства отказался. Что мне толку в царстве том? Чем над миром быть владыкой, лучше стать любви рабом. О, как сладки муки эти, муки тайного огня! Есть ли кто-нибудь на свете понимающий меня? Со мной из всех влюбленных не сравнится ни один. Я люблю стократ сильнее, чем Фархад любил Ширин. В ней живет Татар многострадальная душа. В протяжных звуках — трехсотлетний гнет. Горька она и всё же хороша. Да, много тягот испытали мы, Не сосчитать пролитых нами слез. Но пламенную верную любовь Напев свободный сквозь века пронес. Я изумленно слушал, отойдя От повседневной суеты земной, И возникал передо мной Булгар, И Ак-Идель текла передо мной. Не вытерпел я, подошел к певцу, Спросил, коснувшись бережно руки: Свет вечерний тих и ласков, под луною всё блестит, Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит. Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне, Дрема мне глаза смыкает, сны витают в тишине. Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля, - Что разлукою зовется, то впервые вижу я. Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости, Место, где я жил надеждой людям пользу принести! О, прощай, родимый город, город детства моего! Милый дом во мгле растаял — словно не было его. Скучно мне, тоскует сердце, горько думать о своем. Нет друзей моих со мною, я и дума — мы вдвоем. Как на грех, еще и кучер призадумался, притих, Ни красавиц он не славит, ни колечек золотых. Мне недостает чего-то, иль я что-то потерял? Всем богат я, нет лишь близких, сиротой я нынче стал. Кому известны их поступки и дела? Я с родными разлучился, жить несносно стало мне, И по милым я скучаю, как по солнцу, по луне. И от этих дум тяжелых головою я поник, И невольно слезы льются — горя горького родник. Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой: Вот Казань перед тобой! О, Казань, ты грусть и бодрость! Здесь деянья дедов наших, здесь священные места, Здесь счастливца ожидают милой гурии уста. Здесь науки, здесь искусства, просвещения очаг, Здесь живет моя подруга, райский свет в ее очах. Ясна душа певца, весна в душе навек, Она не знает зим, ей неизвестен снег. Пускай состарюсь я — не стану стариком, Что богу молится да мелет языком. А смерть придет ко мне — я громко запою, И даже Азраил услышит песнь мою. Пусть в землю я сойду,— спою в последний раз: Где ты, жизни половина? Если я теперь на небо жизни горестной смотрю, Я уж месяца не вижу, светит полная луна. И с каким бы я порывом ни водил пером теперь, Искры страсти не сверкают и душа не зажжена. Саз мой нежный и печальный, слишком мало ты звучал. Гасну я, и ты стареешь Как расстаться мне с тобой? В клетке мира было тесно птице сердца моего; Создал бог ее веселой, но мирской тщете чужой. Сколько я ни тосковал бы в рощах родины моей, Все деревья там увяли, жизни в них нельзя вдохнуть. И ее, мою подругу, холод смерти погубил, Ту, которая улыбкой освещала жизни путь. Мать моя лежит в могиле. О страдалица моя, Миру чуждому зачем ты человека родила? С той поры, как мы расстались, стража грозная любви Сына твоего от двери каждой яростно гнала. Всех сердец теплей и мягче надмогильный камень твой. Самой сладостной и горькой омочу его слезой. Я иду, не склонясь к дорожному праху, Я преграды пинком устраняю с размаху,- Молодому поэту, коль взял он перо, Поддаваться нельзя ни соблазнам, ни страху. Не страшимся мы вражьего злобного воя,- Как в Рустаме, живет в нас отвага героя. У поэта бывают и горе и грусть, Он как море, а море не знает покоя. От добра я, как воск, размягчаюсь и таю, И, хваля справедливость, я мед источаю. Но увижу недоброе дело — бранюсь, Ух, и злюсь я, как только я подлость встречаю! Зло и гнусность доводят мой гнев до предела,- Будто палкою тычут назойливо в тело. Пусть в меня иногда и стреляют нежданно, Не кричу: Горьким вышел мой стих, горечь сердца вбирая. Он испекся как будто, а мякоть сырая. Соловья ощущаешь в груди, а на свет Лезет кошка, мяуканием слух раздирая. Сладкое-горькое блюдо нам кажется вкусным, Хоть отважно смешал я веселое с грустным. Хоть и сладость и горечь смешал я в стихах,- Я свой труд завершу, если буду искусным. Образцами мне Пушкин и Лермонтов служат. Я помалу карабкаюсь, сердце не тужит. До вершины добраться хочу и запеть, Хоть посмотришь на кручу — и голову кружит. Путь далек, но до цели меня он доставит. Не горбат, я не жду, что могила исправит. Где-то спящие страсти прорвутся на свет. И небес благодать мои крылья расправит. Родник с водой студеной от нас подать рукой. Мне всё вокруг отрадно, мне вкус воды знаком, Люблю душой и телом я всё в краю моем. Здесь бог вдохнул мне душу, я свет увидел здесь, Молитву из Корана впервые смог прочесть, Впервые здесь услышал слова пророка я, Судьбу его узнал я и путь тяжелый весь. Запомнились навеки событья детских лет, Нет времени счастливей, забав беспечней нет. Я помню, как, бывало, по черной борозде Шагал со старшим братом я за сохою вслед. Я многое увижу — ведь жизнь еще длинна. И ждет меня, наверно, дорога не одна; Но только где б я ни был и что б ни делал я - Ты в памяти и сердце, родная сторона! Эти земли луговые, чувства издали маня, Память мучая, вернули на родной простор меня. Пусть несчастным сиротою в этом я возрос краю, Пусть томили униженья юность горькую мою, - Времена те миновали, птицей улетели прочь, Дни былые вспоминаю, как с дурными снами ночь. Хоть твои хлестали волны — не пошел мой челн на дно, Хоть твое палило пламя — не сожгло меня оно, И поэтому я понял, край мой, истину одну, Что душа равно приемлет и огонь твой, и волну. Я постиг, что всё священно: И овчарки, и бараны — вся родная сторона. Любо мне и то, что плохо, даже то, чем ты бедна Перевод: Вот снял он одежду, Ведерко поднес, Хотел оплеснуться, Но Капли не вылил, не то что до дна! То ставит ведро, то поднимет ведро - И так и сяк примеряет хитро, Но дрожь по телу — аж зуб на зуб, Пока не взъярился и в сторону — хлюп! Сердце к любимой всё тянется вновь, Грежу красавицей наяву, В сновидениях стоном зову, Жить без нее, друзья, не могу, Но только увижу, как заяц бегу. Встречусь случайно, зажмурю глаза, Словно меня опалила гроза; Стихи напишу о лучах этих бус, А подписать этот стих боюсь Слышал я, дорогие друзья, Отбыла будто царица моя. Где уж там быть от нее письму! Не знает меня, я рад и тому. А может — как знать? Сам я об этом и знать не хочу! Стих ей под ножки стелю, как парчу. Райским блаженством я истеку, Если пройдет она по стиху. Меня наставник школьный с детских лет Учил старинный соблюдать обет: Благодарить аллаха мы должны, Заметив в небе лунный силуэт. С тех пор, когда на темный небосвод Луна, тонка или кругла, взойдет, Благоговейно на нее смотрю: Не к божеству ведет моя стезя. Ведь иногда те самые слова От всей души твержу, мои друзья! Когда в толпе внезапно узнаю Мою любовь, красавицу мою,- Язык немеет. Ведь перед ней как вкопанный стою. Как новолунье — брови. Как луна, Лицо сияет. Но, девушку заметив, Котбуддин, Или другой невежа, Шамсуддин, Не скажут никогда высоких слов, Хоть доживут, профаны, до седин. А что сказал при этом Котбуддин? Даже куры в том Кырлае петь умеют Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил, На земле его работал — сеял, жал и боронил. Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик, А река, народа гордость, — просто маленький родник. Эта сторона лесная вечно в памяти жива. Бархатистым одеялом расстилается трава. Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ: В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет. От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро, Набираешь в миг единый ягод полное ведро. Часто на траве лежал я и глядел на небеса. Грозной ратью мне казались беспредельные леса. Точно воины, стояли сосны, липы и дубы, Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы. Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось, И от них благоуханье в сладком воздухе лилось. Улетали, прилетали и садились мотыльки, Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки. Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине И пронзительным весельем наполняли душу мне. Здесь и музыка и танцы, и певцы и циркачи, Здесь бульвары и театры, и борцы и скрипачи! Этот лес благоуханный шире море, выше туч, Словно войско Чингисхана, многошумен и могуч. И вставала предо мною слава дедовских имен, И жестокость, и насилье, и усобица племен. II Летний лес изобразил я, — не воспел еще мой стих Нашу осень, нашу зиму, и красавиц молодых, И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй! Но постой, я замечтался Вот бумага на столе Я ведь рассказать собрался о проделках шурале. Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй: Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай. III Разумеется, что в этом удивительном лесу Встретишь волка, и медведя, и коварную лису. Здесь охотникам нередко видеть белок привелось, То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось. Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят. Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят. Много сказок и поверий ходит по родной земле И о джинах, и о пери, и о страшных шурале. Бесконечен, словно небо, древний лес, И не меньше, чем на небе, может быть в лесу чудес. IV Об одном из них начну я повесть краткую свою, И — таков уж мой обычай — я стихами запою. Как-то в ночь, когда сияя, в облаках луна скользит, Из аула за дровами в лес отправился джигит. На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор, Тук да тук, деревья рубит, а кругом дремучий бор. Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна. Оттого, что птицы спали, нарастала тишина. Дровосек работой занят, знай стучит себе, стучит. На мгновение забылся очарованный джигит. Какой-то крик ужасный раздается вдалеке, И топор остановился в замахнувшейся руке. И застыл от изумленья наш проворный дровосек. Смотрит — и глазам не верит. Джин, разбойник или призрак — этот скрюченный урод? До чего он безобразен, поневоле страх берет! Нос изогнут наподобье рыболовного крючка, Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака. Злобно вспыхивая, очи в черных впадинах горят, Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд. Он похож на человека, очень тонкий и нагой, Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной. У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых, - Десять пальцев безобразных, острых, длинных и прямых. V И в глаза уроду глядя, что зажглись как два огня, Дровосек спросил отважно: Но хотя я не разбойник — я не праведник святой. Почему, тебя завидев, я издал веселый крик? Потому что я щекоткой убивать людей привык. Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать, Убиваю человека, заставляя хохотать. Ну-ка, пальцами своими, братец мой, пошевели, Поиграй со мной в щекотку и меня развесели! Ты согласен или нет? Видишь толстое, большое и тяжелое бревно? Давай сначала поработаем вдвоем, На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем. Щель большую ты заметил на другом конце бревна? Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!.. На указанное место покосился шурале И, джигиту не переча, согласился шурале. Пальцы длинные, прямые положил он в пасть бревна Простая хитрость дровосека вам видна? Клин, заранее заткнутый, выбивает топором, Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком. Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой, Он стоит, не понимая умной выдумки людской. Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле Прищемились и остались в щели пальцы шурале. Шурале обман увидел, шурале вопит, орет. Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ. С покаянною мольбою он джигиту говорит: Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек. Весь твой род не буду трогать никогда, о человек! Никому не дам в обиду! Пусть гуляет он в лесу! Дай пожить мне на земле! Что тебе, джигит, за прибыль от мучений шурале? Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой. Дровосек его не слышит, собирается домой. Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит? Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу, На вопрос: Это имя не забудь: А теперь — пора мне в путь. Шурале кричит и воет, хочет силу показать, Хочет вырваться из плена, дровосека наказать. Лесные духи, помогите мне скорей, Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей! А наутро прибежали шурале со всех сторон. Чем ты, дурень, огорчен? Помолчи-ка, нам от крика невтерпеж. Абзарауный образованный — укымышлы. Мантыйк — формаль логика. Галлямэ — бик белгеч. Добавить комментарий Имя обязательное Обновить Отправить.
Стихи Проза Разное Стихи в звуке Авторы Фотоальбомы Плейкасты Конкурсы Отзывы Форум О нас Поиск. Перевод стихотворения татарского поэта Габдуллы Тукая. В "Избе-читальне" вы сможете найти или опубликовать стихи, прозу и другие литературные разные жанры публицистика, литературная критика и др. Отправляя любой текст, через специальные формы на сайте, вы соглашаетесь с политикой конфиденциальности данного сайта. Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются действующим законодательством. Ответственность за содержание произведений закреплена за их авторами. О нас Контакты Реклама.
Где лучше посадить дицентру
Красить губы во сне помадой перед зеркалом
Стратегия черепаший суп
Регистрация права собственности пошлина 2017
Теорема о дифференцируемости