С. Г. Воркачев | Политическая лингвистика. – Вып. 3(41). – Екатеринбург, 2012. – С. 17-26.
Полузабытое и диалектное слово «быдло», заимствованное в восточнославянские языки из польского в значении «крупный рогатый скот» и зафиксированное в лексикографии прошлого века с пометами «устар.», «обл.» и обязательно «прост. презр.» и «бран.», «прогибернировав» в общем фонде русского языка в виде своего рода «дремлющей инфекции» до начала XXI в., внезапно проснулось и взмыло чуть ли не на вершины речевого употребления, воспользовавшись, видимо, ослаблением культурно-языкового иммунитета. Так, если по данным частотного словаря, составленного на основе корпуса современного русского языка, включающего тексты, большинство из которых написаны между 1980 и 1995 гг., частотность слова «быдло» относительно невелика – 2.53 ipm (вхождений на миллион слов) при 374.86 ipm для слова «народ» (т. е. соотношение 1:150), то в настоящий момент поисковая система «Яndex» уже дает для него 5.000.000